ряшливой толстухи в школьные времена не вызывали восторгов, как, собственно и лишние килограммы живого веса. Сидевшая за столиком дама, вся в розовом крепдешине в тон яблочному румянцу, с уложенной вокруг головы русой косой, выглядела чрезвычайно приятно. И никакого фасона — она бросилась к школьной подруге с искренней радостью.
— Гладышева! В кино снимаешься? — выпалила она и притормозила готовые сорваться с уст восторги, приглядевшись к Ирке. Не тот у девушки был вид — не киноактерский. В глазах тоска, ранее не отмечавшаяся, костюмчик какой-то хоть и с претензией, но совершенно Ирке не идущий. Татка спохватилась: — Ой, я не про то хотела спросить…Как жизнь?
— А как твоя ангина? Выглядишь классно.
— Гланды вырезала. За собой слежу. Я ведь теперь дама замужняя. Ашотик меня прямо на руках носит. Да что мы стоим! Любаша, намечи нам на столик вкусненького! — Крикнула куда-то «за кулисы» и смущенно улыбнулась. — Ты не стесняйся, я здесь хозяйка.
Оказалось, что муж Татьяны Кедрач ныне Гандлян — владеет сетью кулинарных точек, среди которых значились и столь любимые Иркой пончиковые. Что еще желать хронически недоедавшему бедолаге, если ему будут платить деньги за то, что бы ежедневно стоять у аппарата, выпекающего этот волшебный продукт? Татка Ирине такую возможность предоставила. Киоск «Пальчики оближешь!», в котором обосновалась Гладышева, находился отнюдь не в центре. Кроме того, на третий день от одного вида пончиков ее здорово мутило, ноги ныли, а тоска безысходности душила посильнее, чем в «Путнике». Появление Черемухина у киоска было не менее впечатляющим, чем явление рыцаря под окном плененной в башне принцессы. А рассказы о новых веяниях в европейском кинематографе, капризах американцев, свежей волне латиносов — это же праздник души для человека, до тошноты объевшегося торгово-кулинарным продуктом. А планы Черемухина, а серьезные намерения сделать Ирку своей Музой?
Голова счастливицы кружилась не долго. Довольно скоро оказалось, что проекты Черемухина как один — завальные, что к сорока годам зарабатывать деньги он так и не научился — обиженный на судьбу и происки бездарных конкурентов гений. Миледи пришлось устроиться на студию уборщицей, что бы обеспечить калорийное питание тощего, но довольно прожорливого друга, занятого исключительно изучением сценарного материала и просмотром по видаку текущей мировой кинопродукции. Ирка обалдела от американских фильмов и нытья находящегося в постоянном нервном напряжении Феликса. Через пару месяцев они тихо ненавидели друг друга, но расстаться никак не могли, продолжая плыть по течению, как две сошедшиеся в потоке щепки.
И как же отвратительно ухала идиотская «трясучка» на дискотеке, как набегала кислая слюна от запаха пончиков, которым пропиталось все в этой квартире! На стене — портрет Феликса и Тарантино в обнимку, ловко смонтированный Чкремухиным в период работы над придорожными щитами. Рядом — увеличенное фото Миледи в образе уродины-Кармен. В замызганном кресле хозяин дома — махровый халат некогда белого цвета, пестрые женские джурабки — подарок из солнечного Узбекистана. Он, как всегда, углублен в чтение очередного сценария. И, как всегда, необычайно похож нам принца Чарльза, изменявшего прелестной Диане с Камиллой Паркер.
Масластый, длиннолицый, Черемухин имел несомненное сходство с членами королевской фамилии Великобритании. Соотечественники же, плохо знакомые с принцем Уэльским, называли Феликса Мерином, прилагая неприятное определение «сивый» — в смысле масти и, вполне вероятно, умственных способностей.
