— Предать меня! Меня, который столько для нее сделал!
Это риторическое восклицание, конечно, не требовало ответа, но воспитанный Зиг вежливо кивнул в знак сочувствия. Пауль продолжал изливать свое горе:
— Разве я в чем-нибудь отказывал ей? Нет, никогда! Она получала от меня все, что хотела. Если бы она мне сказала: «Я хочу весь этот ювелирный магазин», следующей же ночью я бы опустошил его. Как-то раз мы с ней шли по улице, и она увидела красивое платье в витрине. Лина сказала тогда, что это платье очень бы ей пошло, и в тот же вечер оно было у нее.
— Ты, конечно, купил его? — с иронией спросил сыщик.
— Нет, — ответил Пауль, — я украл его.
— Прекрасное средство, позволяющее мужьям не разоряться на жен, — с юмором заметил Зиг.
Атлет продолжал размышлять вслух:
— Много ли мне надо денег? Пустяки! Стакан пива, кусок хлеба и ночлег — вот и все, что мне требовалось. Я вырос в деревне и получил простое воспитание.
— Это видно, — сказал полицейский.
— Только для нее мне нужны были деньги, только ради нее я стал вором, а потом и убийцей.
Зиг снова сочувственно кивнул.
— В последний раз, когда я сидел в тюрьме, — не унимался атлет, поглощенный воспоминаниями, — я попал туда из-за нее. Разве я хоть раз упрекнул ее в этом? Нет, а между тем я всегда находил средство достать ей денег. Но ей всегда было мало. Однажды она написала мне, что ей нужно сто марок. Сто марок! Где же их достать в тюрьме? И, несмотря на то что я сидел закованный в цепи в одиночной камере, я все же нашел случай украсть эти сто марок у тюремного надзирателя, и она получила свое. Ради нее я совершал и такие преступления, о которых вам не известно!..
При этих словах Зиг встрепенулся. До тех пор он только из вежливости выслушивал признания атлета, но теперь сыщик оживился: выходит, Пауль совершал преступления, о которых никто не знал. В этом во что бы то ни стало следовало разобраться.
— Ты знаешь, который час? — спросил после короткого раздумья полицейский.
Пауль, погруженный в свои мысли, не отвечал, и Зиг тронул его за рукав.
— Что? Что случилось? Мы уже приехали? — воскликнул атлет, встрепенувшись.
— Нет еще, я только хотел спросить тебя, который час?
— Который час? А какое мне дело до того, который теперь час?
— Я спросил тебя об этом потому, что мне пришла в голову одна мысль.
— Какая мысль?
— Еще слишком рано, чтобы идти к Зоннен-Лине.
— Ага! — воскликнул атлет, и глаза его яростно сверкнули. — Ты ищешь предлог, чтобы не исполнить свое обещание?
— Какой ты подозрительный! Я хотел сделать тебе самое невинное предложение… Послушай, не могу же я заявиться в тюрьму и сказать стражникам: «Господа, вот мой друг, атлет Пауль, который желает повидаться со своей многоуважаемой супругой, находящейся в настоящее время в вашем почтенном заведении. Не будете ли вы так любезны, господа, попросить эту даму в гостиную?» Сторожа на это ответят так: «Господин Зиг, мы польщены появлением здесь вашего друга, рады ему и надеемся на то, что скоро он надолго поселится у нас. Но мы не имеем права беспокоить госпожу Зоннен-Лину. Для того чтобы ваш досточтимый друг мог увидеть свою супругу, ему необходимо получить официальное письменное разрешение, а лицо, выдающее такие документы, в настоящее время покоится у себя дома в постели, так как еще очень рано». Понимаешь, милый Пауль, что нас ждет в тюрьме? Поэтому я предлагаю тебе как-нибудь убить оставшееся время. Обо мне не беспокойся, я обещаю не покидать тебя. Часов в десять мы отправимся в здание суда, там я подойду к начальнику полицейской охраны и скажу ему, что дал тебе честное слово, что ты увидишь свою милейшую супругу. Он непременно войдет в мое положение и поможет мне сдержать обещание. В одиннадцать часов ты увидишь свою Лину. Согласен?
— А что мне еще остается? — недовольно проворчал атлет.
— Какой ты благоразумный! Да, впрочем, я ничего другого от тебя и не ожидал. Теперь надо подумать, как нам занять время. Может, позавтракаем?
— Мне не хочется есть, — буркнул Пауль.
— Какой ты эгоист! Что у тебя нет аппетита, это вполне понятно. Но ты как-то не подумал о том, что из-за тебя я с пяти часов утра на ногах. Ты заставил меня поволноваться: то хотел убить меня, то не хотел; то мне пришлось закрыть глаза, то открыть. Я уже мысленно говорил себе: «Ну все, конец!» И после всех этих мучений я остался жив! Теперь мне нужно восстановить силы! Да и тебе на полный желудок будет легче беседовать с Линой.
— У нас будет разговор короткий, — процедил сквозь зубы Пауль.
— Да, да, я понимаю, удар кулаком не займет много времени. Но я бы на твоем месте не отказал себе в удовольствии все ей высказать.
— Говорить я не умею, я могу только действовать.
— Не болтай глупостей! Ты заговоришь как по писаному, если съешь хороший бифштекс и выпьешь бутылочку винца.
— Ты думаешь?
— Я точно знаю. Каждый раз, когда мне предстоит иметь дело с женщиной, я плотно завтракаю и не отказываю себе в вине. Когда человек немножко навеселе, ему проще высказать все, что у него на душе.
