Комедия в двух действиях
АНДРЕЙ НИКИТИН.
МАРЬЯ БОРИСОВНА — его мать.
СУДАРУШКИН }
МЕТЕЛКО } его сослуживцы.
ВСЕВОЛОДОВ — его шеф, академик.
ДАЛИДАДЗЕ — заместитель шефа.
ВОЛОДЯ — друг Никитина.
ЛЕНА — жена Володи.
ИППОЛИТОВ — главный редактор газеты.
ОРЕЛИК — заместитель главного редактора.
СЕКРЕТАРЬ ДАЛИДАДЗЕ.
ПЕТРОВ-ФРОЛОВ — рабочий.
КАРАСЕВ.
ЧЕСНОКОВ.
СЛУЖАЩИЕ, СОТРУДНИКИ ИНСТИТУТА, СОТРУДНИКИ ГАЗЕТЫ, УЧАСТНИКИ ТОРЖЕСТВЕННОГО СОБРАНИЯ.
Действие первое
Актовый зал института.
Над сценой лозунг: «Товарищи! Шире боритесь за активное внедрение научных изобретений в производство!» Под лозунгом хлопочут С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
С у д а р у ш к и н. Я тебе говорю: испортим все дело. Возникнет дикий скандал.
М е т е л к о. Не дрейфь. Чего ты дрейфишь-то?
С у д а р у ш к и н. Из-за глупости все приготовления насмарку. Как хочешь, это необоснованный риск.
М е т е л к о. Вот и проверим, стоит ли затевать само дело.
С у д а р у ш к и н. Чует мое сердце — полетят наши головы. А жаль. Светлые головы. Других таких в институте не сыскать.
М е т е л к о. Ты еще долго будешь зудеть? Давай поворачивайся, а то ненароком вахтер или уборщица нагрянут.
Оба встают на стулья, снимают прежний лозунг, а вместо него вешают новый: «Долой необоснованные обязательства, взятые коллективом поспешно и необдуманно!»
(Отряхивает руки.) Вот теперь правильно.
С у д а р у ш к и н. Что будет! Что будет!
М е т е л к о. Еще раз тебе говорю: и не заметит никто. Таких высот достигло общее равнодушие.
С у д а р у ш к и н. Что ты себе вообразил? На сколько тут слов больше, чем в прежнем! И не заметят?
М е т е л к о. А заметят — еще лучше! Давно пора заметить, что обязательства — необоснованные. С этого и начнем…
С у д а р у ш к и н. Столько времени готовились совсем к другому… К серьезному перевороту. Ждали момента. Сдерживали себя… Тормозили процесс… И теперь из-за твоей вздорности, из-за позерства твоего ограничиться сменой вывески! Обидно. Глупо.
М е т е л к о. Чу!
С у д а р у ш к и н (тоже прислушивается). Кто-то идет.
Поспешно свертывают полотнище старого лозунга и убегают.
Затемнение.
Гостиная в доме Никитиных. За накрытым столом — Н и к и т и н и В о л о д я. Входит Л е н а в длинном пальто и с длинным шарфом вокруг шеи.
Л е н а. Ну, мы пошли. Спасибо. Было замечательно.
В о л о д я. Бай-бай, дружище. Созвонимся.
Н и к и т и н. Да погодите! (Поднимается, ставит на проигрыватель новую пластинку.)
Л е н а. Пора. Ночь на дворе.
Н и к и т и н. Я тебя приглашаю.
Танцуют. Она — в пальто, он — в рубашке с закатанными рукавами.
В о л о д я (мешает ложечкой чай). Я устал. Я не выспался. И опять не высплюсь.
Н и к и т и н (оставляет Лену, устремляется к Володе). Это я устал. Это я не высыпаюсь. Мне нужны помощники! (Смотрит на Лену.) Пойми, я не могу тащить этот воз один! (Берет за руку Володю.) Я не могу отвечать сразу за все: чтобы вовремя доставляли газеты и работало отопление, чтобы продавцы не прятали лучшее под прилавок, а транспорт ходил без перебоев. Борьба дается мне чудовищным напряжением сил и воли. Там, где я появляюсь, жизнь нормализуется. Вроде бы нормализуется. Временно, потому что стоит мне уйти, как все вновь течет по-старому. А ведь я не могу всюду успеть. Я прошу тебя! Напиши! Расскажи о моем опыте.
Л е н а. Как странно… Ведь ты борешься за очень нужное. Всем нужное. Разве они не понимают?
Н и к и т и н. Понимают. Но кто я, если вдуматься? Мальчишка. Только пришел — и сразу качать права. Если бы солидное, уважаемое издание меня поддержало…
В о л о д я. Для тебя я на все готов. Но давай подождем. Решается вопрос. Если откажут с квартирой…
Л е н а. Куда он меня повезет с ребенком?
В о л о д я. Вдруг тебя… и меня не поддержат… (Смотрит на Никитина задумчиво.) Хорошо тебе, на трех работах…
Входит М а р ь я Б о р и с о в н а.
Н и к и т и н. Тсс…
В о л о д я. Умолкаю.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Как вам торт? Сама пекла.
Л е н а. Вкусно.
М а р ь я Б о р и с о в н а (подходит к столу). И не пробовали…
Л е н а. Мне вредно.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Что вы такие озабоченные? Молодые — и озабоченные? Я в молодости только и знала, что смеяться… Ну улыбнитесь. Пока молодые — надо веселиться. Годы бегут быстро.
Л е н а. Мы веселимся. (Танцует одна.)
М а р ь я Б о р и с о в н а (увлекая Лену в сторону). Андрей такой замкнутый. Кроме Володи и тебя, у него нет друзей.
Л е н а. Дайте рецепт торта.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Почему ты выбрала Володю? И мне бы стала дочкой.
Л е н а. У вас хорошо. Не хочется уходить.
М а р ь я Б о р и с о в н а (вздыхает). Пойдем, дам рецепт. (Уходит вместе с Леной.)
Н и к и т и н. Теперь, когда мы вдвоем… Тебе и пока только тебе откроюсь… (Достает из буфета завернутый в тряпицу предмет, разворачивает. В руках у него брусок блестящего металла.) Вот, смотри. Знаешь, что это? Платина.
В о л о д я. Ой!
Н и к и т и н. Я тебе во всем признаюсь…
В о л о д я (озирается). Где Лена? Нам пора.
Н и к и т и н. Ты ничего не понял.
В о л о д я. Я понял. Но я буду, буду тебе помогать.
Н и к и т и н. Все должны включиться в это движение.
В о л о д я (про себя). Вот это да! Нет, писать нельзя.
Н и к и т и н. Ты придешь на суд?
В о л о д я. Нет. То есть, да.
Н и к и т и н. Я отдам тебе самое ценное.
В о л о д я (пятится). Не надо.
Н и к и т и н (достает из того же ящика тетрадь). Вот.
В о л о д я (не видит, что у него в руках, и продолжает пятиться). Лена, где ты? Я не возьму…
Н и к и т и н. Мой дневник. Здесь обо всем. Как я пришел к этой мысли. И к результату.
В о л о д я. Голова кругом.
Н и к и т и н. Я жду тебя на суде. Произойдет несправедливость. Я знаю. Но ты молчи. Скажешь свое слово позже. В печати.
В о л о д я. Хорошо. (Прячет дневник в карман.)
Возвращается Л е н а.
Л е н а (Володе). Ты ко мне плохо относишься. Я домой хочу.
Н и к и т и н (долго на нее смотрит). Я бы относился к тебе… точно так же… Он тебя любит.
Все уходят.
Затемнение. Актовый зал института.
За столом президиума под новым лозунгом — Д а л и д а д з е, С у д а р у ш к и н, М е т е л к о. В зале — с о т р у д н и к и и н с т и т у т а. Отдельно, сбоку, на стуле, — Н и к и т и н.
Д а л и д а д з е. Заседание товарищеского суда продолжается. Теперь, коллеги, я ознакомлю вас с протоколом, который нам прислали из двенадцатого отделения.
Г о л о с. Из скольких отделений получены протоколы?
Д а л и д а д з е. Пока из трех. Однако, по имеющимся данным, наш сотрудник вчера успел побывать еще в одном. Так что четвертое извещение на подходе. Не будем отвлекаться. Я читаю: «Двадцать первого апреля Никитин был доставлен в отделение. Причина: нападение на учащегося ПТУ Сысоева и ущипление его за нос». Никитин, будьте добры, объясните свой поступок.
Н и к и т и н (встает). Ехал в троллейбусе. Рядом стояла старушка. А пэтэушник сидел и смотрел в окно. Я попросил его уступить место. Не хочу повторять то, что он ответил. Тут я его и схватил. И вытащил в проход. И старушка села.
М е т е л к о. А если бы вас самого кто-нибудь за нос…
Н и к и т и н. Я всегда уступаю места старушкам и женщинам с детьми.
С у д а р у ш к и н. Вы понимаете, что это нарушение?
Н и к и т и н. Не могу смотреть на безобразия и мириться с хамством.
Д а л и д а д з е. Не можете, значит? (Трясет другой бумагой.) А женщину, мать двоих детей, оскорблять можете?
Н и к и т и н. Груздеву?
Д а л и д а д з е (смотрит в бумагу). Да, ее.
Н и к и т и н. А вы зайдите в эту столовую и пообедайте. И если не отравитесь, то дождитесь закрытия и убедитесь, как, сгибаясь под тяжестью сумок, они идут домой, к своим семьям. Дети их воровство привыкают считать нормой! Да, я ворвался на кухню. И закричал, чтобы все из сумок положили в котлы!
