Я пробормотала эти слова, но не произнесла их.
Я не могла их произнести.
Я все еще не могла проявить слабость перед человеком, который был так возмутительно выше меня, как бы мне этого ни хотелось. Я давилась словами. Пыталась их вырвать. Не получилось.
– Ты говорил с Мишкой?
– Да. Он со своим отцом, – коротко ответил Круз.
Я слышала, как он вел машину. Звуки летней улицы, гудки машин, смех подростков на заднем плане.
– Он напуган?
– Он расстроен, но знает, что это ни к чему не приведет. Твоя сестра заберет его через несколько часов, и он переночует у твоих родителей.
– Значит, все знают, что я в тюрьме, и все равно никто не удосужился появиться. – От вкуса этих слов мне захотелось блевать.
– Они знают, что тебя выпустят. Это лишь вопрос времени.
– Все равно.
– Я уже еду, – сказал он.
– Но ты ждал, пока я позвоню.
Меня осенило, что он сел в машину только после того, как я позвонила, хотя уже знал про залог.
– Да.
– Почему? – сглотнула я.
– Я сказал, что устал за тобой гоняться. По крайней мере, теперь я знаю, что нужно сделать, чтобы ты взяла трубку и позвонила.
Я собиралась написать тебе, мне хотелось заплакать.
Стыд за провал в этих отношениях почему-то причинял мне больше боли, чем любые другие трагедии в моей жизни. Я прижала телефон к полученному от сестры синяку на лице и попыталась проглотить ком слез в горле.
Но тут офицер Корриган забрал телефон и отвел меня обратно в камеру.
Мне понадобилась всего секунда, чтобы понять: мы с Крузом больше не вместе. Мне было достаточно просто увидеть, как он идет к офицеру отдела регистрации полицейского участка.
Офицер подняла глаза от экрана компьютера и осмотрела его. Высокий, поджарый и безупречный. Одетый в черные брюки, темный кашемировый свитер и белую рубашку под ним.
Он излучал уверенность и элегантность.
Кроме того, в данный момент Круз вносил залог за свою партнершу по аэрохоккею, которая якобы пыталась убить его бывшую девушку.
Я встала и подошла к решетке, завороженно наблюдая за ним.
Почувствовав мой взгляд, Круз коротко посмотрел на меня, проигнорировав мою маленькую волну жалости к себе, и снова обратил внимание на офицера.
Теперь, когда у меня было время переварить происходящее, я была впечатлена его готовностью – не говоря уже о способности внести пять тысяч долларов в качестве залога за того, с кем он больше не встречался.
Я пыталась уложить волосы и похлопывала себя по щекам, чтобы вызвать румянец, когда двое незнакомых офицеров, к несчастью, подошли к моей камере и освободили меня.
Круз ждал меня у стойки регистрации, засунув руки в карманы брюк.
– Спасибо, – сказала я, отказываясь смотреть ему в глаза.
Он скупо улыбнулся.
– Это первый раз, когда ты мне это говоришь.
Я нахмурилась.
– Это не может быть правдой.
Он купил мне целый гардероб, взял моего сына под свое крыло, заступился за меня на репетиционном ужине и сделал много чего еще. Но теперь, задумавшись, я поняла, что действительно не поблагодарила его ни за что, что он сделал для меня на протяжении наших коротких, но бурных отношений.
Моя глупая гордость действительно вышла из-под контроля.
– Прости, – пробормотала я.
– Еще один первый для тебя, – заметил он, открывая передо мной дверь полицейского участка. – Разве ты не полна сюрпризов сегодня, Теннесси Тернер.
– Черт побери. Я ужасна в выражении мыслей словами.
Я вздохнула, выходя за дверь.
– Это так. Тебе не помешало бы повысить свои оральные навыки.
Он только что раскритиковал то, как я отсасываю?
– Ты что, выпил зелье правды?
Я волочилась к его машине, чувствуя себя несчастной. Он был холоден и прагматичен, и вдруг я поняла, что не должна была принимать как должное все те моменты, когда он был мил и заботлив.
– Я в процессе отказа от некоторых вещей, – объяснил Круз, открывая пассажирскую дверь.
– Например?
– Мне плевать на то, что люди думают обо мне. Смотри и учись. – Он захлопнул за мной дверь.
Я смотрела, как он обогнул машину, пристегнул ремень безопасности и завел двигатель. Он не смотрел на меня. Он не спросил, как я.
Вместо этого он заявил смертельно тихим, спокойным голосом:
– Сейчас мы поедем за город, выпьем по чашечке кофе и обсудим наши отношения.
– Сейчас? – прошептала я.
Сейчас было самое подходящее время для того, чтобы упасть к его ногам и объяснить, что дело не в том, что он мне не нравится, а в том, что я полная и абсолютная идиотка (о, ирония судьбы). Кроме того, я только что провела четыре часа в тюремной камере.
Конечно, время от времени ко мне в камеру заходили бывшие коллеги отца, заверяя, что обвинения не подтвердятся и в худшем случае я выйду оттуда завтра к утру, но все же…
Моя репутация в Фэйрхоупе получила еще один удар, и мне придется подлизываться к родителям, если я хочу спасти мои с ними отношения.
