Вынул из чехла свою двуствольную горизонталочку, переломил и зарядил патронами с дробью. Мелкой – на утку. С предохранителя, естественно, снимать не стал.
- Всё, мать, на войну иду, - усмехнулся в бороду. – Тут сиди, а то стрельну ещё с перепугу.
Судя по движению в темноте, Зоя судорожно кивнула. Без очков точнее всё равно не было видно.
***
Избу построил ещё батя, Царствие ему Небесное. Хорошую избу, большую: три комнаты и кухня с огромной русской печью. Сын сколько предлагал переделать планировку, пристройку под кочегарку поставить, печь с кухни убрать. Нет уж. Вот помрут с бабкой – и пусть что хотят делают. А пока нехай.
Чтобы до спальни добраться, надо через все комнаты пройти. Из сеней в кухню. Из кухни – в зал. Потом гостевая спальня, потом уже их с Зоей. Проходишь квадратом, так что кухня как раз через стену от их спальни. Палычу сейчас, впрочем, предстоял обратный путь.
Открыл дверь комнаты (привыкли её закрывать ещё с тех пор, когда с детьми жили), двинулся на кухню, особо не таясь. Бабка пусть что хочет думает, но шумят там крысы. Да и если не крысы, какая разница? Вор, пенсионер – не важно. Главное, у кого ружьё.
Зайдя на кухню, щёлкнул выключателем. Лампочка вспыхнула на миг – и погасла. Перегорела, зараза. В углу что-то хрустнуло. Дед повернулся, взглянул на холодильник. Тоже – хороший, здоровенный. Сын подарил.
Верхняя дверца была распахнута настежь. В холодильнике лампочка тоже давненько так уже не горела. Но сейчас... Сейчас из тёмного нутра бытовой техники светились оранжевыми пятнами два глаза навроде кошачьих. Нормально без очков всё равно было не разглядеть.
Это что, котяра в избу залез? А как он холодильник открыть умудрился?
И тут Палыч заметил свисающий из холодильника до самого пола... хвост? Сердце тут же пропустило один удар, майка вмиг прилипла к покрывшейся холодным потом спине. Это что там за зверюга-то сидит? Змея большая, что-ли? Или вообще пришелец из открытого космоса?
Несколько долгих секунд царила тишина. Замер Палыч, замерла тварь в холодильнике – просто продолжала сверлить его взглядом. Ох, и даже без очков ощущалось, что нехороший это взгляд. Может, и к лучшему, что он сейчас ни черта не видит...
Дед щёлкнул предохранителем, глазастая нечисть мягко спрыгнула из холодильника на пол, показавшись наконец целиком. Туловище – толстое, короткое, размером с двадцатилитровое ведро. И с чем-то навроде гребня вдоль хребтины. Голова с непонятными пучками по бокам. Четыре лапы и длинный хвост. Как вообще в холодильник влез – не понятно.
По телу табуном пробежали мурашки, волосы на голове зашевелились и поднялись дыбом. Палыч на негнущихся ногах шагнул назад – и неведомая тварь вдруг бросилась к нему. Как стрелял, он потом почти не помнил. Но руки дрожали так, что оба выстрела ушли в пол, порвав в клочья половик. Да и приклад к плечу не прижал толком, так что синяк был обеспечен. А уж как по ушам грохнули два выстрела в комнате!
Оглушённый, Палыч даже не сразу сообразил, что зверюга исчезла. Но почти тут же заметил, что в открытом настежь окне в хлам порвана антимоскитная сетка. А на подоконнике – тёмное пятно. Зацепил-таки. Черт-те знает как, но зацепил.
Облегчённо вздохнув, кинулся закрывать форточку. Когда закрыл – стало чуть легче. Только вот, в остальных комнатах ведь то же самое. Ох – и в спальне же! Зоя!
За спиной послышался топот. Палыч развернулся, вскинул ружьё, напрочь позабыв, что не заряжено. На кухню ураганом ворвалась Зоя. Волосы растрёпаны, развивается ночнушка... И в руках – табуретка.
- Где!? – рявкнула бабка. Обвела пустую кухню взглядом. – Кто!?
- Да вот... – Палыч опустил ружьё, растерянно почесал бороду. – Толи чупакабра, толи крокодил...
***
Палычу до сих пор поражался, что бабка ему поверила. Он бы сам себе не поверил – и вот надо же. Ещё зачем-то про то яйцо странное спросила. А что яйцо-то? Падла хвостатая в холодильнике всё сожрала под частую. Яйца – сожрала. Суп этот мерзкий, шмат сала. Фарша куриного полтора килограмма (Зоя с утра котлеты жарить хотела, достала из морозилки). Сыр, опять же... Да даже масло сливочное! Ещё и полки верхние своротила – наверное, в этот момент Зоя и проснулась от шума. Только соленья в банках остались, и всё. Хорошо хоть, самого Палыча непонятная тварь не схарчила...
Быстро закрыли окна – и тут на улице начал дико выть пёс. Ох, там же и Хагрид этот (придумали же кобелю кличку), и куры в сарае, да и вообще... Палыч пошёл проверять. И в этот раз уже реально как на войну собрался. На ноги – резиновые сапоги. Высокие, на тяжёлой подошве. Фуфайку надел – она толстая, в ней спокойней. И фонарик налобный, чтоб в темноте не шарахаться. Опоясался патронташем, снова зарядил ружьё. Дробь только теперь крупную взял, ходил с такой на косулю. Разве что очки так и не нашёл.