М е т е л к о. А доказательства? Юридически доказанные факты хищений?
Н и к и т и н. Вы ребенок? Или все вокруг дети? Ничего не понимаете? Если вам вместо цыпленка-табака махорку дают — вам еще дегустация нужна? Если бы хорошо кормили, стал бы я скандалить? Похож я на скандалиста?
Д а л и д а д з е. Похожи, Никитин! Что вы сегодня утром на проходной учинили? Зачем нашего Никанорыча обидели?
Н и к и т и н. Я Никанорыча люблю. Но зачем нам вахтер? Чтобы посторонних не пускать? Какие-такие у нас секреты? От кого? У нас не закрытое производство. К тому же Никанорыч постоянно дремлет, кто хочет — входит, кто хочет — выходит.
Д а л и д а д з е. Это вы о себе? Позавчера и вчера я вас разыскивал, чтобы побеседовать перед этим заседанием… И что же! Ваш начальник признался, что не может с вами справиться. Что на работе вы бываете от силы полдня.
Н и к и т и н. Мне хватает этого времени, чтобы выполнить все свои задания. А дополнительных не дают, хотя я просил неоднократно. Даже был на приеме у академика Всеволодова. Он обещал содействовать… Но…
Д а л и д а д з е. Куда вы исчезаете?
Н и к и т и н. Если речь о позавчерашнем дне, уезжал за город, сажал яблони.
Д а л и д а д з е. Яблони?
Н и к и т и н. Да. На месте прежней свалки, которую постепенно расчищаю. И вдоль дороги.
Д а л и д а д з е (перебирает бумаги). А у нас сведения, что вы на полставки подрабатываете в фирме бытовых услуг.
Н и к и т и н. Не в моем характере бить баклуши. Помогаю пенсионерам мыть окна, могу врезать дверной замок, поклеить обои. Осенью грибы и ягоды собираю, сдаю на консервирование…
Д а л и д а д з е. И это в рабочее время? Вот что, Никитин, хватит. Не являться на службу… Скандалить… Бессовестно обманывать доверие коллектива, который принял вас в свои ряды… Думаю, надо ставить вопрос о служебном соответствии.
Н и к и т и н. Разве непосредственное начальство мною недовольно? Разве я не справляюсь? (Возвысив голос.) Товарищи, предлагаю и всем так действовать. Начать с себя, с нашего родного института. Разгрести завалы обязательств, Гималаи справок и резолюций. Вместо Никанорыча поставить дежурных, чтобы ловили несунов.
Д а л и д а д з е. Какие несуны? Что вы мелете?
Н и к и т и н. А вы разве бумагу не берете? И копирку? И скрепки? И клей? И академик всеми нами уважаемый тоже берет. Я видел. Это вошло в плоть и кровь. Я понимаю: как не взять, если под рукой, а купить — надо тащиться в магазин, да там и нет ничего. И я, признаюсь вам, товарищи, тоже брал и бумагу, и ластики и успокаивал себя тем, что дома занимаюсь институтской проблематикой. Стыдно. Ведь мы в мелких жуликов себя превращаем!
Д а л и д а д з е. Расписывайтесь за себя! А за других… За нас… Верно, товарищи? Бросить тень на святое… На академика…
Г о л о с а.
— Пусть говорит!
— В наш буфет его запустить!
— Народный заступник!
М е т е л к о (толкает Сударушкина). А парень-то ничего. Для нашей затеи.
С у д а р у ш к и н. Как страшно: вдруг заметят. Я весь дрожу. Почему никто не замечает? Ведь лозунг у них прямо перед глазами.
М е т е л к о. А ты боялся.
С у д а р у ш к и н. Очень страшно.
М е т е л к о. Привлечем Никитина к нашему делу. Вполне созревший товарищ.
Н и к и т и н (размахивая руками). Давайте же наконец поговорим честно. Чего вы все боитесь? Почему никто не говорит искренне? Вас сошлют, посадят за решетку?
Г о л о с а. Нет.
Н и к и т и н. Расстреляют? Чего вы трясетесь?
Г о л о с. А если выгонят?
Н и к и т и н. У нас что, безработица? И кто посмеет? Если мы все вместе… Только говоря правду, можно жить. А иначе жить не стоит.
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Молод.
М е т е л к о. Горяч.
Н и к и т и н. Вы хоть раз попробуйте! Вот вы, в первом ряду. Расскажите, как попали в наш институт?
С о т р у д н и к (встает). Как? Пришел. Документы оформил.
Н и к и т и н. По призванию? Или случайно?
С о т р у д н и к. Честно?
Н и к и т и н. Мы здесь все честно говорим.
С о т р у д н и к. Встретил товарища. Вместе учились. Позвал он меня сюда. Дал два своих телефона, но по ошибке назвал служебный — домашним, а домашний — служебным. И вот я звоню ему якобы на работу. «А он прилег», — отвечают. — «То есть как? Плохо с ним, что ли?» — «Почему — плохо? Просто прилег, устал». Что ж за учреждение, думаю, где можно прилечь, отдохнуть? Ну и решил…
Д а л и д а д з е. Прекратить безобразие! (Никитину.) Уж не ученик ли вы Савойского?
Н и к и т и н. Я наслышан о Савойском. О том, как его изгнали из этих стен. И признаюсь, кое-что из его методов собираюсь взять на вооружение. Например, свободу выполнять так много работы, как мне по силам!
Шум, ликование в зале.
С у д а р у ш к и н. Вдруг сейчас заметят? Что будет!
М е т е л к о. Этот парень нам подойдет.
Затемнение.
В просторном, кабинете на стенах — оттиски будущих газетных полос. Во главе стола — И п п о л и т о в. Вокруг стола — сотрудники газеты, среди них О р е л и к и В о л о д я.
И п п о л и т о в. Что ж, товарищи, планы двух следующих номеров мы утвердили. А вот что касается отдаленных перспектив… Мне кажется, стоило бы подумать о статье, где вновь будет поставлен вопрос о повышении роли коллектива в управлении производством.
О р е л и к. Такая статья в редакции уже есть. Доводим ее до кондиции…
И п п о л и т о в. Дело даже не в самой статье… Надо, чтобы высказался не журналист, а рабочий, служащий, ученый…
О р е л и к. Именно такой человек у нас и выступает. (Строго смотрит на одного из сотрудников, тот кивает.)
И п п о л и т о в. Еще одно соображение. В последнее время, мне кажется, выросло число разводов. Я прав или не прав?
С о т р у д н и к и (хором, нестройно). Правы, правы.
И п п о л и т о в. В чем тут причина? Не сказывалась ли общая атмосфера вседозволенности и обмана и на взаимоотношениях в семье? Что, если заказать такую статью?..
О р е л и к. Такая статья в портфеле редакции уже есть.
И п п о л и т о в. Надо, чтобы какой-нибудь специалист, демограф, не сам вдруг заговорил об этом, а его побудило бы письмо читателя.
О р е л и к. Именно так статья и построена. Он отвечает на письма.
И п п о л и т о в. И письма есть?
Г о л о с. Еще нет, но уже пишут.
Все смеются.
О р е л и к. Вы недооцениваете коллектив, которым руководите.
И п п о л и т о в. Пожалуй. А вот я еще подумал…
О р е л и к. Статья уже заказана. Будет представлена вам завтра.
Все смеются и расходятся. В кабинете остаются Орелик и Володя.
О р е л и к. Чего такой мрачный?
В о л о д я. Наши планерки превратились в университет вранья.
О р е л и к. Не перебарщивай. Обычная текучка.
В о л о д я. А я не хочу. Не желаю так. Острый, нужный материал не планируете, не пускаете.
О р е л и к. Руководство в моем лице прочитало твою статью.
В о л о д я. И что думает руководство?
О р е л и к. Где подтверждение, что все это правда? Что этот самый Никитин не рвач, не жулик, не очковтиратель?
В о л о д я. Я же дал вам дневник.
О р е л и к. «Дневник», «дневник»… Не будь таким доверчивым. Он хороший, а начальство его… Ты в курсе, что институт, который поливаешь грязью, идет навстречу славному юбилею?
В о л о д я. Слышал.
О р е л и к. Значит, понимаешь, что некоторым выгодно… Как бы это сказать?..
В о л о д я. Прямо.
О р е л и к. Выгодно заварить кашу, омрачить праздник. Многие, увы, пользуются ситуацией для сведения личных счетов…
В о л о д я. Увы.
О р е л и к (передразнивает его). Почин… Инициатива… (Вздыхает.) Эх, молодые — неразумные… Иди и подумай.
Появляется с е к р е т а р ь.
С е к р е т а р ь. Мстислав Борисыч, к вам посетитель. Говорит, вы назначили.
О р е л и к. Пусть войдет.
С е к р е т а р ь уходит, появляется Д а л и д а д з е.
Д а л и д а д з е. Вы позвонили — я примчался.
О р е л и к. Присаживайтесь. Тут у меня любопытный документ. Взгляните. (Передает тетрадь.)
Д а л и д а д з е. Это что, простите?
О р е л и к. Дневник. Ваш Никитин ведет.
Д а л и д а д з е (читает). «Двадцать девятого августа. На что я потратил рабочий день? Очинка карандашей — полчаса. Переноска документов и чертежей по коридору — два часа. Чертил втулку (между прочим, обязанность чертежника.) Подшил деловую переписку (обязанность секретаря). Бегал за пирожками для всего отдела. Всё вместе — три с половиной часа. За мои прямые обязанности мне должно быть начислено 00 руб. 00 коп. Точный убыток для предприятия подсчитать не могу — арифмометр в отделе один и тот сломан. Уж лучше бы на картошку отправили…». (Морщит лоб.) Может, это и не дневник? Может, анонимка?
