Круз продолжил рассказ о ставках, перетасовке и сокращении, раздаче, разделении пар, удвоении и натуральных коэффициентах.
Я успешно блокировала каждый кусочек информации своим крошечным мозгом, вместо этого сосредоточившись на ритме дыхания и думая о том, что произойдет, если я потрусь о него.
Заметка для себя: не думать на пьяную голову. У тебя это плохо получается.
Круз сыграл пару раундов, терпеливо повторяя объяснения, хотя я знала, что это раздражало мужчин вокруг нас и развлекало женщин, сидящих рядом с ними.
Я энергично кивала, подзывая официанток и заказывая все новые и новые коктейли, когда он отворачивался. Я никогда не напивалась на людях. Вообще-то я и в одиночку выпивала не больше пары бокалов.
Я залетела еще до того, как узнала про удовольствие от выпивки, а напиваться после рождения ребенка казалось неразумным, если не совершенно невозможным. Даже если бы я захотела, возможности не было: я больше не училась в школе и поэтому не тусовалась со своими одноклассниками. Пить в одиночку во время кормления грудью? Нет, даже в самый худший день.
Это означало, что теперь, в зрелом возрасте двадцати девяти лет, я наконец-то поставила галочку в своем списке того, что нужно успеть сделать за жизнь, и вдрызг напилась.
Круз не знал, сколько я выпила.
Он был слишком поглощен игрой и объяснением ее мне. К тому же у меня неплохо получалось держать коктейли под столом и ловко пользоваться соломинкой.
В общем, мое умственное развитие было таким же, как у подростка.
Потрясающе.
Когда пришла моя очередь играть, я доказала, что талантлива не только как преступница моды и ужасная официантка, и проиграла три сотни его баксов в трех играх подряд.
Это было быстро и безболезненно, поскольку я понятия не имела, что делаю, и медленно реагировала, когда крупье объяснял мои дальнейшие действия. Но у Круза был замечательный, ничего не выражающий вид, и он казался просто приятно удивленным, а не кровожадным и расстроенным.
– Хочешь попробовать еще раз?
Он наклонился ко мне слишком близко, чтобы я не воспользовалась этим и не понюхала его грудь. Его шея пахла невероятно. На мгновение я ослепла от ярости, когда подумала о том, что Габриэлла, должно быть, наслаждалась всем этим мужским добром в постели в течение многих месяцев.
– Ты с ума сошел? – икнула я. – Я – национальное бедствие.
– Я бы не стал заходить так далеко. Опасность уровня штата, возможно. И ты все еще учишься.
– За твой счет.
– Как я уже сказал, это моя проблема, а не твоя.
– И какая прекрасная проблема у вас на руках, а, доктор Костелло? – из-за моего плеча раздался мужской голос.
Я обернулась, чтобы встретиться взглядом с крепким мужчиной, мускулистым, как Робокоп, с подстриженными седеющими волосами и в рубашке на пуговицах, которая грозила вот-вот лопнуть. От него воняло одеколоном, которого хватило бы, чтобы утопить бобра, а рядом с ним стояла женщина с обесцвеченными светлыми волосами и в красном платье, подчеркивающем все ее достоинства.
Ее соски так выделялись сквозь одежду, что я подумала, не является ли это своего рода атрибутом моды. Конечно, в помещении работал кондиционер, но было не так уж и холодно.
Внезапно я увидела себя в этой женщине. Откровенные наряды. Выставленная напоказ сексуальность. Все это было прямо передо мной и заставило почувствовать неловкость.
– Доктор Вуттон. Давно не виделись.
Двое мужчин пожали друг другу руки. Напряжение в воздухе можно было разрезать ножом для масла.
Две вещи я знала наверняка – доктор Вуттон был тем коллегой, о котором говорила миссис Уоррен, человеком, который знал Круза, и что эти двое мужчин были не в лучших отношениях.
– Это моя жена Джослин.
– Приятно познакомиться.
Джослин протянула Крузу руку для поцелуя.
Он послушно сделал это, вечный несносный джентльмен.
– Дорогая, это доктор Костелло, парень, о котором я тебе вчера рассказывал после того, как Рамона поделилась с нами историей о том… инциденте.
Началось.
– Это Далтон. – Круз проигнорировал прохладное представление доктора Вуттона, положив руку мне на плечо. – Мы вместе учились в медицинской школе. Далтон, Джослин, это моя прекрасная спутница на этот вечер, Теннесси.
– А, спутница. Это то, как вы, дети, называете это теперь? – Доктор Вуттон захихикал.
– А как еще можно назвать ужин с подругой из одного с тобой города? – ровно спросил Круз.
– Рамона говорит…
– Рамона ищет сенсацию, – сказал Круз. – Серьезно, Далтон. Я думал, сплетни – это ниже твоего достоинства. Мы больше не в детском саду.
Джослин предложила вместе выпить, и оба мужчины были слишком вежливы, чтобы указать на то, что это ужасная идея, так что теперь мы сидели, потягивая напитки.
В баре не было свободных мест, поэтому мы выбрали круглый столик с четырьмя табуретами у столов с рулеткой. Лично я считала, что соски Джослин заслуживают отдельного табурета. Они тоже были увеличены?