О противной кличке он, якобы, не знал. А Миледи все чаще в последнее время, вспоминала о ней. Вот и сейчас, лежа на паласе, она пощипывала черный виноград, наваленный на блюде горой в связи с дешевизной, искоса поглядывала на длинную физиономию режиссера и нервно листала очередной текст. Она уже знала, что он ей ответит, с какой интонацией и как невероятно будет похож в этот момент на фыркающего мерина. Именно сивого, а далеко, к примеру, не гнедого.
— Смотри, дорогой, а это неплохо — дама убивает всех своих мужей по очереди… Первый — депутат, второй — грузин. Третий…
— Террористка?
— Вовсе нет. Наша обычная современница. Ей скучно. — Миледи уставилась на Феликса, карауля его лошадиную реакции, и невинно продолжала: — Третий убиенный — зануда режиссер.
Лицо Мерина вытянулось, челюсть отвисла. Шлепая губами он зафыркал:- Было! Было! «Черная вдова». Все уже было! Господи! Ты же сама видела.
— Точно! Точно! — обрадовалась Ирка, но объяснять, что именно она увидела в его возмущенной физиономии, не стала. Не хотелось все же серьезно ссорится. Отбросив листы, она с рычанием набросилась на Феликса. Он отбивался, роняя с колен рукописи:
— Что за дикости! Я же читаю. Ты прерываешь творческий процесс!
— Мне грустно! Мне надоело. Мне хочется радости, — надулась Ирка, все еще надеясь свести нарастающее раздражение к легкой разрядке. Но гений не поддержал заданную юмористическую тональность.
— Пойди лучше на кухню что-нибудь приготовь. Там и повеселишься.
Ой, чтой-то мне и в правду не весело! И никакой разрядки. Как у этой Черной вдовы. К несчастью, я не замужем и, следовательно, убивать мне некого…
Скучно, скучно…Ничего не сделано путного. А время идет, идет…
— К отдельным персонам слава приходит на самом пороге могилы! — порадовал ее перспективой Феликс. Миледи взвилась:
— Никогда не говори мне про запоздавшую славу, Мерин! Я буду жужжать и биться как муха о стекло до последних дней своей «золотой осени» и вовсе не тороплюсь на кладбище!
— Мерин? Ты сказала Мерин!? — он вскочил, расшвырял ногами сценарии и журналы, целиком засунул в рот последний пончик: — Это конец. Флаг тебе в руки, детка… Я выхожу из игры. Мой приятель открыл отельчик у самого Черного моря в весьма интересном месте. Ему требуется хороший администратор и я вхожу в долю. Если надумаешь — могу составить протекцию в горничные.
— Да иди ты, администратор фигов! — она торопливо натянула джинсы и побросала в сумку бельишко. — Знаешь, почему у тебя ни хрена не получается? Рекламы у тебя идиотские, все «великие» замыслы — с чужого плеча, в студии ты умеешь только орать, а в постели лучше всего получается мычание. Как на приеме у дантиста. Сказать почему? Ты зануда — Фел. Скучный, плоский зануда!
На мгновение она задержалась в дверях и посмотрела на свою фотографию: — Это тебе на память. И пусть тебе полюбит удача — вот такая же знойная, как эта красотка! Меня от тебя тошнит, гений!
Дверь за Миледи захлопнулась с должным шумовым эффектом. Она уходила в никуда и навсегда.
7
Снова лето. Так же гордо торчат кипарисы над клумбой с петуньями и жужжит вентилятор под потолком с дубовыми балками. Стоя на стремянке, Миледи — босая, в коротеньком сарафанчике, золотистая от загара и злая на впустую убегающее время, снимает занавески с окна.
Дон, прилично раздобревший и поредевший шевелюрой, с тоской косится на девичьи ножки: — Опять в стирку? Месяца не прошло! Все хлопочешь, девочка. Вижу, стараешься. На премию идешь.
— Ты у меня, шеф — спасательный круг. Только, похоже, спасать уже некого и не от чего. Не та Миледи.