О р е л и к. На обложке фамилия.
Д а л и д а д з е (читает дальше). «Далидадзе — бурбон, мешает научно-техническому прогрессу, не осваивает нового оборудования и новых методов труда…». Что собираетесь с документом делать?
О р е л и к. Видите, с вами советуюсь. Все же не первый день знакомы, как-никак члены одной юбилейной комиссии, в одном президиуме сидим, общие задачи решаем.
Д а л и д а д з е. Спасибо.
О р е л и к. Вот и подумайте на досуге.
Д а л и д а д з е. Куда денусь? Подумаю.
Затемнение.
У подъезда прохаживается К а р а с е в.
Появляется Н и к и т и н.
К а р а с е в. Вы и есть знаменитый Никитин?
Н и к и т и н. Знаменитый — чем?
К а р а с е в. Весь город о вас говорит.
Н и к и т и н. Все говорят, и никто ничего не делает.
К а р а с е в. Таким я вас и представлял. Несговорчивый. Требовательный. Нетерпеливый…
Н и к и т и н. Прошу прощения, у меня мало времени. Тороплюсь на дежурство в дружину.
К а р а с е в. А как я дежурил, как заламывал руки! Ух!
Н и к и т и н. Что вас заставило меня поджидать?
К а р а с е в. Внимательно ознакомился с вашим выступлением на товарищеском суде. С вашей теорией личного примера…
Н и к и т и н. Назовитесь хотя бы.
К а р а с е в. Пока рано. Так вот, по долгу возложенной на меня миссии изучил некоторые подробности… Должен сказать, вы проделали громадную работу!
Н и к и т и н. Хотите мне помогать?
К а р а с е в. Восхищен вашей смекалкой и мужеством. Рисковый вы человек. Таких во все времена по пальцам пересчитать.
Н и к и т и н. Спасибо.
К а р а с е в. Все думаю о ваших опытах по лесопосадкам. Из головы нейдут. Значит, трудитесь на месте старой институтской свалки?
Н и к и т и н. И впрямь все знаете.
К а р а с е в. Даже больше, чем можете предположить. Давно хожу вокруг этого местечка. Но все не знал, как подступиться. А вы хитро придумали — под видом лесопосадок. И сторожа вас пропускают. Как же, энтузиаст-озеленитель! Поди, помогают разгребать завалы — за двадцать лет горы списанного… Тонны… Золотые тонны…
Н и к и т и н. Значит, знаете.
К а р а с е в. Сам в молодости клеммы платиной паял.
Н и к и т и н. Металл необходимо вернуть владельцу.
К а р а с е в. Кому же?
Н и к и т и н. Институту. Ведь сколько разбазарили — представить страшно! Но если мы сейчас это богатство вернем…
К а р а с е в. Вы и в самом деле блаженный? Или прикидываетесь? Ездите на свалку автобусом, тратите полтора часа в один конец, а могли бы хоть… Да вам бы на тридцать автомобилей и двадцать квартир для ваших друзей хватило!
Н и к и т и н. Прочь!
К а р а с е в. Не хотите, стало быть, делиться?
Н и к и т и н. Ищу бескорыстных помощников.
К а р а с е в. Да посмотрите вокруг — как все живут… Конечно, кое-что вернем институту. Но за такой труд, за идею, за риск ничего себе не попросить? А ведь это большой риск! Сами понимаете. Если вскроется… В последний раз. Я надежный человек. На меня можно положиться. По рукам?
Н и к и т и н. Убирайтесь! Чтоб духу вашего…
К а р а с е в. Хорошо. Ладно же! (Решительно идет.)
Н и к и т и н. Мерзость!
К а р а с е в (оглянувшись). Попляшешь, погоди! (Уходит.)
Никитин хочет войти в подъезд, из-за дома выходит Л е н а.
Н и к и т и н. Ты?
Л е н а. Случайно оказалась рядом. Но мне и до этого кое-что было известно. Оставь в покое Володю. Не впутывай…
Н и к и т и н. Ты не понимаешь…
Л е н а. Я-то как раз понимаю. Хочешь, чтобы он шею сломал? Ты один. А у него я. И будущий ребенок. Оставь нас. (Поворачивается, быстро уходит.)
Никитин смотрит ей вслед.
Затемнение.
Кабинет Далидадзе. На стене — диаграмма роста производительности труда. Сам Д а л и д а д з е — за столом, с о т р у д н и к и и н с т и т у т а — на стульях против него.
Д а л и д а д з е. Товарищи, я пригласил вас, чтобы обсудить очень важный вопрос — внедрение наших технических изобретений в производственный процесс. (Нажимает кнопку селектора.) Танечка, ну что там?
Входит с е к р е т а р ь.
С е к р е т а р ь. Арчил Борисович, сейчас соединят.
Д а л и д а д з е. Хорошо. А то мне уезжать надо.
С е к р е т а р ь уходит.
Так вот, товарищи, вопрос остро стоит на повестке дня. Есть еще некоторые индивиды, которые не придают ему большого значения.
Заглядывает с е к р е т а р ь.
С е к р е т а р ь. Арчил Борисович, на проводе.
Д а л и д а д з е (срывает трубку). Але, мама?.. Как дела? Как здоровье? (Прикрыв микрофон ладонью.) Товарищи, прошу не расходиться. Как суставы?.. Да, все послал… Еще десять коробок?.. Для тети Нины?.. Тоже суставы?.. Да, пошлю. Достану и пошлю. Але, але, девушка, помехи на линии, ничего не слышу. (Дует в трубку.) Але, але… Вот черт! (Кладет трубку.) Разъединили… (Обводит всех взглядом.) О чем я говорил? Ах да. Надо сосредоточить все усилия, чтобы поднять процент внедрения. Пока цифры крайне неудовлетворительные.
Заглядывает с е к р е т а р ь.
С е к р е т а р ь. Арчил Борисович, соединили.
Д а л и д а д з е (срывает трубку). Але, мама!.. Да, черт их дери, совсем не хотят работать… Да, получил посылку, спасибо. Как там бабушка Сулико? (Закрыв микрофон ладонью.) Товарищи, прошу подождать. А что у Вахтанга в школе?.. Может, позвонить Отару?.. А Тенгиз дом построил?.. С камнем я помогу… Да, вот приеду… Юбилей отпразднуем и приеду. Фу, фу… (Дует в трубку.) Опять помехи, але, девушка… (Закрыл микрофон.) Данные по лабораториям крайне неудовлетворительные. Я вас пригласил сюда, чтобы сказать — впредь так работать недопустимо. (В трубку.) Але, мама! Да, теперь слышно. Мама, как мандарины?.. Что, червь напал?.. Нужно бороться. Где дядя Георгий? Я ему все объяснял. Позови его… В саду?.. Ничего, я подожду… Далеко в саду?.. Ничего, сходи. Или Гиви пошли. У него ноги молодые… Жду, жду. Товарищи, если положение не исправится, будем принимать самые решительные меры. К нам ко всем сейчас предъявляют повышенные требования… Я лично возьму реализацию планов под контроль. Меры к активизации надо принимать самые решительные. Але, дядя Георгий, гамарджоба. Что с мандаринами?.. Опрыскивать надо. Пусть Зураб поможет. Или Мориса позови. Как твой полиартрит?.. Средство прислать?.. Мераб здесь будет — с ним пошлю… Ладно, завтра еще позвоню. (Опускает трубку.) Одним словом, товарищи, делайте выводы. По-старому работать нельзя. Все, совещание закончено.
Входит Н и к и т и н. Далидадзе вскакивает.
Д а л и д а д з е. Что вам нужно?
Н и к и т и н. Хожу по лабораториям. На рабочих местах — никого.
Д а л и д а д з е. А почему вы не на совещании? Насколько мне известно, ваш отдел тоже проводит планерку.
Н и к и т и н. Утром совещание. Днем планерка. Вечером собрание. Когда же работать?
Д а л и д а д з е. Вы затерроризировали весь институт.
Н и к и т и н. Это вы его развалили.
Вбегают С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
С у д а р у ш к и н. Беда! Комиссия!
М е т е л к о. Приехала комиссия ознакомиться с нашей деятельностью!
Н и к и т и н. Наконец-то! Сколько веревочке ни виться…
Все высыпают из кабинета Далидадзе в актовый зал. С противоположной стороны в зал входят члены комиссии: О р е л и к, П е т р о в - Ф р о л о в, К а р а с е в.
О р е л и к. Приветствую. Говорят, у вас в институте ретрограды окопались?
Д а л и д а д з е. Здравствуйте. Низкий навет! Не знаю, кому понадобилось бросать тень на заслуженный коллектив.
П е т р о в - Ф р о л о в. Я с завода, куда поступают на опробование ваши изобретения, и должен сказать…
О р е л и к (перебивает его). Как председатель комиссии, я тоже должен предупредить: будем обследовать деятельность института всесторонне.
Д а л и д а д з е. Вся наша жизнь и деятельность перед вами. Как на ладони. (Шепчет Орелику.) Я еще раз перечитал дневник. Там есть любопытная закавыка. Про свалку.
О р е л и к (вполголоса). Мы тоже заметили. Товарищ Карасев обнаружил. Очень его рекомендую, эксперт дружественного вам института.
Карасев и Далидадзе кивают друг другу.
П е т р о в - Ф р о л о в. Так! А это что за лозунг? Ну-ка, ну-ка…
Все задирают головы.
Д а л и д а д з е. Мы… мы…
П е т р о в - Ф р о л о в. Ничего себе сюрприз! (Медленно читает.) «Долой необоснованные обязательства»…
О р е л и к. Вот это да! Вот это поворот!
