Листер обратился за помощью к королевскому врачу Уильяму Дженнеру, которому доверил управление карболовым распылителем во время процедуры. Пока Листер дезинфицировал инструменты, руки и пораженный участок кожи, Дженнер наполнил комнату туманом карболовой кислоты и сладким ароматом смолы. Когда хирург убедился, что оперируемая область в достаточной мере обработана антисептиком, он надрезал абсцесс; из раны хлынули кровь и гной. Листер тщательно очистил рану, в то единственный время как Дженнер продолжал энергично перекачивать карболовую кислоту, покрывая все вокруг белыми облаками едкого вещества. В какой-то момент королевский врач не управился с конструкцией и случайно распылил кислоту королеве на лицо. Когда она пожаловалась, Дженнер в шутку ответил, что он всего лишь работает на мехах. По окончании процедуры Листер аккуратно перевязал рану и оставил измученную королеву отдыхать.
Джозеф Листер – в мире человек, который воткнул нож в королеву и тем самым спас ее.
На следующий день, когда Листер менял повязки Виктории, он заметил, что под тканью образовался гной. Действовать нужно было быстро, дабы предотвратить заражение. В голову Листеру пришла идея, вдохновленная конструкцией распылителя. Он снял резиновую трубку с аппарата, замочил ее на ночь в карболовой кислоте, а на следующее утро вставил в рану, чтобы слить гной. На следующий день, как писал племянник Листера, его дядя «радовался, поскольку [из раны] не выделялось ничего, кроме капель чистой крови». Сам Листер позже утверждал, что впервые использовал подобный дренаж. Его изобретательность, наряду с применением антисептических методов, несомненно спасла жизнь Виктории, и неделю спустя Листер покинул замок Балморал, довольный счастливым исходом.
На следующем занятии он сообщил ученикам: «Джентльмены, я единственный в мире человек, который воткнул нож в королеву!»
Новости об успешном исцелении Виктории Джозефом Листером распространились, подкрепляя веру в его методики. Сама королева одобрила антисептическую систему Листера, просто позволив ему оперировать ее. Кроме того, умер от болезни сердца Джеймс Симпсон, положив конец вражде, которая несколько лет омрачала работу Листера.
Вскоре после встречи Листера с королевской семьей в Лондон приехал Луи Пастер. Джон Тиндалл, который недавно посетил палаты Листера в Глазго, случайно упомянул в разговоре с французским ученым, что «знаменитый английский хирург» внес важный вклад в понимание причин инфекционных заболеваний, базируясь на фундаментальных теориях, выдвинутых Пастером. Никогда прежде Пастер не слышал о Листере и был страшно заинтересован.
Двое мужчин вступили в длительную переписку. Они обсуждали свои эксперименты, теории и открытия и выражали взаимное уважение и почтение. Листер видел в Пастере человека, который предоставил ему средства для понимания принципов заражения. Пастер, в свою очередь, был в восторге от того, как Листер развил его теории: «Я чрезвычайно удивлен точностью ваших манипуляций, [и] вашим совершенным пониманием экспериментального метода». Его поражало, что Листер смог найти время для проведения таких сложных исследований, а также для ухода за своими пациентами. «Для меня это сущая загадка, – писал он Листеру, – как вы можете отдаваться исследованиям, которые требуют столько волнений, времени и неустанной кропотливой работы, и в то же время – оставаться ведущим хирургом в крупной больнице? Не думаю, что среди нас можно найти еще один пример такого гения». Для Листера – человека, который всегда в значительной степени полагался на научный метод, – это была самая высокая похвала, тем более, что она исходила от фигуры столь почитаемой, как Луи Пастер.
По мере того, как его собственная слава распространялась, классы Листера полнились студентами и выдающимися посетителями со всего мира, которые приехали в Эдинбург, чтобы увидеть хирурга в действии. Он путешествовал по стране, разъясняя аудитории медиков достоинства антисептической системы. И наконец, из Лондона стали поступать обнадеживающие сообщения. Призыв The Lancet сработал: больницы в столице в очередной раз протестировали эффективность антисептической системы, и на этот раз результаты были более обнадеживающими, чем в конце 1860-х годов, когда Листер впервые опубликовал свои выводы. Больница Святого Георгия объявила о возросшем доверии к методам Листера среди своих сотрудников. Мидлсекский госпиталь выразил аналогичные чувства после успехов при использовании как карболовой кислоты, так и хлорида цинка. Но самая сильная поддержка пришла из Лондонской больницы, где почти пятьдесят хирургических процедур, выполненных за предыдущий год, привели к «незначительному количеству осложнений при сложных травмах» – после того, как хирурги начали использовать антисептическую систему.
