– Ну? – я подняла брови. – Это все?
– Ты дала мне объяснение, которое меня удовлетворило. Да. Это все.
– Ты не думаешь, что это странное имя?
– Я бы не выбрал его для своего сына, нет. Но опять же, не я выталкивал семифунтового человека из интимного отверстия после восьми часов схваток и девяти месяцев изжоги, так что я не уверен, что меня стоит спрашивать.
– Хороший ответ. И десять часов, а не восемь.
– Господи. Неудивительно, что ты обратилась к Иисусу.
После того, как я позвонила Мишке и убедилась, что с ним все в порядке (они с Лэндоном собирались сегодня на каток), мы поднялись на завтрак в буфет.
Круз взял свежевыжатый апельсиновый сок, яичные белки и фрукты, а я – все остальное, что предлагал континентальный завтрак.
Я не была в отпуске с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, и теперь, смирившись с тем, что не смогу насладиться поездкой с сыном, хотела выжать максимум, прежде чем вернуться домой.
Круз никак не прокомментировал количество еды, которое я запихивала в рот со скоростью, рекордной для Гиннесса, и у меня хватило достоинства не пытаться объяснить свое поведение бурундука.
Но когда я принесла седьмое блюдо – мой десерт, мороженое с шоколадной крошкой, и начала приправлять его солью, он больше не cмог этого выносить.
– Ты добавляешь соль в мороженое? – Круз опустил газету и уставился на меня.
– Соль усиливает сладость.
– Твое безумие усиливает твою сексуальность.
– Круз! – укорила я. – Что ты пил? На тебя не похоже, ты ведь ненавидишь меня.
– Я никогда не ненавидел тебя, глупышка.
В том, как он смотрел на меня, было что-то осторожное и беззащитное. Что-то совершенно не похожее на Круза. Но я решила не обращать на это внимания, потому что… ну, потому что я была не в себе, ничего не знала о мужчинах и не хотела совершать ошибок.
Может быть, он и безобидный, но все равно я не чувствовала себя в безопасности.
Из бара мы переместились в торговый центр, или арену, или что там еще было в этом аду. Беспошлинная торговля или нет, но здесь не было ни одного ценника, который бы мне понравился.
Позвольте перефразировать – мне вообще не нравилось платить за ужас, который я называла своей одеждой, и это часто приводило меня в разные магазины, где, очевидно, многие вещи принадлежали к кое-какой древней профессии.
Дело не в том, что я не могла найти ничего толкового. Там было множество кардиганов, которые, уверена, носили такие же приятные бабушки, как и миссис Андервуд, но мне нужно было выбрать что-то одно, и выбор падал на горяченькое.
– Я просто хочу, чтобы ты знал – мне очень неудобно, когда ты выписываешь чек на оплату моих вещей, – нагло соврала я.
У Круза были деньги, и он происходил из семьи высшего среднего класса. Если я чего-то и не чувствовала по отношению к нему, так это жалости.
– Я просто хочу, чтобы ты знала, что мне нет до этого никакого дела, – отчеканил он.
Сначала он затащил меня в Ann Taylor, но не смог убедить примерить хоть что-нибудь, потому что я сослалась на то, что не хочу выглядеть как Маргарет Тэтчер, которая сообщила Англии, что они ввязываются в Фолклендские войны.
Круз столкнулся с теми же проблемами в Gap, где одежда была значительно молодежнее, но в то же время более скромной.
– Я буду выглядеть так же привлекательно, как налоговая декларация, – задыхалась я.
– Ну, – настаивал Круз, – так или иначе, сегодня ты будешь выглядеть как моя жена-миссионерка.
Ситуация изменилась к лучшему, когда мы вошли в Anthropologie. В одежде этого бренда было так много цвета и развязности, как в тех нарядах, что голливудские звезды надевают, когда отправляются выпить кофе и произвести впечатление на папарацци.
Я выбрала три сарафана длиной до щиколотки с разными узорами и фасонами, каждый из которых стоил больше, чем моя квартплата, и наблюдала за ничего не выражающим лицом Круза, когда он протягивал кредитную карту, расплачиваясь за них.
Я предположила, что он делает это по приказу Уайатта или даже Кэтрин Костелло, чтобы попытаться переделать меня в нечто удобоваримое для человеческого общества.
Весь день я чувствовала себя очень раздражительной, но все же молчала. К сожалению, у меня не было права голоса, так как я проиграла пари.
А еще нужно было думать о Тринити и гневе моих родителей. И о том, что Мишка заслуживал мать, которая не выглядела так, будто занималась самой древней профессией в мире.
Кроме того, по секрету я могла признать, что мне очень-очень нравились платья из Anthropologie.
– Кажется, я начинаю понимать, что тебе нравится, – сказал Круз, когда мы вышли из магазина, который, кстати, пах новой машиной и чьей-то высококлассной ванной.
Я проигнорировала его замечание. Я и так чувствовала себя Джулией Робертс в фильме «Красотка», и мне не нужно было напоминать, что я на пороге самопознания и внутренней трансформации.
Затем мы отправились в Free People, где я купила несколько пар брюк, повседневных рубашек и пиджаков. Затем – в богемный бутик, небольшой и не слишком дорогой, и Круз купил две пары сандалий для меня – ортопедические, но на удивление не ужасные – и маленькую сумочку, которая не была похожа на покрашенную белку.