Д а л и д а д з е (строго). Откуда лозунг?
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Я говорил. Вот и конец нашим мечтам. Всей нашей затее. (Хватается за сердце.)
М е т е л к о (громко). Да уж, лозунг, доложу я вам…
Д а л и д а д з е. Кто отвечает за наглядную агитацию?
О р е л и к. Это я понимаю! Это по-нашему, по-боевому. И после этого меня будут убеждать, что здесь ретрограды? Чинуши? Враги нового и передового? Товарищи! Вы меня по-хорошему удивили. Только самые передовые люди могут столь смело мыслить!
Д а л и д а д з е (приосанясь). Мы всегда. У нас так заведено. Чтобы по-боевому. В первых рядах…
П е т р о в - Ф р о л о в (смотрит на Далидадзе, на Орелика). Молодцы! Вот он, неформальный подход.
К а р а с е в. И хорошо, что прямо с порога в этом убедились.
Д а л и д а д з е (выпячивая грудь). Не стоим на месте. (Приобняв Сударушкина.) Ищем новые формы.
О р е л и к. Идем дальше. Как радостно встречать яркие приметы нового.
Все, кроме Сударушкина и Метелко, уходят.
С у д а р у ш к и н. Мы их спасли. Мы себе навредили!
М е т е л к о. Но лозунг-то наш прочли!
С у д а р у ш к и н. И все?
М е т е л к о. И оценили. И поддержали. Это немало.
С у д а р у ш к и н. Теперь все останется по-прежнему.
М е т е л к о. При новом лозунге?
С у д а р у ш к и н. Прежние кто выполнял? Сам же говоришь: даже не читали. И теперь на долгие годы — все то же. Только под новой вывеской. А могли… Могли не вывеску, а весь существующий порядок изменить. Чтобы начали работать, а не лозунги развешивать. Беда, беда…
Оба смотрят друг на друга, вздыхают и расходятся в разные стороны.
Затемнение.
Н и к и т и н и В о л о д я встречают Лену возле роддома. Оба с цветами.
Н и к и т и н. Как ты мог?
В о л о д я. Я получил распоряжение.
Н и к и т и н. Но ведь ты все знал!
В о л о д я. Это не я.
Н и к и т и н. Под статьей — твоя подпись.
В о л о д я. Подпись моя, а материал не мой. Результат расследования целой комиссии.
Н и к и т и н. Ужасный, низкий упрек в попытке личного обогащения!
В о л о д я. Я написал совсем другую статью. Ты видел, читал.
Н и к и т и н. К сожалению, в газете появилась не она.
В о л о д я. Лене ничего не говори.
Н и к и т и н. Думаешь, они здесь газет не получают?
В о л о д я. Надеюсь… На новоселье придешь?
Н и к и т и н. Может быть.
В о л о д я. Она огорчится, если не придешь.
Н и к и т и н. Раньше надо было думать.
В о л о д я. Я тебя прошу… Приходи.
Н и к и т и н. Как ты мог! Меня ситуация подстрекала стать нечестным. И я не стал. Держал в руках эту болванку… И не воспользовался…
В о л о д я. Да, мог все предотвратить. И статью, и этот наш разговор.
Н и к и т и н (с удивлением). Как?
В о л о д я. Если бы отщипнул от болваночки кусочек и дал мне на кооператив. И на мебелишку…
Н и к и т и н. Что?
Бросив цветы, дерутся.
Появляется Л е н а с младенцем.
Л е н а. Вы что?
В о л о д я (Никитину). Ну извини меня. Пожалуйста.
Н и к и т и н. Живи. Расти смену. Люби жену. (Поднимает цветы.) Обзаводись мебелью…
Л е н а. Уже уходишь?
Н и к и т и н. Дела, дела. Сегодня должен вымыть одиннадцать окон, врезать два замка и посадить восемь яблонь. (Уходит.)
Л е н а. Что с ним?
В о л о д я. Зазнался. На друзей времени нет.
Л е н а. Так и открываются люди.
Затемнение.
В актовом зале, под лозунгом, — С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
М е т е л к о. До чего показуха надоела! Ты посмотри список. Умопомрачение. Кому нужна такая помпа? Ну, круглая дата, ну, юбилей — так зачем из личного факта биографии устраивать вокзал? Кто знает его, кому он дорог, те и сами придут. Нет, будут названивать, оповещать, руки выкручивать. И разве не понимают, что отрывать людей от дела, сгонять в торжественный зал — это унижение его же заслуг! Кто спорит — выдающийся ученый. Но если то, что он такой замечательный, нуждается в насильственном доказательстве, позвольте вам не поверить! (Садится за стол.)
С у д а р у ш к и н. Не надо. Нехорошо так об учителе…
М е т е л к о. Он бы и сам этого не одобрил, я уверен. А у него за спиной всякие Далидадзе процветают! И еще выступления им всем писать. О его заслугах… (Придвигает машинку, начинает печатать.)
С у д а р у ш к и н. Слушай, такой удобный повод. На юбилей соберутся все. И если мы используем трибуну… Чтобы поговорить с коллективом начистоту… Чтобы провозгласить нашу программу…
Метелко чешет затылок.
Скажи хоть слово…
М е т е л к о. Если я скажу — земля содрогнется.
С у д а р у ш к и н. Организация вечера в наших руках. Я вношу тебя в список выступающих.
М е т е л к о. Почему меня?
С у д а р у ш к и н. Другого шанса в ближайшее время не представится.
М е т е л к о (поднимается). Не надо, не нарушай моего покоя… Я давно решил. Я не желаю участвовать в пустой говорильне. Я никогда и ничего не буду говорить. Я буду молчать. И делать дело. То, что мы предприняли с лозунгом, — поступок. Говорить противно. Ты разве не видишь, что у нас на глазах все люди разделились на две группы: одни дело делают… пусть плохо, неумело, но делают и за это получают деньги, а другие получают за то, что говорят и учат, как надо делать, сами ничего не умея. Учат — и с трибун, и по радио, и по телевидению, — твердят, талдычат о качестве, с ума сойти можно. Не говорить, а делать! Вот мое кредо!
С у д а р у ш к и н. Вот это речь! Вот это голова!
М е т е л к о. В Англии зашел в русское кафе. На столах таблички: «Вас обслуживает ударник капиталистического труда». И я подумал: если бы в их условиях открыть фирму по мастерскому рассуждению о качестве, ведь она прогорела бы. Вылетела бы в трубу. Товары нужны, а не рассуждения. А у нас страна богатая… Один работает, а другой стоит рядом и рассуждает, что нужно делать, — и оба получают одинаково. Ведь это противоестественно, когда целая армия кормится тем, что ничего не делает, а только заботится о том, как и что нужно делать! Заткнуть им рот и дать инструмент в руки! Пусть делают, делают, делают, а после увидим, на что они способны. Ух, видеть не могу дармоедов!
С у д а р у ш к и н (восторженно). Ух, сильно́! Законченное выступление. Хоть сейчас произноси.
М е т е л к о (откидывается на спинку стула, вытирает испарину). Устал. От чего? От сотрясения воздуха! А ведь душу вложил. Теперь буду успокаиваться, в себя приходить… И это вместо того, чтобы заняться полезным трудом… Нет, не проси. Нет… нет…
С у д а р у ш к и н. Как же так? Блестящее осмысление, ораторский дар!.. Если бы я так умел…
Метелко крутит ручку арифмометра.
Ну хорошо, ты не выступишь из принципиальных соображений, я из боязни, что не так и не то скажу, не сумею убедить. И в итоге — опять все промолчат.
Метелко неопределенно бурчит.
Если бы я был смелым! Но я боюсь. Боюсь и не скрываю этого. (Смотрит на Метелко.) Послушай…
Метелко трет залысины, молчит.
Ты меня слышишь?
М е т е л к о. Нет.
С у д а р у ш к и н. Ты демагог.
М е т е л к о. А ты трус.
С ненавистью смотрят друг на друга.
(Примирительно.) Ну хорошо, не будем.
С у д а р у ш к и н. А кто, кто все это произнесет?
Метелко молчит.
Ну хоть со мной-то поговори.
М е т е л к о. Что там у нас дальше? В нашей программной речи, которую некому читать?
С у д а р у ш к и н (заглядывает в листки). Что скоро не будет хлеба, масла, молока… Если не начнем работать…
М е т е л к о. Это сильно. А дальше надо сказать: товарищи, а может быть, не запрещать, а разрешить? Не отвергать с порога, а присмотреться к тому, что происходит? Ведь если все кругом злоупотребляют дисциплиной, рабочим временем, своими обязанностями и положением, — это о чем-то говорит. Значит, люди стремятся к другой жизни.
С у д а р у ш к и н. Какой?
М е т е л к о. Пока не знаю. Но вывод напрашивается, сам собой: не проще ли убрать плотину, которая дает течь через все щели, чем то и дело ремонтировать ее? Неблагодарное и невозможное дело — поворачивать течение жизни при помощи бумажек. Мы почему-то думаем: принять закон — и проблема решена, все будут его выполнять. Но закон — та самая бумажка, приказание в пустоту, если он не учитывает направление развития жизни. Люди будут все равно поступать, как удобнее, разумнее, привычнее…
Входит Н и к и т и н, Сударушкин и Метелко замолкают, смотрят друг на друга.
С у д а р у ш к и н. А что, если…
М е т е л к о. Мне тоже пришло в голову…
Н и к и т и н. Я заглянул проститься.
С у д а р у ш к и н. Как?