А ещё – ещё зверски курить хотелось. Да только когда тут покуришь? Это Шварцнегр в телевизоре с сигарой в зубах негодяев убивает пачками да штабелями раскладывает. А Палыч – он и не Шварц, и не Негр. Так что на начатую пачку черного Петра пришлось лишь бросить тоскливый взгляд да пока забыть. Вот завалит зверюгу – и накурится всласть. И одной сигаретой, ей-Богу, не отделается. Руки-то, руки как дрожат...
Бабка тоже оделась и сидела теперь с кухонным топориком в одной руке и молотком в другой. Бой-баба, Анька-пулемётчица прям. Или неуловимая мстительница. А за еду в холодильнике отомстить надо.
Палыч перекрестился и вышел из избы. Пёс всё так же выл, отчаянно кудахтали куры в сарае. Щёлкнул выключателями – в сенях и на крыльце включился свет. Хорошо, хоть тут ничего не перегорело. А вот другого освещения не было – в курятнике сейчас темно. Но это ничего, фонарик есть. А судя по шуму, кракозябра страшная там сейчас. Ох, бройлеры, сколько ж сил в эти окорочки пернатые вложили...
Выскочил на крыльцо, спустился. Бросил взгляд на кобеля – тот выл и рвался с цепи. И ведь Хагрид этот – здоровая лохматая кавказская овчарка. В темноте вообще на медведя похож. И от того, в каком он ужасе, стало совсем уж не по себе. А был бы смелее, дурак прожорливый – вместе бы на мразь хвостатую пошли.
Хотя, случится что с кобелём – хозяйка расстроится. Она девочка хорошая. Да и осталась их последней соседкой. Три ближайших избы – это дачников, сейчас пустые. Ещё одна – Петровича, Царствие ему Небесное. Хороший был мужик, да пил сильно. И жена его так же пила, Царствие ей Небесное. Как-то по осени печь растопили и спать легли. А заслонку – не открыли. Угорели, в общем. Дом пустует. Дочь Петровича продать пытается, но цену вломила...
Вот Маринка одна в соседях и осталась. Правда, сейчас и она в город умотала на лето. В школе она работает, училка начальных классов. А летом, ясное дело, отпуск...
Конечно, в деревне ещё есть жители. Вот только – далеко, за рекой. Никого рядом.
Палыч вдруг понял, что тянет время. Идти в курятник было страшно. Падла хвостатая туда залезла – под потолком окно, чтоб навоз выбрасывать, через него, наверное. У кур то крылья подрезаны, им не долететь. А падла залезла. И жрёт бройлеров. А Палыч... Палыч трусит. Прям как Хагрид.
Внезапно раздался оглушительно громкий хруст. Пёс – он же здоровый, паразит такой – вырвал из земли столбик, к которому прилажена цепь. В стороны полетели штакетины – а кобель стрелой унёсся куда-то в огород. Цепь волочилась за ним. А с ней – столбик. И Зоины клумбы разворотил...
Палыч зло сплюнул и зашагал к сараю. И понял вдруг, что кур больше не слышно. Вот и всё.
Откинул крючок, рванул на себя дверь. Луч фонарика разрезал темноту, выхватил за завесой из пуха зелёную чешуйчатую тушу. Большую тушу, раза в два больше, чем в избе была!
Палыч заорал и долбанул дуплетом. Заорала и тварь – мерзко, визгливо. Рванулась в сторону и прямо по стене поднялась – чтобы через миг выскользнуть в окно. Длинный толстый хвост остался валяться на полу – среди перьев, крови и куриного помёта.
Дед шагнул внутрь, захлопнул дверь. Дрожащими руками перезарядил ружьё – и наконец позволил себе осмотреться.
- Ох, етить ту Люсю!
***
Наверное, стоило попытаться выследить тварь. На стене остался кровавый след, так что он вывел бы куда надо. Вот только было слишком жутко. А главное, увиденное в сарае, и вовсе походило на бред сумасшедшего.
В общем, взяв с собой оторванный хвост (и ведь тяжёлый, зараза, килограмм на пятнадцать-двадцать!), Палыч отправился обратно в избу. Идти было страшно – до этого ведь точно было ясно, что чудище в курятнике, а теперь...
Хотелось думать, что бесхвостая падла теперь сидит в темноте и зализывает раны – вот только дед словно чувствовал прикованное к себе внимание, взгляд, полный невероятной злобы. Но, сколько головой не крутил, горящих оранжевых глаз так и не нашёл.
И пёс, конечно же, тоже не вернулся.
- Ладно-ладно, Хагрид, я тебе это припомню, - пробурчал под нос. В основном, чтобы приободриться от звука собственного голоса. Тишина давила, не было привычных звуков ночной деревни – молчали птицы, молчали сверчки, даже ветер будто затих и
спрятался, ожидая развязку. – Завалю аспида, а ты припрёшься на всё готовенькое. Вот он я, смотрите, всё интересное пропустил, сидел, чёрт знает где...
Уже поднимаясь по ступенькам крыльца, Палыч вдруг буквально ощутил злой взгляд в спину – словно липкое холодное касание. Дёрнулся, развернулся, вскинув ружьё... и ничего не увидел. Сплюнул и поспешил в избу.
- Ну, чего там? – тут же крикнула Зоя из зала.
- Да... Эх, - дед лишь сокрушённо махнул рукой. А как бабка показалась на кухне, швырнул на пол хвост. – Вот.
- Прибил?
- Да если бы, - увидев на столе сигареты, всё-таки решил закурить. Тяжело сел у печки, сдвинул чугунную крышку с конфорки. Хоть и не топлено, а тяга-то из трубы есть, весь дым уйдёт. – Ящерица же это большая. Чует моё сердце, мать, падла просто хвост сбросила.
Чиркнул спичками, подкурил. С сигаретой во рту пробурчал: