Черт побери, Теннесси.
Двадцать восемьТеннесси
Весь следующий день я не могла есть.
Я не могла спать.
Я не могла пить.
Я только и делала, что думала о Крузе.
Только на этот раз (ах-ха!) я кое-что с этим сделала.
Я отправила ему десятки сообщений, начиная с того дня, когда он отвез меня к родителям после внесения залога.
Теннесси:
Мне очень жаль.
Теннесси:
Может, мы просто оставим все в секрете еще несколько дней? Недель? Месяцев?
Теннесси:
Я делаю тебе одолжение, знаешь ли. Никто не хочет публично заявлять обо мне. Я как… как… венерическое заболевание! Гонорея, если хочешь.
Теннесси:
Помнишь миссис Уоррен? Я скучаю по ней иногда. Но только потому, что она напоминает мне о тебе.
Теннесси:
Ух. В моей голове это звучало гораздо лучше.
После того, как за мной закрылась дверь и мне пришлось встретиться со своей семьей в одиночку, я поняла, что приняла неправильное решение.
Я не хотела быть рядом с ними. Они заставляли меня чувствовать себя ужасно – глупой, безрассудной и неопытной. Я хотела быть с Крузом, который всегда ценил мое мнение, мои слова и мои желания.
Мама кричала, что не может поверить, что я пыталась кого-то убить, и вслух спрашивала, сколько «Аве Мария» я должна прочесть в церкви в следующее воскресенье, если я вообще смогу переступить порог этого места, не сгорев в огне.
Отец сказал, что ему было очень стыдно за то, что его дочь арестовали, он хотел бы позволить мне гнить в тюрьме, но понимал, что улики против меня очень слабые.
А Тринити наотрез отказалась смотреть на меня. Она оставалась наверху, предпочитая не спускаться, вероятно, потому что не хотела снова бить меня, теперь на глазах у моего сына.
Мишка был единственным, кто поддержал меня. Он крепко обнял меня (медвежье объятие, если хотите) и сказал, что верит мне.
Было печально, что единственным человеком в семье, который поверил мне на слово, был тот, кого я родила.
Однако, как бы то ни было, меня никто не поддерживал, да еще и это расставание с Крузом.
Именно поэтому я была в очень плохом настроении, когда узнала, что меня отправили во временный отпуск.
– Ненадолго, пока все не прояснится и не уляжется. – Джерри вздыхал в трубку, пока я готовила Мишке обед.
– Но я не сделала ничего плохого, – ответила я сквозь стиснутые зубы.
Я не хотела умолять не увольнять меня, но и не хотела, чтобы мне отключили электричество.
– Я знаю, пирожочек. Все это знают. Именно поэтому я обещаю перезвонить тебе уже на следующей неделе.
– Ты думаешь, я буду просто сидеть и ждать? – Я помахала кулаком в воздухе, хотя он не мог этого видеть.
– Да, – сказал Джерри ровно. Без жалости. – Послушай, никто другой в этом городе не возьмет тебя на работу прямо сейчас.
Слишком уставшая, чтобы спорить, я повесила трубку и закончила готовить овощную запеканку и салат. А затем плюхнулась на диван и закричала в один из пледов.
Странно, но потеря Круза волновала меня больше, чем работа.
– Мама? – услышала я через несколько минут – а может, и часов – и поняла, что заснула.
Я протерла глаза, спустила ноги с дивана и встала. Мишка снимал кроссовки у двери, выглядел потным и счастливым.
– Медвежонок! Еда готова. Помоги мне накрыть на стол.
Я уже направлялась на кухню, делая вид, что все в мире хорошо.
– Не беспокойся. Я столкнулся с Крузом, когда возвращался из школы. У него был обеденный перерыв, и он купил мне тако.
Я замерла на полушаге, повернувшись на пятках, чтобы посмотреть на него.
– Ты тусовался с Крузом?
– Да. – Он сморщил нос, прошел на кухню и налил себе стакан воды. – Извини. Я знаю, что вы двое расстались или что там еще. Но, типа, все равно круто же – дружить с ним, да?
– Конечно. – Я очнулась, нацепив на лицо улыбку.
Мне хотелось думать, что раз Круз был с Мишкой, значит, я все еще нужна ему.
К сожалению, зная Круза, он мог просто быть своим обычным, идеальным «я».
Болезненная мысль, которую я не могла назвать, пронзила меня.
Круз и Мишка искренне любили друг друга.
– Мама?
– М?
– Ты в порядке?
– Конечно, Медвежонок! Почему нет?
– Потому что ты плачешь?
– Правда? – Я быстро похлопала себя по щекам, с ужасом осознавая, что они действительно мокрые. Не помогло моей жалости к себе и то, что ни один член моей семьи не заглянул спросить, как я себя чувствую. – Ну, должно быть, это сезонная аллергия. Пойду-ка я быстренько умоюсь, милый. Я сейчас вернусь.
Когда я вернулась, Мишка сидел за кухонным столом, сжимая телефон, и выглядел виноватым.
– Что случилось? – спросила я беззаботно. Я достала из шкафчика упаковку печенья и бросила на стол, затем достала пакет молока и села рядом. – Почему ты так странно на меня смотришь?
Лицо Мишки перекосилось.
– Ну, я вроде как сделал кое-что за твоей спиной.