Н и к и т и н. После всего случившегося… Мне стыдно. Я не могу смотреть людям в глаза. Я объявлен жуликом.
С у д а р у ш к и н. Вы ведь рисковый человек. Вам надо отважиться на следующий шаг.
М е т е л к о. Вам надо выйти на трибуну и восстановить правду.
Н и к и т и н. Правду?
С у д а р у ш к и н (протягивает листки). Вот материал. Изучите на досуге.
Затемнение.
В кабинете — В с е в о л о д о в и Д а л и д а д з е.
Д а л и д а д з е. Конечно, сам факт замены лозунга возмутителен. Но объективно институт благодаря этому спасен. Что особенно важно накануне юбилея.
В с е в о л о д о в. Ох этот юбилей! Пережить бы.
Д а л и д а д з е. Вы еще такой молодой! Сколько икры заказывать?
В с е в о л о д о в. Знаешь, когда я почувствовал, что старею? Когда перестал есть икру для удовольствия и стал принимать как лекарство.
Д а л и д а д з е. Замечательно выглядите.
В с е в о л о д о в. Какое… Утром поймал себя на том, что запихивал хлеб в холодильник.
Д а л и д а д з е. Это что… Я тут сидел у телефона с записной книжкой и думал, как набрать черточки между цифр.
Стук в дверь. Входит п о ж и л о й с о т р у д н и к.
П о ж и л о й с о т р у д н и к (неуверенно). Глеб Дорофеевич…
В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Давно не заглядывали…
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Не хотел беспокоить.
В с е в о л о д о в. Я все помню. Держу на контроле. Как место освободится — положим вашего папу. С главврачом я переговорю.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Спасибо. (Уходит.)
Д а л и д а д з е. Итак, на чем остановились?
В с е в о л о д о в. Пометь его просьбу насчет больницы. Надо помочь.
Стук в дверь. Входит м о л о д о й с о т р у д н и к.
М о л о д о й с о т р у д н и к (неуверенно). Глеб Дорофеевич…
В с е в о л о д о в. Да, мой дорогой. Рад вас видеть. Тезисы прочел. Серьезный труд, поздравляю. Будем двигать к защите.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Спасибо.
В с е в о л о д о в. Конечно, есть недоброжелатели. Но у кого их нет? Только у ничего не значащих пешек. А у любой личности…
М о л о д о й с о т р у д н и к. Отец родной… (Уходит.)
В с е в о л о д о в. На чем остановились?
Д а л и д а д з е. И как вас на всех хватает!
В с е в о л о д о в. Насчет защиты себе пометь.
Д а л и д а д з е. Пометил. Так что с банкетом?
Стук в дверь. Входит с о т р у д н и ц а.
С о т р у д н и ц а. Глеб Дорофеевич!
В с е в о л о д о в. Да, милая. Как вы всегда чудесны! Эх, где мои семнадцать лет!
С о т р у д н и ц а. Мне сына в институт…
В с е в о л о д о в. Дайте недельку на размышление.
С о т р у д н и ц а. Спасибо великое. Зайду. В следующий четверг.
В с е в о л о д о в. Буду ждать. Трепеща сердцем.
С о т р у д н и ц а. Вы… славный… Дивный… Не человек, а святой. (Уходит.)
Д а л и д а д з е. Растрачиваете силы, энергию на пустяки. А ваше время — драгоценно.
В с е в о л о д о в. Что есть теория без практики? Что я значу без института, последователей, учеников?
Д а л и д а д з е (потупясь). Как вы скромны! Горжусь своим учителем…
Открывается дверь, входят М е т е л к о и С у д а р у ш к и н.
С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, можно?
В с е в о л о д о в. Только что о вас говорил. О своих учениках.
Д а л и д а д з е (поднимается). Я пойду…
В с е в о л о д о в. Мои ученики должны дружить, быть вместе…
Д а л и д а д з е. Вызовете, когда понадоблюсь. (Уходит.)
В с е в о л о д о в (смотрит ему вслед с сожалением. Сударушкину и Метелко). Почему вы не любите Далидадзе?
Метелко и Сударушкин торжественно приближаются к нему.
С у д а р у ш к и н. Глеб Дорофеевич, вы всегда были застрельщиком нового…
В с е в о л о д о в (приосанясь). Случалось, бывал…
М е т е л к о. Боролись с рутиной, косностью…
В с е в о л о д о в (пристально смотрит на одного, потом на другого). Это что, репетиция юбилея?
М е т е л к о (выпаливает). Мы как раз по этому поводу… Упраздните юбилей.
В с е в о л о д о в. Что?.. (Шарит по карманам.) Где таблетки? Вы, мои ученики… В канун такого дня…
М е т е л к о (дает ему стакан воды). Глеб Дорофеевич… так будет лучше…
В с е в о л о д о в. Я вас растил… Пестовал… Что плохого я вам сделал? Кто вас подослал?
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Не надо было…
В с е в о л о д о в. Три любимых ученика… Лепил. Лелеял. Защищал. Ты, Гриша, самый первый, я не был даже академиком. С тобой мы написали учебник… Десять лет прошло — и появился Арчил. За что вы не любите Далидадзе? За то, что он предан мне? Еще восемь лет я ждал тебя, Саша. Хотел, чтобы ты возглавил лабораторию. Зачем я дожил до этого дня? Горе мне! Чего вы от меня хотите?
М е т е л к о. Сейчас поймете. Откроем тайну. Это мы заменили лозунг.
В с е в о л о д о в. Вы?
Сударушкин и Метелко переглядываются.
С у д а р у ш к и н. Пропали! Совсем пропали.
М е т е л к о. А ваш юбилей — второе звено в этой цепи. Оздоровление обстановки в институте.
В с е в о л о д о в. Все меняется вокруг. Я ничего не понимаю. Чем вам мешает мой юбилей? Чем помешал прежний лозунг? Имеем право на отдых. На труд. На соревнование. Слава труду! Вы против основ? Разве этому я вас учил!
М е т е л к о. Об основах все и так помнят. Зачем твердить общеизвестное?
С у д а р у ш к и н. Развешивают на каждом углу! Стерлось, примелькалось.
М е т е л к о. А уж язык… Ну как можно «шире» бороться? Вы же выдающийся человек, должны понимать. Не тратить время на писание подобной чуши. Надо просто внедрять эти самые изобретения — вот что нужно. Кому вообще нужны призывы? Разве вокруг дети, которых надо учить, как в первом классе?
В с е в о л о д о в. Тебе не нужны. Ты можешь жить своим умом. А есть те, кто нуждается в учителях и разъяснениях. Кому-то, кто не слишком тверд в своих убеждениях, лишние напоминания не помешают. Да и не только колеблющимся! Всех, даже самых знающих, идейных и дисциплинированных, лозунги мобилизуют на высокие свершения. Эх, будь я моложе, выполнил бы пятилетку в четыре года!
М е т е л к о. Зачем? Зачем в четыре? Это же все равно что родить ребеночка до срока. Если поезда начнут ходить быстрее — что произойдет? Если времена года начнут быстрее сменяться — урожая не соберем.
С у д а р у ш к и н. И так не весь собираем.
В с е в о л о д о в. Я плачу, когда читаю: «От каждого — по способностям, каждому — по труду». Как справедливо! Гуманно! На что вы замахнулись?
М е т е л к о. Обе части неверны! Что значит от каждого по способностям при номенклатуре, когда побеждает не талант, а анкета?
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Ты беспощаден. (Всеволодову, терпеливо.) Я понимаю: во время культа, когда вокруг было полно врагов… А сейчас где враги? По деловым качествам нужно подбирать.
В с е в о л о д о в. В каком лозунге сказано про номенклатуру? Покажите. Я не читал.
М е т е л к о. Не сказано, а подразумевается. Как набор генов — и не ухватишь, а существует.
В с е в о л о д о в. Я не читал. И стал академиком. Был парнишкой без роду и племени.
М е т е л к о. А вторая часть… «Каждому — по труду»… Да ведь на одного работающего приходится по десять дармоедов. Что они производят?
В с е в о л о д о в. Мы, может быть, увлеклись, переоценили темпы роста сознательности. Рассчитывали, что все будут работать с полной отдачей для общего блага. Тогда общество процветало бы. Разве не так? А многие, увы, рвут больше, чем отдают. Если бы и сегодня, как раньше, выполняли, что сказано в лозунгах, — все шло бы иначе.
М е т е л к о. Но ведь не выполняют. Почему?
В с е в о л о д о в. Не так просто изменить вековые привычки. Мы ставим перед собой великую цель — воспитать нового человека, который откажется от личной выгоды. Нам нелегко, рецидивы прошлого дают о себе знать. Идеологический противник нас разлагает, мешает…
М е т е л к о. Тоже мне идеологический противник — стоит старушка в подземном переходе, торгует флоксами и трясется. Любой может подойти и штрафануть. Ну скажите, почему она дрожать должна? Она что, украла?
С у д а р у ш к и н (тихо). Хватит-хватит. Ты что, не видишь, ему сейчас плохо будет. (Громко.) И украла, и идеологический противник. Украла — потому что на рынке, чтобы продать, уплатила бы налог. А противник — потому что добивается личного обогащения и поведением своим пропагандирует частнособственническую психологию.
М е т е л к о. Но если в государственном цветочном магазине я ничего, кроме кактуса, купить не могу? Беда в том, что все упирается в непонимание: любой труд — на благо общества. Догма всему преграда. Ну почему мы так боимся, что люди начнут работать? (Смотрит на Всеволодова.) Почему пеленаем взрослых людей по рукам и ногам всевозможными правилами и указами?
С у д а р у ш к и н. Зачем работать, если государство и так платит?