— Да, это верно, — пробормотал атлет. — Ее тогда и убить будет легче.
— Значит, решено? — спросил Зиг.
— Решено!
— Ты ангел! — воскликнул сыщик. — Поезжайте в гостиницу «Веселый Антуан», — приказал он кучеру.
— Нет, только не туда, — воспротивился атлет.
— Почему? Разве там плохо кормят?
— Нет, нет, у меня есть на это свои причины.
— Ты, вероятно, задолжал там?
— Нет, я никому ничего не задолжал.
— Так в чем же дело?
— Три дня назад я обедал там с ней, — вздохнув, сказал атлет.
Зиг посмотрел на Пауля, но без всякого удивления. Сыщик обдумывал про себя, стоит ли везти его именно туда, куда он ходил со своей Линой.
— Мой милый друг, — обратился он к своему спутнику, — я уважаю чувства других, но бывают обстоятельства, когда я их не одобряю. Посуди сам, если ты все еще боготворишь свою неверную жену, то тебе должно быть приятно побывать там, где ты провел с ней столько веселых часов; если же ты ненавидишь и презираешь ее, то тогда тебе должно быть все равно, где бы ты ни находился.
— Я ненавижу ее! — воскликнул атлет.
— В таком случае едем в гостиницу «Веселый Антуан». Тем более что мы уже на месте.
— Ну, пойдем, — согласился Пауль со вздохом.
Протиснувшись в узкую дверь гостиницы, они стали подниматься по темной лестнице. На втором этаже Зиг распахнул еще одну дверь, и они оказались в небольшой комнате. Атлет, осмотрев ее, сказал:
— Эта та самая комната, я узнаю ее.
— Судьба всегда издевается над нами, — философски заметил Зиг.
Заказав шикарный по местным меркам завтрак, сыщик сел справа от Пауля. «Если этот урод за десертом не разболтает мне все свои тайны, — думал про себя Зиг, — то я буду не достоин звания полицейского агента. Что же это за не известное мне преступление?»
Когда принесли четыре дюжины устриц, сыщик Зиг сейчас же принялся за них. Читатель, вероятно, удивится, что в таком кабачке вдруг нашлись устрицы, но, тем не менее, так оно и было. Там подавали даже всевозможные деликатесы. Хозяин сам побывал в тюрьме и поэтому обзавелся особого рода посетителями, которые не жалеют денег и требуют самых изысканных и дорогих блюд. В этих грязных комнатах с оборванными обоями действительно можно было пообедать куда лучше, чем в роскошном ресторане. Атлет Пауль последовал примеру Зига: отчасти ему и правда хотелось есть, отчасти он старался сделать вид, будто позабыл о коварной изменнице-жене.
После женитьбы Пауль успел привыкнуть к таким трапезам, ведь избалованная и вкусившая роскоши Лина заставляла мужа разделять свои пристрастия.
— Теперь заказывай ты, — сказал Зиг, когда устрицы исчезли со стола. — Не стесняйся, казна за все платит.
— Ну, в таком случае, выпьем еще рюдесгеймера, — предложил великан, уже заметно оживившийся после первой бутылки белого вина.
— Мне все равно, можно и его, но я уверен, что ты заказываешь его не без задней мысли.
— Ты это о чем?
— Какое-нибудь воспоминание или что-нибудь в этом роде. Вероятно, когда вы здесь сидели в последний раз, она заказала именно это вино. Признайся-ка, а?
— От тебя, брат ничего не скроешь, — проворчал атлет, наполняя свой стакан.
— Ты все еще любишь Зоннен-Лину? — спросил сыщик.
— Нет, я больше не люблю ее! — закричал великан и стукнул кулаком по столу.
От этого удара два стакана разбились вдребезги.
— Ах, не рассказывай мне сказки, — проговорил Зиг. — Невозможно за одну минуту разлюбить женщину, которую обожал.
— Обожал, боготворил! — тяжело вздохнул гигант. — А она, похоже, не любила меня.
— Так всегда бывает, — продолжал философствовать сыщик.
— Если бы ты знал, что эта женщина значила для меня.
— Знаю, все они одинаковы. И чем безразличнее она относится к тебе, тем больше ты ее любишь, не так ли?
— Да, но я не хочу больше об этом, а то слишком много всего наговорю, — произнес Пауль, залпом махнув стакан вина.
«Хорошо, что я это понимаю, — подумал Зиг. — После завтрака мы к этому еще вернемся».
— Ну, что же ты не ешь? Может случиться так, что тебе еще очень долго не придется так хорошо завтракать, — обратился он к атлету.
— Почему это? — спросил Пауль, поднимая голову.
— Что значит почему? Ведь ты и сам знаешь, что казна не угощает рюдесгеймером в тюрьмах.
— Знаю, но может, я больше не желаю поступать на иждивение казны, — сказал Пауль, глядя сыщику прямо в глаза.
— Вот как? — ответил тот спокойно. — Но, кажется, сегодня утром я имел удовольствие арестовать тебя.
— Верно! Но кто же помешает мне уйти, когда я позавтракаю?
— Я!
— Ты? — рассмеялся великан. — Посмотри на меня!
Он встал и головой чуть не коснулся потолка.
— Ну, — сказал Зиг, изучив его как следует через пенсне, — ты действительно красивый мужчина. Это я всегда знал, но с твоей стороны как-то неделикатно подчеркивать свои преимущества в моем присутствии.