– Пожалуйста, пусть это «что-то» не будет девочкой. Я слишком молода, чтобы стать бабушкой.
Глаза Мишки расширились, и он яростно затряс головой.
– Господи, мама, нет. Ни за что на свете.
– Верно. Ну тогда вываливай.
– Я позвонил Робу.
– Позвонил? Когда? И почему я должна злиться? Я счастлива, что вы двое общаетесь.
Я достала из пакета два печенья и запихнула их в рот.
– Ну, в том-то и дело. Я позвонил ему, чтобы он приехал сюда. Прямо сейчас.
Я открыла рот, чтобы сказать сыну, что он наказан до девятнадцати лет, когда раздался звонок в дверь. Мишка поспешил открыть ее. Через секунду Роб был на моей кухне.
– Привет, Несси.
– Деревенщина.
– Я пришел с подарками.
– Это ежемесячные чеки за последние тринадцать лет? Потому что я благодарна за последние три, но тебе нужно наверстывать упущенное.
Он сел рядом со мной, поставив огромное ведро попкорна на середину стола. По красно-белым полоскам я поняла, что оно из местного зала игровых автоматов.
Я была в восторге от этого попкорна. Это была самая жирная, самая нездоровая вещь на планете Земля, и я не могла устоять перед ней ни секунды.
Тот факт, что он вспомнил мой любимый перекус, когда мы встречались, заставил мой желудок превратиться в кашу, и меня пронзила ностальгия.
– Хм, попкорн. Это почти так же хорошо, как чеки, – я зарылась рукой в ведро.
Мишка тоже взял немного.
– Я позвал Роба, потому что чувствую, что тебе нужно поговорить со взрослым, а я просто… не знаю, не подхожу для этой роли. – Мишка встал, глядя на нас. – Так что я пойду подожду в своей комнате, а после того, как вы закончите, Роб, я хочу, чтобы ты купил мне новую игру «Ассассин Крид».
– Только если твоя мама не против.
Роб перевел взгляд на меня. Я быстро кивнула. Обычно я любила читать о видеоигре в Интернете, чтобы понять, насколько она жестока (спойлер: они все жестокие), но в моем нынешнем психическом состоянии я бы позволила Мишке смотреть ММА практически без сопротивления.
– Отлично, – Мишка взял еще попкорна – столько, сколько смог уместить в своих ладонях – и эвакуировался из кухни, оставив нас с Робом наедине.
– Итак… – Я отпила молоко прямо из пакета – одна из редчайших радостей взросления и оплаты аренды. – Думаю, ты знаешь о моем небольшом пребывании в тюрьме. Ты ведь присматривал за Мишкой, пока я была там.
– Я также знаю, что это сделала не ты, – резко сказал Роб, протягивая руку за молоком.
Я передала ему пакет.
Он тоже выпил прямо так.
– Ну, мои родители и сестра – нет.
– Они всегда были… строги к тебе.
– О? Почему ты так говоришь? – Я прожевала попкорн.
– Ну, помнишь, когда ты рассказала им о нас и твоя мама заявила, что ни одна из ее дочерей не будет несовершеннолетней беременной под ее крышей? Твоему отцу пришлось убедить ее не выгонять тебя.
Хм.
Я забыла об этом. Чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что моя семья очень глубоко и часто обижала меня на протяжении многих лет.
– Точно, – сказала я. – Я помню.
– Но тебе не поэтому плохо. – Роб склонил голову. – Ты привыкла к своей семье, и ты привыкла, что этот город относится к тебе, как к груше для битья. Так почему бы тебе не сказать мне, в чем дело?
– Мы с Крузом расстались, – призналась я, опуская остатки попкорна обратно в миску.
Я все равно не чувствовала вкуса, настолько была подавлена.
– Вы расстались. – Роб снова сел на свое место, заложив пальцы за голову. – Почему?
– Он хотел, чтобы я переехала к нему.
– Ублюдок, – проворчал Роб.
– Это не так. Он знал, что мои родители и сестра слетят с катушек.
– И это будет их проблема, а не твоя, – удивил меня Роб.
– Еще очень рано. И я не знаю, настолько ли он серьезно относится ко мне.
– О, он серьезно относится к тебе, – усмехнулся Роб. – Чертовски серьезен. Он до сих пор держит обиду за то, что мы сыграли, кто пригласит тебя на свидание, он выиграл, а пригласил все равно я.
– Вот как все было? – У меня мгновенно пересохло во рту, и я встрепенулась.
Роб медленно кивнул.
– Да. Я был придурком в детстве.
– Кроме шуток.
– Суть в том, что все, что он к тебе испытывает, не мимолетно. Когда я вернулся и узнал, что он все еще холост, то совсем не удивился. Я всегда думал, что он займется тем, что я оставил. После того, как мы с тобой начали встречаться, отношения между ним и мной испортились.
– Он поймал нас с поличным в первый и последний раз, когда мы занимались сексом, – напомнила я.
– Да. – Роб потер щетину. – Думаю, это было последним гвоздем в гроб. После этого мы только притворялись, что все еще не против друг друга. Он так и не оправился от этого.
Меня так переполняли эмоции, ностальгия, сладкие воспоминания и болезненная любовь к Крузу, что я едва могла дышать.
Роб наклонился вперед через стол, взял мою руку в свою и сжал. Все это время он не сводил с меня глаз.