Я не поблагодарила его ни разу за весь поход по магазинам, заботливо напомнив, что это была его идея, а не моя.
Наконец, около двух часов дня, когда я уже была готова к обеду (точнее, была так голодна, что готова была съесть свою руку), он остановился перед Prada.
И кивнул.
– Дамы вперед.
– Ты с ума сошел? – Я сверкнула глазами. – Я ни за что не позволю тебе купить мне что-нибудь там.
Я знала, что шутила об этом на днях, но я также шутила о том, что у меня будут дети от Бенисио дель Торо, хотя я, черт возьми, не собиралась вообще больше заводить детей.
– Это уцененка.
– Там вопиюще дорого, – возразила я. – Мне все равно, сколько у кого денег, но шарф за пятьсот долларов – это чересчур.
– Качество стоит дорого.
– Скажи это моим туфлям из Kmart. Они служат мне исправно уже три года. Даже когда я работаю в две смены. – Я была удивлена, что мои ноги не ударили меня по лицу за ложь.
– Я стараюсь не разговаривать с неодушевленными предметами, как правило. Почему тебя это вообще волнует? Это мои деньги. Я сам решаю, на что их потратить.
– Почему ты хочешь потратить их на почти незнакомую женщину, которая тебе даже не нравится?
– Эта почти незнакомая женщина, которая мне даже не нравится, скоро станет моей семьей. Кроме того, я даю дерьмовые чаевые.
Мы перегородили вход в Prada, но ничего страшного в этом не было, потому что других таких же неразумных людей, желающих войти внутрь, не наблюдалось.
На входе стоял охранник. Чертов охранник. От этого мне захотелось блевать. Я бы никогда, никогда не вошла в магазин, где некоторые люди могут почувствовать, что им не рады.
Такие люди, как моя мама.
Или как я, если уж на то пошло.
– Фу, не напоминай мне. – Я сморщила нос, решительно настроенная затеять спор. – Я бы не хотела, чтобы меня с тобой связывали. Ты можешь испортить мою репутацию.
– Твоя репутация и так в полном дерьме, – любезно напомнил он.
– Да, ну, может быть, в этой куче и найдется твой навык поцелуев. Что, черт возьми, это было вчера?
Классическое бегство.
Я была мастером дезориентации противника.
– Тебе понравилось, – сказал он спокойно.
– Не понравилось.
– Понравилось.
Боже, мне понравилось.
И помимо того, что мне понравился поцелуй, то, каким он был – нежным и интимным, а не грязным и развратным, – полностью меня обезоружило.
Я все еще чувствовала пульс на своих губах. И на лице, и ниже.
Мысленная заметка номер сто шестьдесят: заряди вибратор.
И еще, почему Круз крутился рядом? На этом лайнере у меня не было никакой личной жизни. Вдруг мне понадобится, ну, я не знаю, восстановить свое спящее либидо и потрогать себя (как в «Drunk in Love» Бейонсе).
– Накормите меня, доктор Костелло. – Я резко вскинула волосы, изобразив английский акцент, украденный у Бриджертонов. – Ибо я проголодалась и больше не хочу обсуждать этот неосторожный, случайный поцелуй.
– Почему ты звучишь так, будто проглотила оксфордский словарь?
Мы оба рассмеялись, затем покачали головами, заставляя себя отвести взгляды.
Мы остановились у киоска с хот-догами и взяли на пробу несколько видов сосисок. Ни один намек не повис в воздухе во время нашего перекуса. Приятный сюрприз, учитывая, что шутки про Вайнеров еще не канули в Лету.
После этого мы еще немного побродили по магазинам, а затем удалились в номер, планируя принять душ, переодеться, чтобы успеть на ранний ужин, а после пойти в казино. Я никогда раньше не была в казино, что, по словам Круза, было преступлением.
Когда мы добрались до нашего номера, миссис Уоррен ждала нас без Фреда и выглядела очень самодовольной, потягивая красочный коктейль с дополнительными зонтиками.
– Я ждала вас.
Она ухмылялась, не вытаскивая соломинку изо рта. И была до жути похожа на диснеевскую морскую ведьму Урсулу.
– Дайте угадаю. Потеряли пробки для зада и сразу решили проверить, не украли ли мы их, – пробормотала я, инстинктивно прижимая сумочку ближе к телу.
Круз повернул голову, бросив на меня взгляд, одновременно полный веселья и угрозы моего убийства.
Черт.
Я забыла, что не одна и не должна была вести себя, как обычно, грубо.
– Что для зада? – Она приложила руку к уху.
Я покачала головой.
– Неважно. Зачем вы здесь, миссис Уоррен, кроме очевидного – благословить мою жизнь большим количеством счастливых моментов и приятных воспоминаний?
Мы остановились у нашей двери, которую она загораживала. Она скрестила руки на своей широкой груди. На днях, когда она потребовала войти в нашу комнату, я растерялась.
Я растерялась, потому что знала: я действительно могла так ошибиться, а потом вспомнила, что чемоданы вообще-то были поставлены довольно далеко друг от друга.