Несмотря на заметный сдвиг во мнениях в сторону признания методов Листера в столице, потребовалось еще несколько лет, прежде чем в Лондоне повсеместно внедрили антисептики. Во многом это было связано с тем, что многие хирурги не желали поддерживать микробную теорию Пастера. Один лондонский хирург издевался над Листером и его новаторской работой, громко хлопая дверью своего операционной, чтобы «запереть микробов мистера Листера». В письме, которое появилось в The Lancet, корреспондент, подписавшийся как «Фланер», сделал проницательное наблюдение относительно медленного принятия в городе антисептики:
«Истина заключается в том, что это вопрос научный, а не хирургический, и, следовательно, в то время как теорию охотно принимают ученые немцы и не столь охотно – полуученые шотландцы, антисептическая доктрина никогда не будет оценена или понята упорным английским хирургом-практиком. К счастью для своих пациентов, англичане уже долгое время практикуют частично антисептическую систему благодаря своим чисто английским инстинктам; однако все это напоминает леди, которая говорила прозой, не подозревая об этом».
Листеру было легче убедить врачей в Глазго и Эдинбурге в ценности своей антисептической системы, потому что каждый из этих городов имел в своем сердце одну больницу и один университет. Медицинское сообщество Лондона было гораздо более фрагментированным и менее научно настроенным. Клиническое преподавание еще не распространилось в столице как в Шотландии. Листер заявлял: «Если я приеду в Лондон и спрошу, как там проводится обучение клинической хирургии […] но также и из свидетельств иностранцев, которые приезжают туда, а затем сюда, в Шотландию, что по сравнению с местной системой там – просто фикция». Это были препятствия, которые Листер не мог преодолеть, не начав с реформы системы изнутри.
Существовала группа людей, которые никогда не сомневались в антисептическом учении Листера: его выжившие пациенты. Пожилой человек, который попадал в больницу как до, так и после того введения системы Листера, заметил существенные различия: «Хей, мужик, а у тебя дела идут намного лучше, чем в прошлый раз, когда я был здесь». Даже до тех, кто не был пациентом Листера, доносились истории о чудесном исцелении. В разговоре со своей невесткой Агнес Листер рассказала историю о мальчике, чья жизнь была спасена карболовой кислотой после того, как он был сильно обгорел во время работы в местном литейном цехе. Патрик Херон Уотсон, который когда-то был ассистентом Листера, встретился с супругами в день аварии. Он сказал паре, что не предполагал, что мальчик может выздороветь (так писала Агнес), но с помощью карболовой кислоты он выздоравливает, и дело вызвало большой интерес у нескольких литейных заводов. На самом деле, в больницу приехали представители рабочих, чтобы увидеть мальчика своими глазами. Агнес написала, что в результате руководство цеха назначило доктора Уотсона хирургом на свои работы, что обеспечило ему зарплату в 300 фунтов в год. Другой ассистент, работавший с Листером позже, писал: «Если признание со стороны его коллег было медленным, то пациенты, которые сталкивались как со старой, так и с новой системой, остро ощущали разницу».
Слава антисептики за рубежом продолжала расти. Популярность Листера особенно проявилась в 1875 году во время долгожданного европейского турне, которое он предпринял с Агнес, чтобы продемонстрировать свои методы. Его палаты выделялись «свежей, здоровой атмосферой и отсутствием какого-либо запаха». The Lancet охарактеризовал прогресс его системы в университетских городах Германии (где антисептика была особенно популярна) как триумфальный марш. И все же одна страна осталась при своем мнении по поводу методов Листера: США.
На самом деле в нескольких американских больницах методы Листера были строго запрещены; многие врачи считали их ненужными и слишком сложными, поскольку до сих пор не приняли микробную теорию. Даже к середине 1870-х годов понимание ухода за ранами и инфекциями демонстрировало слабый прогресс, несмотря на теории и описания методик Листера, появляющиеся в американских медицинских журналах. Медицинское сообщество по большей части отвергло его антисептические методы, приняло их за шарлатанство. Несмотря на трансатлантический скептицизм, в 1876 году Джозеф Листер обратил свой взгляд на запад, когда его пригласили выступить на Международном медицинском конгрессе в Филадельфии. Листер знал: чтобы изменить отношение американцев, он должен лично выступить в защиту своей теории. Оказалось, убедить врачей США в достоинствах антисептики было не так просто, как он рассчитывал.
Через пять лет после операции королевы Листер был готов встретиться со своими критиками в Америке. В июле 1876 года он поднялся на борт «Скифии» – последнего из знаменитых кораблей компании Cunard с полным набором парусов и паровыми двигателями – чтобы предпринять путешествие из Ливерпуля в Нью-Йорк. Путь обычно занимал десять дней, но судно попало в шторм, который расколол мачту главного верхнего паруса, задержав корабль на несколько дней. Это было первое из многих препятствий, с которыми хирург столкнулся в своем американском турне.