У двери на крышу толпились люди, не решаясь выйти наружу: вдруг самоубийца испугается и спрыгнет? Я как-то умудрился просочиться сквозь толпу, никто меня не остановил.
Очутившись на крыше, я словно бы шагнул в невесомость. Звуки стихли, все исчезло. Остались лишь я, пустота и Корнеева, стоящая у края.
Было ветрено и сыро, мокрый снег все-таки пошел. Плохой день, чтобы уйти из жизни: если есть посмертная память, в ней застрянет только промозглая морось.
Уже стемнело, но все было хорошо видно: свет лился из окон соседних зданий, переливались мишурным блеском витрины и вывески. Лицо Корнеевой было одухотворенным, словно она собиралась прочесть стихи.
– А, это ты, – бросила она. – Так и знала, что явишься. Чего тебе?
Мне нужно было о многом ее спросить, но слова сорвались с языка до того, как я успел все обдумать:
– Тебе было проще! Ты знала, что я игрок, а я про тебя не знал! Ты могла выбирать и планировать, а я был пешкой!
– Вправду думаешь, что мне было легче? – спросила Корнеева, и лицо ее как-то смялось, сморщилось.
Внезапно я понял, что она имела в виду. Для каждого – своя игра, так сказал Марк. Если бы мой выигрыш зависел от другого человека, если бы я знал, что кто-то погибнет, чтобы я победил, разве я стал бы пытаться выиграть?
Или все же стал бы?..
– Почему ты хочешь умереть? Ты выиграла. Надо выиграть хотя бы одну игру и…
– Оказалось, есть суперигра, – крикнула Корнеева, и ее круглые глаза стали еще больше. – Если хватит мужества сыграть, присоединишься к Нему! Если нет, если откажешься, Он явится за тобой и сожрет твою душу!
«Кто?» – хотел спросить я, но это было излишне: все ведь понятно.
Тот, у кого карты крапленые. У кого ложка всегда длиннее.
Кого не переиграешь, как ни старайся.
Я не знал, что сказать, но Корнеева и не ждала моих слов.
– В детстве мы прыгали в траву с крыши гаража. А еще в снег с крыши недостроенной двухэтажки. Летишь вниз – и дух захватывает! Не все решались, но я всегда прыгала. И сейчас прыгну. Я сыграю!
Дверь на крышу с треском распахнулась, послышались грохочущие шаги и голоса.
Корнеева посмотрела в ту сторону и улыбнулась.
– Нет! – закричал я и рванулся к ней.
– Да! – громко сказала она и опрокинулась навзничь.
Спустя несколько часов я лежал в своей комнате, уставившись в потолок. Липатов тихо сидел в углу. Поначалу он пытался расспрашивать меня, но потом понял, что это бесполезно, и отстал.
Тело Корнеевой увезли. Полицейские поговорили, с кем хотели, и тоже уехали, вместе с журналистами. Никто ничего не мог сделать, никто ничего не знал.
Кроме меня.
Пятнадцать минут назад мне позвонили. Я поднял трубку и услышал голос. Искаженный, звучащий глухо и словно бы из глубины колодца, но на этот раз вполне узнаваемый. Женский. Да не просто женский.
– Третья игра, – произнесла Корнеева.
– Выиграла и присоединилась к Нему?
– Сейчас двадцать ноль-ноль, – не слушая меня, говорила Корнеева или то существо, каким она стала. Или кто-то, забравший себе ее голос. – Финальная игра продлится два часа. В десять вечера все закончится либо победой, либо поражением. Эта игра – прятки. Ваша задача – спрятаться за это время так, чтобы вас не нашли. Удачи.
Я не собирался прятаться: можно ли скрыться от Сатаны? Разве что в церковь пойти. Но церкви, наверное, ночью закрываются. В принципе, я сумел бы пробраться, но не видел смысла: во-первых, я не верующий, а во-вторых, бесполезно. Допустим даже, что я переиграю нечистого каким-то чудом. Потом ведь мне предстоит суперигра, а к ней я не готов. Потому что не хочу ни присоединяться, ни отдавать душу на растерзание.
Навалилась апатия, сил не было даже руку поднять. К тому же я, видимо, простудился, потому что меня била дрожь, тело ломило.
– Пойду поем, – сказал Липатов. – Жрать охота. Почти девять уже. Потом в двадцатый схожу. – В двадцатом блоке почти каждый вечер играли в карты. – Ты, может…
– Нет.
Липатов ушел. Скоро девять вечера. Значит, мне остался примерно час.
Я достал сотовый, полистал телефонную книжку, нашел номер Марка. Думал, в памяти его не окажется, но ошибся.
– Слушаю, – прозвучал холодный голос.
– В игре нельзя выиграть, – сказал я. – Это обман. И я скоро умру, как Корнеева. Зачем ты заманиваешь людей на смерть?
– Ты сам согласился, – напомнил Марк. – Мог и отказаться, тебя не заставляли. Сам же хотел популярности, легкой жизни, денег, любви и уважения, надеялся все это получить.
– Ты ничего толком не объяснил.
– Надо думать головой, задавать вопросы, чтобы понять, поднимешь ты этот вес или нет. – Марк вдруг негромко засмеялся, а потом заговорил, и голос звучал устало: – Годы идут, десятилетия пролетают. Века. Телеги и повозки на дорогах сменились автомобилями, письма стали писать в телефонах, придумали Интернет, но природа человека неизменна. Все так предсказуемо и скучно.
– Кто ты? – спросил я, хотя вопрос был глупый, а ответ – очевидный.