Я села напротив нее, а Круз – напротив Далтона.
Я решила, что сейчас не самое подходящее время признаваться Крузу в том, что я выпила три коктейля, о которых он не знал, пока играл в блэкджек, и что я уже вплотную подошла к границе «пьяна в стельку».
Джослин не переставала раздевать Круза взглядом, в то время как Далтон в самом деле пожирал меня глазами.
Были ли они свингерами?
Не берусь судить, но я бы ни за что не стала участвовать в подобной затее с этой звездной парочкой с сосками.
Я решила выпить того же вина, что и Джослин, в то время как мужчины предпочли виски. Мне пришло в голову, что я, наверное, должна прекратить пить, но это был мой первый реальный опыт с алкоголем. Какая жалость, учитывая, что мне было около тридцати, но зато правда. Похоже, это в целом была поездка за новым опытом.
– Где сейчас работаешь? – спросил Круз у Далтона, явно пытаясь направить разговор в более безопасное русло.
– Я пластический хирург в Гринвилле. В клинике пластической и реконструктивной хирургии «Грин Вью».
Это объясняло, почему в его жене столько пластика, что можно слепить промышленный мусорный бак.
– Здорово. Ты к этому стремился.
– А как насчет тебя? Слышал, ты все-таки согласился на должность своего старика? – Далтон зачерпнул кубик льда из своего стакана с виски и раздавил его зубами. – Думал, ты изменил свое решение?
Круз застыл на месте. На его губах все еще играла добродушная улыбка, но я могла сказать, что внутри него что-то изменилось.
– Я колебался полминуты. Но, знаешь, мне нравится Фэйрхоуп.
Далтон сделал глоток виски. На заднем плане играла песня «The Gambler» Кенни Роджерса.
– Я помню, ты говорил, что этот городок вызывает у тебя слишком много мрачных воспоминаний.
Я не смогла удержаться от совсем не женского хихиканья.
– Мрачных воспоминаний? – переспросила я. – Круз был и всегда будет путеводным светом Фэйрхоупа. Думаю, его единственное неприятное воспоминание – это рождение, и то только потому, что в этот момент люди ластились к нему двадцать четыре часа в сутки и он устал от восхищения.
Далтон перевел взгляд на меня, расценив это как прямое приглашение ответить моей груди.
– Это я тоже слышал. Но он рассказывал что-то о бывшей и о том, что что-то пошло не так. Последний раз, когда я разговаривал с нашим мальчиком, он сказал, что ищет работу в Шарлотсвилле. Это было до того, как мы закончили медицинский.
– Бывшей? – Я повернулась к Крузу, нахмурившись. – Какой бывшей?
В школе Круз крутил романы с несколькими популярными девушками, но он был слишком ярким, слишком неприкасаемым, чтобы остановиться на одной. К тому же у людей в нашей школе был менталитет маленького городка, который обеспечивал практически полное отсутствие драмы при расставаниях – круг знакомств был слишком мал, чтобы чувствовать себя странно, встречаясь с бывшей друга… или подругой бывшей…
На самом деле, я была уверена, что наш с Робом случай – единственная неприятная история школы Фэйрхоуп в выпускной год.
И еще, заметка на полях: почему все было размытым? И почему мои ноги казались слишком тяжелыми, чтобы ими двигать, но в то же время теплыми и приятными? Так вот каково это – опьянеть? Неудивительно, что алкоголики были сварливыми людьми.
Но все равно часто напивались. Я рассмеялась.
Круз пнул меня по лодыжке под столом, подавая знак заткнуться.
– Ты не знаешь всей истории моей жизни, Тернер.
– Я знаю, что у тебя дома не было никаких испорченных отношений или темных воспоминаний, – возразила я, добавив в свое заявление икоту.
Далтон и Джослин посмотрели на нас, ухмыляясь.
– Кто хочет выпить? – промурлыкала Джослин.
«Не я», – собиралась сказать я, когда Круз выдохнул:
– Отличная идея.
О боже.
Он так разозлится, когда меня стошнит на острые соски жены его друга.
Принесли текилу, и мы все опустошили содержимое своих рюмок. Далтон и Круз перешли на пиво и начали говорить о футболе, а Джослин заказала «нам, девочкам» шампанского.
– Итак… – Джослин медленно оглядела меня. – Что ты успела себе сделать?
Сказать ей, что я ничего не сделала, казалось невежливым и надменным, даже если это было правдой. Я указала на подбородок, нос и еще несколько участков тела.
– Все, практически все. Единственное, что во мне настоящее, – это сердце. И мне говорили, что оно не самое доброе. А у тебя?
Дрожащее плечо Круза, прижатое к моему, сказало, что он услышал меня и мой ответ его очень позабавил.
Мои стены рушились очень быстро, и мне все больше и больше нравилась идея подурачиться с Крузом Костелло. В одежде.
Потому что, если подумать, это было идеальное преступление.
Он не хотел, чтобы об этом узнали.
Я не хотела, чтобы об этом узнали.
Я была в игривом настроении.
Он был… мужчиной.
И мы оба знали, что у этого круиза есть конец, и ни у кого из нас не было никаких намерений продолжать то, что началось здесь и сейчас.