– Так что там с Несси? Вы двое держались друг с другом холодно.
Уайатт заказал нам пиво и устроился на табурете у барной стойки. Краем глаза я заметил одну из подружек Тринити, которая всегда приходила в клинику, чтобы забрать ту на занятия по пилатесу.
Я застонал, но все равно вежливо улыбнулся ей. Мне не нужна была компания сегодня вечером. Женщина принялась яростно писать кому-то СМС, а я переключил свое внимание на Уайатта.
– Она трусиха.
– Почему?
– Она не хочет открыто показывать наши отношения.
– И это важно для тебя, потому что…? – Уайатт отхлебнул пива.
– Я не какой-то маленький грязный секрет.
Я ожидал, что он рассмеется, но брат задумчиво прищурился.
– Может быть, она пытается защитить тебя. Ее репутация запятнана.
– Моя репутация безупречна и может выдержать любой удар. И возвысить ее.
– Нет, если, по ее мнению, все будут судачить о том, как она переспала с шафером на свадьбе своей сестры, и было ли это до или после того, как он бросил подружку невесты… Почему ты думаешь, что Тринити была так против ваших отношений? – Уайатт наклонил бутылку пива в мою сторону.
– Потому что она эгоцентричная корова.
Уайатт хихикнул.
– Ну, полагаю, и это тоже. Но она не хотела, чтобы скандал омрачил все событие. Свадьба – единственный раз в жизни женщины, когда все посвящено ей одной. По крайней мере, так говорят.
– Ты хоть любишь ее?
Уайатт потер подбородок, глядя в точку за плечом бармена, пока искренне раздумывал над этим вопросом.
– Не знаю. Я любил Валери, и это обернулось катастрофой. Я думаю, мне нравится Тринити, а ей нравлюсь я, и этого достаточно. Для того, чего мы хотим. На данный момент.
Через несколько минут в бар вошла Габриэлла, одетая в нечто, что я мог назвать не иначе как бикини. Для юбки было слишком мало ткани, а короткий топ едва прикрывал соски.
И на ее лице было много косметики – все оттенки теней для век и столько красной помады, что ей можно было бы нарисовать сцену жуткого преступления – крушение поезда в «Шоу ужасов Рокки Хоррора».
Вот кому писала подруга Тринити.
Я поражен и обескуражен.
Уайатт хмыкнул и хлопнул меня по спине, когда Габриэлла увидела меня. Она направилась сквозь толпу посетителей, как Моисей через море.
– Боже, боже. Нелегко быть Крузом, мать его, Костелло.
– Крузи, – сгримасничала Габриэлла, протискиваясь между мной и Уайаттом и пристраивая свою задницу на моем колене. С трудом.
Она опиралась на барную стойку, поэтому невозможно было ее оттолкнуть. Кроме того, она обратилась ко мне так, как делала моя мама, и мой и без того мягкий член сжался еще сильнее.
К тому моменту я уже кипел от гнева, так что сил быть идеальным Крузом у меня уже не было.
– Габриэлла. Приятно видеть тебя здесь после смены в Хутерс[41].
– Я подумала, что тебе нравятся именно такие девушки, учитывая твою недавнюю игрушку. – Габриэлла откинула волосы, которые едва двигались, так много на них было лака.
– Она не игрушка. Она – заноза в заднице, и большую часть дня я задаюсь вопросом, какого черта я вообще беспокоюсь о наших отношениях.
– Отношениях? – Габриэлла втянула воздух. Я крутанулся на табурете и столкнул ее со своего колена. – Круз, правда. Не слишком ли тебя заносит?
– Это не я пропустил репетиционный ужин скандала ради.
Черт, как хорошо быть плохим.
– У меня болела голова.
– Ну, видимо, с тобой не случилось ничего такого, чего не мог бы решить тайленол, раз уж ты сейчас здесь.
В этот момент в бар вошла Теннесси, вертя головой. Мое сердце чуть не закричало при ее появлении. Она искала меня.
Уайатт, должно быть, написал Тринити, где мы. Я не мог винить его за то, что он решил не врать своей будущей жене. Никто не хотел начинать свой брак в здании суда, получая документы о разводе.
Грудь Теннесси вздымалась и опадала.
Она запыхалась. И судорожно меня искала.
Я ждал, пока она увидит меня. И, сделав это, Теннесси начала пробираться ко мне, мое сердце заколотилось в груди.
Но потом она увидела Габриэллу, стоящую рядом, и вместо того, чтобы продолжить идти и заявить о том, что я принадлежу ей, показать мне, что она согласна быть со мной по-настоящему, она остановилась, неуверенно оглядывая затемненную комнату.
Черт побери. Просто сделай шаг. Один шаг. Остальное сделаю я.
Но Теннесси упрямо стояла у входа, скрестив руки на груди и ожидая, что я сделаю первый шаг.
Как всегда.
Неважно, что сейчас ей было плохо. Она должна была сделать первый шаг, чтобы показать, что принимает наши отношения.
Габриэлла заметила Теннесси у двери. Алая улыбка, полыхающая ядом, тронула ее губы. Она прижала руку к моей груди.
Я позволил ей это.
– Что случилось, милый?