Марк повесил трубку.
Мне вдруг стало страшно. Я думал, что уже перегорел, но, как выяснилось, страх был жив. Вскочив с кровати, я заметался по тесной комнатке, ища, куда спрятаться.
Не придумав ничего лучше, забаррикадировал дверь письменным столом, задернул плотные шторы, забрался в стенной шкаф. По-детски, но что еще я мог сделать? Никаких идей в плавящуюся от температуры голову не приходило.
Половина десятого. Без четверти. Без десяти. Скоро где-то кто-то скажет: «Я иду искать!» Двадцать один пятьдесят пять.
В шкафу было тесно, пахло пылью и дешевой туалетной водой Липатова. Голова кружилась. Возможно, мне все лишь мерещится? Может, я заболел, лежу сейчас в кровати в температурном бреду, и ничего этого не было: вечеринки, Марка, игр. Все сон. Только сон.
– Я иду искать! – сказал кто-то.
Говорящего я не видел. Голос был незнакомый и знакомый одновременно. Я будто знал его, но не мог вспомнить, кому он принадлежит.
Следом раздались тяжелые шаги. Слоновьи, оглушительно-громкие, они топали, постепенно приближаясь к шкафу. Я не сомневался, что этому существу известно, где я, и оно лишь забавляется, делая вид, что ищет.
– Кто не спрятался, я не виноват! – словно мантру, нараспев произнес голос, и тут дверцы шкафа распахнулись.
Я не выдержал и закричал, прижимая ладони к лицу, так невыносим был ужас. Потом все же нашел в себе силы взглянуть на своего мучителя, но возле двери никого не было. Медленно выбравшись из шкафа, я увидел, что комната пуста.
Никого здесь нет, только я.
«Показалось?»
Затылок обожгло: я ощутил нечто похожее на порыв горячего ветра или чье-то дыхание.
– Итог третьей игры: поражение.
Я ждал, что будет дальше.
– Вы проиграли. Но мы милосердны к игрокам. И предоставляем выбор. У вас есть пятнадцать минут. Если не воспользуетесь предложением, можете проститься и с душой, и с жизнью. Все это у вас заберут. Если хотите побороться, продолжайте игру.
– Игру? – прошептал я.
– Совершенно верно. В течение следующих суток вам нужно будет найти человека, готового сыграть. Если он согласится и победит, вы свободны. Оба. Если проиграет – оба умрете.
– Вы обманете. Я уже понял, что в игре нельзя победить.
– Ошибаетесь. Правила для каждого свои. Для вас – вот такие. Будете их соблюдать, выиграете.
Я резко обернулся, чтобы взглянуть в глаза говорящего, но позади меня никого не было. Лежащий на кровати телефон пискнул: включился таймер.
Пятнадцать минут.
За это время мне предстояло решить, стоит ли моя жизнь того, чтобы кто-то рисковал своей ради моего спасения. Просить о таком я мог лишь одного человека, и этот человек согласится, я был уверен на сто процентов. Мама. Она рискнет ради меня, всем пожертвует.
Но я знал, что не стану ее просить. Не смогу.
Есть вариант использовать кого-то втемную. Допустим, Липатова. Наплести ему с три короба, а там видно будет. Возможно, я смогу помочь ему выиграть, хотя бы попытаюсь, ведь от этого будет зависеть и его жизнь, и моя.
Корнеева была права: сделать выбор нелегко, очень нелегко. Готов ли я на сволочной поступок? Я пока не понимал.
В дверь толкнулись.
– Эй, ты чего там? Чё заперся?
Липатов. Я отодвинул стол от двери, открыл. Он стоял на пороге – слегка навеселе, взлохмаченный и немного ошалевший.
– Прикинь, я выиграл! Повезло! На ящик пива играли, завтра подгонят!
«Хоть кто-то выиграл», – подумал я.
– Выглядишь так, будто собираешься коньки отбросить, – озабоченно сказал Липатов. – Ложись-ка. У меня аспирин есть.
Таймер показывал, что осталось три минуты.
– Липатов, – позвал я, пока не понимая, собираюсь ли уговорить его.
– Чего? – Он смотрел на меня, еще не зная, что в эту минуту я пытаюсь решить его судьбу. А заодно и свою.
Внезапно мне стало легко. Я все про себя понял и принял решение.
– Тащи свой аспирин, Липатов, – сказал я. – И выпей за меня завтра, когда пиво подгонят.
Новогоднее желание
В новогоднюю ночь Марина и Саша решили собрать друзей и родных у себя на даче. Осенью они завершили строительство: возвели на месте старенькой дедовской развалюшки новый деревянный дом в так называемом русском стиле, под деревенскую старину, с баней и колодцем во дворе.
Компания подобралась пестрая: мама Марины (Сашины родители жили в Риге), Сашин лучший друг Макс с женой Светой, Жанна и Паша Хвостовы, с которыми Марина и Саша дружили еще с университета, с дочкой Женечкой, двоюродная Маринина сестра Олеся и ее парень, который всем предоставлялся как Тай (то ли это часть фамилии, то ли кличка, не поймешь).
– Офигеть вы устроились, – присвистнул Тай, оглядывая дом. – Наворовали, что ли?
Олеся смутилась, а Марина ответила, как ей показалось, с достоинством:
– Мы в крупной IT-компании работаем. Проходите, осваивайтесь.
Она бросила на Олесю красноречивый взгляд: мол, кого притащила к приличным людям?! Девушка сделала вид, что не заметила. А может, вправду не заметила. Она вообще только на этого Тая и смотрела, его одного и видела.