М е т е л к о. Нет, не так. Есть, есть еще люди. Хотят и не разучились работать. Но им мешают те, кто этой догмой кормится. Стоят на страже и за это получают деньги. И еще талдычат при этом о бескорыстии и честности. Знаете, что это мне напоминает? Будто мы кутенка отрываем от блюдца с молоком, к которому он тянется, и тычем мордой в блюдце с овсянкой, убеждая, что она вкуснее. Может, для кого-то и вкуснее. А для него нет. Но мы все тычем и тычем и не хотим его понять. Гоним людей от привычного и естественного — к абракадабре бесхозяйственности, насаждаем, воспитываем ее. Хочешь сделать догму несокрушимой — сделай ее средством пропитания.
С у д а р у ш к и н. Все, пойдем. Не доводи до беды.
М е т е л к о. Прощения просим…
С у д а р у ш к и н. …за беспокойство.
Оба пятятся к двери.
В с е в о л о д о в. Постойте! (Переведя дыхание.) Да что я, слепой, сам ничего не вижу? Много, много нелепостей и несоответствий. Когда вводили бесплатное образование, то воображали чистых, тянущихся к знаниям ребят и девчонок, какими были сами. И устраняли с их пути возможные препоны, стремились, чтобы талант как можно скорее обретал силу и начинал приносить пользу. А вместо этого самые талантливые вообще не могут сегодня поступить в институт — места заняты сынками и дочками. Почему не взять образование, если оно бесплатное? Вот и получается: нужны, нужны барьеры. Увы, нужны. Не сословные, а экономические. Хочет учиться — пусть сам на это заработает или пусть родители платят. А если оно не нужно — не станут платить, потому что никто деньги на ветер выбрасывать не станет!
С у д а р у ш к и н. Грандиозно!
М е т е л к о. Я знал, что вы поймете!
В с е в о л о д о в. Но как обидно все это сознавать!
М е т е л к о. Просто мы порой забега́ли вперед. Хотелось побыстрее скакнуть в будущее… Это были святые ошибки.
С у д а р у ш к и н. Давайте же начнем с малого: пусть на вашем юбилее все будет естественным. И от этой отправной точки будем двигаться дальше, оздоровлять институт. От малой честности, разумности, здравого смысла — к большой, будем расширять ее границы…
В с е в о л о д о в. Вы пришли меня убить.
С у д а р у ш к и н. Мы пришли вас спасти.
В с е в о л о д о в (всхлипывает). Такие приготовления…
С у д а р у ш к и н. Те, кто вас любит и уважает, придут и будут говорить то, что думают. И о том, за что вас ценят. А ценят вас за то, что вы всегда умели чувствовать, находить и открывать новое. Ваш юбилей станет новой страницей в истории института.
В с е в о л о д о в. У всех был юбилей, а у меня не будет. (Загибает пальцы.) У Судакова был, какие люди приезжали… У Лаврентьева был. У Холмогорова… Два банкета по пятьсот человек. Чем они лучше?
М е т е л к о. Вы, вы лучше, об этом и речь.
В с е в о л о д о в. Что скажут люди?
С у д а р у ш к и н. Что вы молоды, как никогда.
М е т е л к о. И еще. Забудьте старое. Пригласите на юбилей Савойского.
В с е в о л о д о в. Я? Савойского?
С у д а р у ш к и н. Вам семьдесят… А ему девяносто три.
В с е в о л о д о в. Ни за что. Когда я пришел в институт, он был первым моим душителем. Проходу не давал.
М е т е л к о. Сколько ему осталось? Сделайте шаг навстречу.
В с е в о л о д о в. Не просите.
С у д а р у ш к и н. У вас мировой авторитет.
В с е в о л о д о в (зажмурясь). Как давно это было! А будто вчера. Я молодой. Он в соку. В расцвете. С именем, заслугами, премиями, связями. А я без роду и племени. Но я был прав. А он чувство реальности утратил. Я знал, что настою на своем, чего бы мне это ни стоило. Чувствовал, что пора, когда каждый тянет в свою сторону, миновала, что она уступит место твердой руке, твердой линии, которая приведет к достижению поставленной цели. И я знал, что такой твердости нет ни в ком, кроме меня. А время, какое время было! (Не то плачет, не то смеется.)
Сударушкин и Метелко склоняются над ним.
Затемнение.
Квартира Петрова-Фролова. Звонок. П е т р о в - Ф р о л о в открывает. Входит С у д а р у ш к и н.
П е т р о в - Ф р о л о в. Побыстрее, я тороплюсь. За мной сейчас машина придет.
С у д а р у ш к и н. Я с очень простым вопросом. Вы ведь выступаете на чествовании Всеволодова…
П е т р о в - Ф р о л о в. Ну?..
С у д а р у ш к и н. Текст готов?
П е т р о в - Ф р о л о в. Принесли.
С у д а р у ш к и н. А кто написал?
П е т р о в - Ф р о л о в. Не знаю.
С у д а р у ш к и н. Сами-то Всеволодова видели? Общались?
П е т р о в - Ф р о л о в. Не привелось.
С у д а р у ш к и н. Давайте начистоту. Зачем вам это?
П е т р о в - Ф р о л о в. Поручили.
С у д а р у ш к и н. Кто?
П е т р о в - Ф р о л о в. Администрация.
С у д а р у ш к и н. А если бы не поручили?
П е т р о в - Ф р о л о в. Что вам от меня надо?
С у д а р у ш к и н. Я вас прошу не выступать.
П е т р о в - Ф р о л о в. Почему это?
С у д а р у ш к и н. Признайтесь, ведь вам самому, без бумажки, нечего сказать.
П е т р о в - Ф р о л о в. Без бумажки… не умею.
С у д а р у ш к и н. Так и не говорите, если не умеете.
П е т р о в - Ф р о л о в. Я человек ответственный.
С у д а р у ш к и н. Но это же абсурд!
П е т р о в - Ф р о л о в. Порядок есть порядок.
С у д а р у ш к и н. Давайте рассуждать здраво. Ведь вы считаете себя честным человеком? Как же можете говорить о том, чего не знаете, да еще пользоваться чужими мыслями?
П е т р о в - Ф р о л о в. Они, как мои.
С у д а р у ш к и н. Делайте то, что можете. За станком у вас получается — вот и трудитесь. Я же не лезу к вам за станок.
П е т р о в - Ф р о л о в. Не путайте. Производственное и общественное…
С у д а р у ш к и н. Одно и то же.
П е т р о в - Ф р о л о в. Товарищ Всеволодов огорчится, если от нашего коллектива никто не поздравит. Ему привет рабочего человека дорог, он сам из народа.
С у д а р у ш к и н. Это я беру на себя.
П е т р о в - Ф р о л о в. Вот заладил. Как вы это себе представляете?
С у д а р у ш к и н. Выйти на трибуну и отказаться. Объявить, что текст не ваш. Что Всеволодова вы не знаете.
П е т р о в - Ф р о л о в. С ума сошли!
С у д а р у ш к и н. Почему вы со мной можете искренне говорить, а с трибуны нет?
П е т р о в - Ф р о л о в. Ну чего привязались? Езжайте к другим — один я, что ли, выступаю?
С у д а р у ш к и н. Я у других уже был. Вы последний.
П е т р о в - Ф р о л о в (недоверчиво). Их тоже отговаривали?
С у д а р у ш к и н. Пытался.
П е т р о в - Ф р о л о в. Удалось?
С у д а р у ш к и н. Не скрою, от вашего решения очень многое зависит. Ваше выступление одно из главных.
П е т р о в - Ф р о л о в. И мне же предлагаете сорвать его?
С у д а р у ш к и н. Не сорвать, а использовать. Для откровенного разговора. Хотя бы об организации подобных юбилеев. У вас самого разве не наболело?
П е т р о в - Ф р о л о в. Есть маленько… Времени уйма уходит… Жалко времени…
С у д а р у ш к и н. Вот и надо восстать. Ведь сколько вокруг нас противоестественного! Книги издают не те, которые люди с удовольствием бы прочли, а те, которые якобы по каким-то причинам нужно издать…
П е т р о в - Ф р о л о в. При чем здесь книги?
С у д а р у ш к и н. Извините, до вас с писателем разговаривал. Убедил, он откажется от слова.
П е т р о в - Ф р о л о в. Оставьте меня, я должен подумать…
С у д а р у ш к и н. Очень на вас рассчитываю… (Уходит.)
П е т р о в - Ф р о л о в. Откуда взялся? Как черт. Все мои мысли угадал…
Затемнение.
Кулуары торжественного собрания.
В одиночестве прохаживается И п п о л и т о в. Появляется О р е л и к.
О р е л и к. А вы что не в президиуме?
И п п о л и т о в. Знаю себя. Опять задремлю. Неловко. Все-таки мы с юбиляром приятели.
О р е л и к (в сторону). Хитер. (Ипполитову.) А почему народу мало?
И п п о л и т о в. Сейчас подъедут.
О р е л и к. Каким по счету выступаете?
И п п о л и т о в. Звонили, сказали, выступления не требуется.
О р е л и к. Кто звонил? Вот у меня в руках программка. Вы в числе ораторов. (В сторону.) Ох, старость — не радость.
Вбегает Д а л и д а д з е.
Д а л и д а д з е. Возмутительно! Кто допустил? (Увидел Ипполитова.) Сейчас вам выступать.
И п п о л и т о в. Ничего не понимаю. (Пожимает плечами, уходит.)
О р е л и к. Что происходит?
Д а л и д а д з е. Вакханалия. Ничего-ничего. Сейчас все утрясем. (Убегает.)
Возвращается И п п о л и т о в.