– Несси просто нужно немного смелости, чтобы подойти к своему парню. – Уайатт рассмеялся, знаком прося бармена налить нам еще и не спрашивая Габриэллу, чего она хочет.
– Может быть, она недостаточно хочет быть с тобой, – пробормотала Габриэлла мне на ухо. – Я знаю кое-кого, кто хочет.
Она вся была на мне, ее руки лежали на моих плечах, руках, лице.
Я наблюдал за Теннесси с ленивой ухмылкой «что ты собираешься делать?» и надеялся, что у нее немного больше смелости, чем я предполагал.
Сделай это.
Подойди ко мне.
Скажи всему миру, что это не просто интрижка.
Мои глаза умоляли ее подойти ближе, все мое тело пылало от предвкушения.
Теннесси была на грани. Это было видно.
Она сделала шаг вперед, ко мне… потом три шага назад.
Затем развернулась и убежала, оставив меня в баре с Уайаттом и Габриэллой.
Я бы сказал, что я был раздавлен, но это было бы явным преуменьшением. Я наконец-то понял смысл слова «выпотрошен». Я чувствовал себя как рыба, внутренности которой поймали на крючок, разорвали и бросили на сковородку.
Отлично, теперь я был разочарован и голоден.
Через минуту я встал, позволяя Габриэлле снова соскользнуть с моего колена.
Она упала, сильно ударившись костлявой задницей о пол. Я бросил двадцатку на стойку.
– Я домой.
Я похлопал брата по плечу.
Вернулся домой и стал зализывать свои раны в форме Теннесси.
Двадцать пятьТеннесси
После репетиционного ужина прошло три дня.
Я старалась, чтобы Мишка не видел моих слез. В его жизни и так происходило много перемен.
Увидев Круза с Габриэллой, внутри меня что-то сломалось – глупая, первобытная гордость, порожденная, как я подозревала, тем, что у меня нет ничего, когда дело касалось моей собственной семьи.
Я не могла заставить себя позвонить ему, написать ему, объяснить, почему я не могу просто заявить на него свои права.
Потому что никто никогда не претендовал на меня, и страх отказа, каким бы маловероятным он ни был, парализовал.
Мое тело просто не хотело идти к нему в «Пьяном моллюске», независимо от того, как громко мой мозг кричал ногам двигаться.
Круз, в свою очередь, окончательно от меня отрекся. Впервые с тех пор, как мы вернулись из круиза, он не звонил, не писал и не заходил без предупреждения.
Впрочем, не все шло плохо.
На следующий день после репетиционного ужина приехал Роб и поиграл в мяч с Мишкой на заднем дворе целых десять минут, в течение которых Мишка много раз падал, разбил губу и снес часть забора, пытаясь перехватить мяч, прежде чем Роб прорычал:
– Черт побери. Ты уверен, что ты мой ребенок? Ты же ни капли не спортивный!
После этого Мишка заставил Роба встать на скейтборд. Роб упал пять раз и был встречен медленным, дразнящим тоном Мишки:
– Черт побери, ты уверен, что ты мой папаша? Люди балансируют лучше на резиновом мяче!
Я уже начала подозревать, что эти двое не найдут общий язык, но тут Роб достал свое секретное оружие: корневое пиво и «Монополию».
Мы втроем наслаждались двухчасовой игрой, дополненной гамбургерами навынос, за которыми Роб сходил сам, и шоколадным пирогом из местной пекарни.
Все это время Роб вел себя со мной как безупречный джентльмен.
После моего полусерьезного отказа во время репетиционного ужина, в котором я сказала, что принадлежу себе (настроение осталось прежним, но, оглядываясь назад, я понимала, что должна была рассказать об отношениях с Крузом), я отправила Робу серию сообщений, в которых объяснила, что моя преданность, благодарность и трусики принадлежат его бывшему лучшему другу и он должен прекратить смущать себя попытками.
Но то было два дня назад, а это было сегодня.
И сегодня у меня было плохое предчувствие, что моя нерешительность сыграла со мной плохую шутку.
Над входом в закусочную зазвенел старомодный дверной колокольчик. Вошли миссис Холланд и ее дочь Габриэлла, на обеих были одинаковые коричневые летние платья в горошек, соломенные шляпки, образ дополняли дизайнерские сумочки.
На мой взгляд, одинаковая одежда родителей и детей была милой только до полового созревания. Сейчас они были похожи на близнецов из фильма «Сияние».
– Столик на двоих, пожалуйста!
В этом мире было мало вещей, которые я хотела бы сделать меньше, чем обслужить Габриэллу, включая, помимо упомянутого, утопление в бассейне Celestine или работу стилистом у Майли Сайрус. По этой причине я поспешила к Трикси, которая бурно флиртовала с Коултером.
Молодчина.
Возможно, у Коултера были ограниченные поварские способности, но в целом он казался отличным парнем.
– Трикси, можешь взять третий столик? Я обслужу один из твоих…
Трикси глянула на Габриэллу и миссис Холланд, устроившихся на виниловом диванчике и яростно подзывающих меня.
– Конечно. Похоже, они дадут хорошие чаевые.
Они почти наверняка не собирались оставлять чаевые, но я не хотела подавлять ее дух. Я успела подать чек пятому столику и вытереть второй, когда рядом со мной появилась Трикси.