— Э, не скажи, девочка! Я еще тогда в комсомоле тебя приметил. Жаль, думаю, не для этих времен девочка — бедовая. Пропадет. Ей не в авоське совковой биться, ей крылья к полету даны. Так время теперь другое — в полет, красивая! А крылья — они только сильнее стали.
— Нет крыльев. Вот если сейчас рухну со стремянки, наверняка убьюсь. Не тот порох в пороховницах, — она осторожно спустилась, присела к стойке, опустив на ладони печальное лицо и торопливо зашептала: — Только Юрке не говори: кажется, я сдалась. Сам видишь — ни прогула, ни привода, ни инцидента — серенькое, затравленное буднями существо. Ой, скучно то как…
— Может, по коньячку?
— Не-а. Ну, если по чуть-чуть. За гибель надежды.
— А как же Тимиров?
— Что Тимиров? Пустое. Не про мою душу герой.
— Между прочим, с воскресенья начинаются его выступления в Главном Концертном зале. Вот что пишут в газете: «Аншлагами встретят своего кумира жители и гости нашего солнечного города!»
— Только не я. Я не мазохистка. Уж лучше ковырять в ране гвоздем. Ой, кто это к нам пожаловал? Похоже, Пан спортсмен с очередной кралей.
— Добрый день. Говорят, у вас хороший кофе. — Юрка вошел в кафе, как чужой, сопровождая в пух расфуфыренную девушку. — Олюша, садись сюда. Кофе, сок? — Он подошел к стойке и, вполне артистично изобразив незнакомство, обратился к Миледи: — Девушка, вы нас обслужите?
Дон ехидно улыбнулся: — Вам два по сто, юноша? Или коньячок?
— Спиртное в такую жару? Избави Бог! Нам, спортсменам надо держать форму. Да, Олюша? Каков сервис? Не то, что у вас в Чебоксарах!
— Спортсмен, значит? Сочувствую, сочувствую… — Отвернулся к кофеварке Дон. — Два капучино, мороженое?
— И холодной минералки без газа. Жарковато у вас тут. А в Москве сейчас грибной дождик… Что поделаешь — тренировочные сборы.
— Так вы из Москвы? — обрадовался Дон. — Как там Большой театр, все стоит?
— Соскучился я по театру. — Юрка вздохнул, — особенно по Большому.
Он уже неоднократно проделывал подобный финт — приводил даму, прикидываясь человеком интересной профессии. Ну не говорить же парню понравившейся девушке, что он помощник бармена, когда вокруг столько возможностей? Лучше всего ему удавался образ спортсмена — благо, накачанный торс был вполне убедителен. Шеф и Миледи охотно младшему коллеге подыгрывали. Но не на этот раз.
У Миледи не было никакого желания участвовать в бездарном спектакле перед щедро раскрашенной девицей. Она хотела попросту развернуться и уйти на кухню, бросив небрежно: — Юран, тебе на склад ехать! Но что-то щелкнуло внутри и помимо ее воли, вступила в свои права игра. Понеслась, понеслась, как Баранка над лугом! Миледи распахнула глаза, энергично потянула Юрку за рукав, усаживая рядом с собой на табурет: — Какой интересный рашен-бой! Я вас тре бьен понимайт! Сильно скучать домой. Я приехал из Парижа, работать каникулы, учить русский речь, русский народный жизнь. Хочем пИсать («Хочу писа-а-ть» — поправил Дон) Хочу писать для университет про традишен релакс русский баня. Сорбонна — ву компроне? — Она совершенно не обращала внимания на притихшую за столом девушку Олю из Чебоксар, явно заигрывая со «спортсменом»: — Может мсье мне показать баня? Мужчина и женщины прыгать в один снег? Тре манифик! Группен-эротик! В России есть секс! Да — есть! Я хочу доказать факт для французский наука. Сама, лично.