И п п о л и т о в. Чушь. Повернули назад, сказали, мое слово в конце. Если хватит времени.
О р е л и к. Какое неуважение! (Снимает трубку, набирает номер.) Редакция?.. Материал о юбилее пока не засылать. Ограничимся фотографиями. (Вешает трубку.)
Вбегает Д а л и д а д з е, за ним — м о л о д о й и п о ж и л о й с о т р у д н и к и и с о т р у д н и ц а.
Д а л и д а д з е (Ипполитову). Вы еще здесь? Вам же выступать.
И п п о л и т о в пожимает плечами, уходит. За ним — О р е л и к.
Полупустой зал. В президиуме никого. Зато старый маразматик Савойский пожаловал.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Кто дал Никитину слово? От молодежи я должен был приветствовать.
С о т р у д н и ц а. А от женщин, говорят, вообще приветствия не будет…
Д а л и д а д з е. Надо позвонить… (Снимает трубку.) Или не надо? (Опускает трубку.) Надо что-то делать. (Уходит.)
П о ж и л о й с о т р у д н и к (оглянувшись по сторонам). Я думал, этот Никитин… А он… (Глядя на молодого сотрудника.) Возмутительно!
С о т р у д н и ц а (оглянувшись). Аж мурашки по коже. Искажаются, говорит, святые принципы! Человек, говорит, должен отдавать все способности и таланты. А если работать вполсилы, а зарплату получать как за полную отдачу… (Глядя на молодого сотрудника.) Какая беззастенчивость и самовосхваление!
Слышны аплодисменты.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Нет, этого так оставлять нельзя!
С о т р у д н и к и убегают.
Входят В с е в о л о д о в и И п п о л и т о в.
И п п о л и т о в. Ты мне можешь что-нибудь объяснить?
В с е в о л о д о в. А что? Все замечательно.
И п п о л и т о в (с сомнением). Да?
О б а уходят.
Вбегают С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
М е т е л к о. Успех!
С у д а р у ш к и н. Молодец Никитин!
М е т е л к о. Какая в зале тишина. Боятся слово пропустить.
Слышны аплодисменты.
С у д а р у ш к и н. Я бы не сказал, что тишина.
Оба убегают. Входят другие с о т р у д н и к и.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. А как по кадрам прошелся! До каких, говорит, пор кадры будут тасовать люди, которым наплевать, что произойдет от этой перетасовки, лишь бы получать свою зарплату? И вообще, говорит, хотел бы я знать, по какому принципу производятся у нас назначения, перемещения, повышения?
С о т р у д н и ц а. Прав Никитин. Зачем арифметический подход? Работают люди двадцати трех национальностей… Дружба — это когда не интересуются, кто ты и кем записан, а если учитывают, — это уже что-то иное.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Миллионы на свалке! Да, наш институт может целое десятилетие безбедно существовать, ничего не делая, а только переплавляя старые клеммы… И ведь мы все знали, что приборы паяют платиной, а спокойно выбрасывали…
С о т р у д н и ц а. И о выступлениях хорошо. Сперва, говорит, историческая часть, повтор общеизвестного со времен царя Гороха — расшаркиваемся перед прошлым, даем понять, что не посягаем, — и только потом куцые замечания о сегодняшнем. Кого мы все время убеждаем и заверяем — и для этого бьем себя в грудь и повторяем общеизвестное? Давайте вынесем эту первую часть за скобки. Представьте себе, что мы и между собой начнем говорить с получасовыми воспоминаниями о прошлом перед каждой фразой — вся жизнь в разговорах пройдет. На всех собраниях, уж если отрывать людей от дела, надо говорить только по существу!
М о л о д о й с о т р у д н и к. Или вообще их отменить, чтобы не тратить времени на болтовню! И еще внести пункт — не принимать в институт людей с заочным образованием. Ведь обман! Все мы знаем, какие знания они получают. Липовые! Давайте перестанем обманывать друг друга!
С о т р у д н и ц а. А как здорово придумал насчет лесопосадок. И мытья окон. Я первая выйду на расчистку института от бумаг!
М о л о д о й с о т р у д н и к. Дальше только так будем жить. Ни для кого никаких исключений. Всем правду. И всем в глаза.
Все уходят.
Появляются В с е в о л о д о в, И п п о л и т о в и О р е л и к.
В с е в о л о д о в. Кто еще может похвастать таким юбилеем? Какая радость слушать то, что люди на самом деле думают! Без прикрас, без лести, без лакировки.
И п п о л и т о в. Считаешь, имеет пропагандистскую ценность? (Подзывает Орелика.) Надо дать об этом событии небольшую информацию. В плане популяризации положительного опыта…
Все уходят.
Вбегают С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
С у д а р у ш к и н. Ты молодец!
М е т е л к о. Нет, ты!
С у д а р у ш к и н. Сейчас бы и я выступил.
М е т е л к о. Сейчас уже не надо. Все сказано.
Входит Н и к и т и н.
Сударушкин и Метелко по очереди горячо жмут ему руку.
От души поздравляю. Блестящее выступление!
Н и к и т и н. Я так волновался. Себя не слышал…
С у д а р у ш к и н. Великолепно. Сорвать такую овацию.
Н и к и т и н. Пить хочу. Умру, если не попью.
Н и к и т и н в сопровождении С у д а р у ш к и н а и М е т е л к о уходит.
Появляется Д а л и д а д з е и группа с о т р у д н и к о в.
Д а л и д а д з е. Я это так не оставлю! Ишь, выдумал! Все вокруг плохие, один он герой. Он этим выступлением окончательно поставил себя вне коллектива. (Снимает трубку, набирает номер.) Але, это Далидадзе…
Появляются И п п о л и т о в и О р е л и к.
И п п о л и т о в. Все понял? Дать полный текст выступления.
О р е л и к. Нет вопросов.
Д а л и д а д з е (опускает трубку, плюхается на стул). Вот блин!
Действие второе
Актовый зал. Под лозунгом: «Товарищ! Честно говори правду в глаза!» — С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
С у д а р у ш к и н. Ты сам-то видишь, какая чушь получается? Прежде, при Всеволодове, мы не хотели становиться администраторами, чтобы не тратить драгоценное научное время. Теперь… целыми днями что-то утрясаем, отлаживаем, согласуем…
Метелко неясно рычит.
О том ли мечтали?
Метелко чешет затылок.
Конечно, мы его щадим. Оберегаем. Но ведь мы, это выступление ему написавшие, совсем другого хотели!
Метелко вздыхает.
Что ты молчишь?
М е т е л к о. Будем справедливы. Он дни и ночи не спит. Думает. Старается…
С у д а р у ш к и н. При чем здесь это? У хорошего руководителя всегда остается время на сон. Зачем было городить огород — создавать общество говорящих друг другу правду, — если никто просто-напросто не может попасть к нему на прием? То он на грибах, то на дежурстве, то моет окна…
Входит Ч е с н о к о в.
Ч е с н о к о в. Здравствуйте, товарищи. Я молодой специалист. Направлен к вам по распределению. Столько о вашем институте слышал!
С у д а р у ш к и н (толкает Метелко). Идет, идет молва!
Ч е с н о к о в. Что?
С у д а р у ш к и н. Я не вам. Так почему, говорите, именно наш институт выбрали?
Ч е с н о к о в. По призванию. И потому, что здесь, по слухам, творятся удивительные дела. Хочу принять участие…
С у д а р у ш к и н. Молодец! (Толкает Метелко, тихо.) Ну скажи что-нибудь.
М е т е л к о. Благословляю…
С у д а р у ш к и н (отмахивается). Толку от тебя…
Ч е с н о к о в. Могу я видеть Андрея Юрьевича?
С у д а р у ш к и н. Он сейчас занят. Погуляйте пока, осмотритесь…
Ч е с н о к о в. Спасибо. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Все-таки чертовски приятно, что о нас такая слава…
Стук в дверь. Входит П е т р о в - Ф р о л о в.
П е т р о в - Ф р о л о в. Добрый день. Могу я видеть Андрея Юрьевича?
С у д а р у ш к и н. А вы по какому вопросу?
П е т р о в - Ф р о л о в. Хочу рассказать о том, как плохо стали внедряться изобретения института в производство.
Сударушкин и Метелко переглядываются.
С у д а р у ш к и н. Вы нам как замам расскажите.
П е т р о в - Ф р о л о в. Я хотел бы лично…
С у д а р у ш к и н. Видите ли… Сейчас такой момент… Андрей Юрьевич отсутствует.
П е т р о в - Ф р о л о в. А когда вернется?
С у д а р у ш к и н. Он приедет и сразу снова уедет.
П е т р о в - Ф р о л о в. Ладно, я завтра загляну. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Давай начистоту. Я, конечно, ценю и уважаю его последовательность и постоянство. Приятно, когда начальник являет собой пример для подражания. Но ведь есть масса текущих дел, которые необходимо решать…
Стук в дверь. Входит Д а л и д а д з е.
Д а л и д а д з е (официально). Я тут принес некоторые данные. (Язвительно.) Для вашего шефа. Думаю, И вам будет небезынтересно. (Кладет на стол бумагу.) Ознакомьтесь. (Уходит.)
М е т е л к о (не читая, прячет бумагу в стол). Единичные факты, ну не явились на лесопосадки. А он раздувает…
С у д а р у ш к и н. Каждому нашему неуспеху рад. (Грозит в направлении ушедшего.) У, саботажная морда! Хотя вообще, конечно, возмутительно. И где-то даже подло. Когда перед глазами пример Никитина… уникального руководителя…
М е т е л к о. Себя не щадит…
С у д а р у ш к и н. Поставить его в известность все же надо. Раз уж мы организовали общество говорящих друг другу правду… И про сигнал Петрова-Фролова. И что прогуливают.