– Сейчас самое подходящее время. – Круз почти не касался руля, когда вел машину, что показалось мне одновременно сексуальным и пугающим. – Мне нужно навестить Даггаров и убедиться, что с малышкой Беллой все в порядке. Значит, у меня есть целый час, чтобы высказать тебе все, что я думаю.
– Скорее бы ее увидеть.
Я положила локти на колени и бессовестно солгала. Даггары мне вполне нравились. Они были «синими воротничками», а значит, не судили меня так строго, как остальные.
Но у меня, конечно, были дела поважнее, чем наблюдать за их недавним пополнением.
– Она очень милая. Похожа на инопланетянку.
Лицо Круза просияло, когда он заговорил о ребенке, и моя матка сжалась. Впервые за тринадцать лет эта штука дала понять, что она все еще внутри.
Хм.
– Ты хочешь детей? – Я поиграла с подолом своей униформы.
– Конечно, – сказал Круз. – Кучу. А ты хочешь еще?
– Нет, – ответила я, чувствуя себя еще более удрученно. – Не могу представить еще одного, теперь, когда Мишка стал подростком. Так много работы.
– Он тебе поможет.
– Дети стоят денег, – напомнила я.
– Может быть, следующий ребенок будет с кем-то, кто останется рядом.
– Жизнь научила меня не рассчитывать на это.
Его челюсть дернулась, но он прикусил язык.
Через пятнадцать минут он свернул направо с шоссе семьдесят четыре в уютный городок, который мог притвориться Фэйрхоупом. Массивные старые деревья, древняя церковь, очаровательная главная улица и небольшой ручей приветствовали нас.
Он остановился у маленькой кофейни из белого кирпича с цветочными горшками на окнах. Круз открыл мне дверь и помог выйти.
Я знала, что мы выглядели странно, когда вошли в маленькую кофейню.
Я, в моей липкой розовой форме официантки закусочной, и он, похожий на чьего-то респектабельного горячего папочку с несколькими скрытыми фетишами.
Тем не менее официантка, которая подошла принять наш заказ – американо для него и капучино для меня, – и глазом не моргнула, когда мы сели.
Круз сразу перешел к делу:
– Расскажи мне, что случилось.
Я рассказала ему о Габриэлле и миссис Холланд.
О том, как они настаивали, чтобы я их обслужила. Как сильно подчеркивали, что у Габриэллы аллергия на арахис – я сомневалась, что кто-то в Фэйрхоупе не знал об этом, поскольку она рекламировала это как Нобелевскую премию, – и как я точно не добавляла орехи в мороженое.
– Коултер поддержал тебя в этом. И Трикси тоже. – Круз на мгновение склонил голову, чтобы свериться со своими громоздкими часами. – Даже Джерри выглядел скептично, а он говорит, что клиент всегда прав. Даже когда миссис Андервуд заявила, что в одном из бургеров из закусочной она увидела останки ее любимого покойного пса Брута.
– Похоже, все в городе в курсе моего последнего скандала. – Я потерла лоб, думая о бедном Мишке и о том, как его маме всегда удается попасть в заголовки газет. – Насколько злы мои родители?
– Это не имеет значения, потому что ты не сделала ничего плохого, и любой, у кого есть рабочая пара глаз и смутное представление о том, что происходило в городе в течение последнего месяца, может сказать тебе это. Итак, вот что я предлагаю. Я расскажу правила, а ты будешь соблюдать их и делать то, что я скажу, потому что, честно говоря, я начинаю думать, что ты готова взять на себя вину за покушение на убийство, лишь бы твои родители и сестра не разозлились.
Я облизала губы, ожидая большего. Я не могла оспорить ни одной вещи, которую он только что сказал. Я была в опасности.
Круз любезно принял свой американо, сделал медленный глоток и продолжил:
– Мы вернемся к твоим родителям, заберем Мишку, а затем отправимся ко мне домой. Перед тем как мы уедем, ты скажешь им, что мы вместе, ты переезжаешь ко мне и они не должны больше вмешиваться в твою личную жизнь. Ты не будешь пытаться объяснить им, что случилось в закусочной. Ты не будешь искать их одобрения или давать им повод втянуть тебя в дальнейший спор. Ты сообщишь им об изменениях в своей жизни, и мы уберемся к черту. Потом ты будешь ждать, пока они придут извиняться перед тобой. Потому что, знаешь, милая? Если ты не начнешь требовать к себе уважения, никто тебе его не даст.
Я вяло провела подушечкой указательного пальца по ободку кружки с капучино, обдумывая ситуацию. С одной стороны, я ничего не хотела сделать больше, чем то, что он только что предложил.
С другой стороны, я боялась, что завтра, или на следующий день, или через неделю, или через год он проснется и поймет, что я недостаточно хороша для него.
Когда эмоции от того, что у него есть девушка, в которую он был влюблен в старших классах, угаснут, он увидит, что рядом с ним своенравная, слишком саркастичная женщина, у которой жизнь разбита вдребезги, карьера не сложилась и в наличии неискупаемая вина перед родителями.
Кроме того, если бы я сделала то, о чем он меня просил, я могла бы потерять родителей.