Быстрым шагом входит Н и к и т и н.
Н и к и т и н. Здравствуйте, товарищи! Надеюсь, все в порядке. Кто меня спрашивал?
С у д а р у ш к и н. Приходили…
М е т е л к о (перебивая его). Мальчик новый приходил к нам по распределению. А в остальном все хорошо.
Н и к и т и н. Что — все?
М е т е л к о. Ну абсолютно все! Куда ни ткни! О чем ни заведи! Отличные дела! Институт на прекрасном счету. Наши инициативы встречают горячее одобрение и поддержку.
С у д а р у ш к и н. Постой…
М е т е л к о. Нет времени стоять.
Н и к и т и н. Абсолютно нет времени. Я сейчас выдам два звонка и уеду замки вставлять. Спасибо за службу. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Почему ты ничего ему не сказал?
Метелко молчит.
Ведь он руководитель. Он должен быть в курсе.
Метелко трет залысины.
Мы его ближайшие соратники. Мы должны…
Метелко садится за стол, склоняется над бумагами.
Ты что? Ты не слушаешь меня?
М е т е л к о. Совершенно нет времени.
Затемнение.
Кабинет — В с е в о л о д о в, Д а л и д а д з е и О р е л и к.
В с е в о л о д о в. Спасибо, что приехали.
Д а л и д а д з е. А данные точные?
О р е л и к. Пять раз лично перепроверял. Но поймите меня. Дело новое. Руководитель молодой. Обидно сразу обрушиваться. А с другой стороны, если эту платину такими темпами будут тырить…
Д а л и д а д з е. Надо писать. И печатать. И чем скорее, тем лучше.
О р е л и к. Ваше мнение, Глеб Дорофеевич?
В с е в о л о д о в (озирается, вздыхает). Это уже не мой кабинет. Не мне и решать. Не я это дело затеял. Я теперь только референт. (Смотрит на часы.) Мне к врачу пора. Ох, годы… ломит, ломит поясницу. Прошу прощения. Поговорите с самим. Я скажу его замам. (Уходит.)
Появляются С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
М е т е л к о. Никитина нет. Можем мы его заменить?
Д а л и д а д з е демонстративно поднимается и уходит. Сударушкин жалит его в спину взглядом.
О р е л и к. А где он?
М е т е л к о. Будет позже.
О р е л и к. Ну ладно, вы доверенные лица. Дело щекотливое. В портфеле редакции материал о злоупотреблении на свалке…
С у д а р у ш к и н. Как?
О р е л и к. Факты серьезные. Не знаю, как быть…
Дверь открывается, входит Н и к и т и н.
Метелко прикладывает палец к губам.
Н и к и т и н. Прессе привет! Какие проблемы?
О р е л и к (смотрит на Метелко, потом на Никитина). Да вот, понимаете…
Н и к и т и н. Рассказывайте, не стесняйтесь.
Метелко умоляюще прижимает руки к груди.
О р е л и к (неуверенно). Ничего не понимаю. Сложные времена. Зашел посоветоваться. В редакцию письмо пришло. Предлагают на деньги, вырученные от продажи платины, частное кафе открыть.
Н и к и т и н. Кафе?
О р е л и к. Не думал, что до таких перемен доживу. Раньше клеймили позором, я сам об этих процессах писал, а теперь прежние подпольные фабрики и заводы открыто разрешены. Открывай рестораны, закусочные, частным извозчиком становись. Я до пятидесяти лет, не разгибаясь, вкалывал, чтобы добиться приличной зарплаты. А кто-то теперь будет конверты в частной лавочке клеить и получать в пять раз больше…
Н и к и т и н. Предлагаю объединиться в сообщество. Как раз по этому поводу говорить хотел.
О р е л и к. Нам с вами?
Н и к и т и н. Каждое утро, что бы ни случилось, подписчики получают свежий номер вашей газеты. Так?
О р е л и к. Так.
Н и к и т и н. И ведь вы государственное учреждение, а не частное. Другой организации, подобной вашей, пока найти не сумел. Все другие подводят. А вы — как часы. Давайте объединимся. Сперва мы подтянемся до вашей точности. А потом, когда появятся другие, так же хорошо работающие, будем расширять круг. И так до полного торжества общей слаженной деятельности во всех сферах.
О р е л и к. Затея любопытна…
Н и к и т и н. Вы будете помогать нам. Мы — вам. Главное — координировать усилия. И тогда вскоре транспорт начнет ходить точно по графику. А потом, заводам, чтобы не отстать от других коллективов, выгодно станет внедрять наши усовершенствования.
О р е л и к. Ничего не понимаю, но впечатляет.
М е т е л к о (Сударушкину). Видишь, он все знает. Все сложности сечет.
С у д а р у ш к и н (к Метелко). Но ведь эта его теория — бред.
М е т е л к о. Не перечь. Не надо.
Н и к и т и н. Так по рукам?
О р е л и к. По рукам.
Пожимают друг другу руки.
Н и к и т и н. Я больше не нужен? А то мама захворала. Надо бежать.
М е т е л к о. Что с ней?
Н и к и т и н. Простуда. Пустяк. Но в ее возрасте… Счастливо вам. (Убегает.)
О р е л и к. Почему вы не дали мне сказать?
М е т е л к о. Не видите? Не время. Мать больна. Он любящий сын. Он один у нее. Ему некому помочь. А дел невпроворот. И еще вашим известием усугублять…
Затемнение.
Коридор. Л е н а показывает Н и к и т и н у квартиру.
Л е н а. Это коридор, это ванна.
Н и к и т и н. Я был уверен, вы получили отдельную.
Л е н а. Помнишь, какая была ситуация? Из роддома некуда ехать. Вот и решили согласиться. Временно. Обещали потом улучшить.
Н и к и т и н. А уж Володя хорош. Ни словом не обмолвился.
Л е н а. Ты его знаешь. Такой неуверенный в себе. Робкий.
Н и к и т и н. А что это у вас все краны текут? (Снимает пиджак, засучивает рукава сорочки.) Инструменты какие-нибудь есть?
Л е н а. Нет инструментов.
Н и к и т и н. Я слесаря вызову.
Л е н а. Ничего-ничего, мы так… Уже привыкли…
Н и к и т и н. Я мигом. (Хочет бежать.)
Л е н а (удерживает его). Пойдем в комнату.
В комнате Лена садится. Никитин озирается.
Н и к и т и н. В потолке трещина. Паркетины отлетают. Обои отклеиваются. Батареи заржавели.
Л е н а. Комната как раз ничего. Большая. Просторная.
Н и к и т и н. Все так и живут, как жили? Мы в нашем институте боремся, сражаемся за лучшее, а населения это, выходит, не коснулось?
Л е н а. Ты что, нигде не бываешь?
Н и к и т и н. Очень занят. И в магазинах без перемен?
Л е н а. На еду тоже времени нет?
Н и к и т и н. Мама кормит.
Через окно в комнату проникают отвратительные визгливые звуки.
Что это?
Л е н а. Во дворе ремстройконтора. Они электропилу установили и доски нарезают.
Н и к и т и н. Безобразие! Сейчас время отдыха, люди с работы пришли… И ребенка разбудят. (Подбегает к окну, перегибается через подоконник и кричит.) Немедленно прекратите!
Л е н а (хмуро). Зачем ты? Все живут, никто не бунтует.
Н и к и т и н. Но ведь невозможно.. Ребенок в таких условиях…
Л е н а. Ничего. Он привык, не замечает. И мы привыкли. Правда, иногда утром, часов в шесть, приснится, что под поезд попала… А вскочишь, сообразишь, что это пила, и опять засыпаешь…
Визг пилы продолжается.
Н и к и т и н (снова кричит). Я до вас доберусь!
Громкий смех за окном.
Лена, бери бумагу и пиши заявление. Как у нас любят эти бумаги!
Л е н а. Что ты? Зачем? Давай просто поговорим. Так давно с тобой не разговаривала.
Н и к и т и н. Не могу под этот визг.
Л е н а. Смотрю на тебя и удивляюсь: как я могла быть такой слепой… Ты личность. Все сметаешь на своем пути.
Н и к и т и н (морщась от визга). Я? Сметаю?
Л е н а. Не пасуешь перед обстоятельствами, подчиняешь их. А он… С тех пор как вы поссорились, совсем сдался. И я поняла: это ты своим примером вдохновлял его, заставлял быть другим. Сильным, смелым, бескомпромиссным. Только такие нравятся женщинам.
Н и к и т и н. Разве?
Л е н а. Как твоя личная жизнь? (Берет его за руку, смотрит в глаза.) Ты можешь изменить жизнь целого института, можешь сделать счастливым весь мир, но одного человека, который по твоей милости появился на свет, ты уже обделил своим теплом и любовью.
Н и к и т и н. О чем ты?
Л е н а. Не о чем, а о ком. О твоем ребенке. Нашем ребенке.
Н и к и т и н. Я плохо слышу… Этот визг…
Л е н а (вздыхает). У мужчин избирательный слух…
Из коридора слышится грохот.
Н и к и т и н. Это что?
Л е н а. Сосед пришел!
Слышен зычный голос: «Есть кто живой? Выходи, помоги мне пиджак снять!»
Никитин встает, сжимает кулаки.
(Умоляюще.) Не надо, прошу тебя.
Сосед (бушует в коридоре): «Что вы все, как тараканы, попрятались? Ух, ненавижу!»
Л е н а. Ты не подумай. Он, когда трезвый, очень добрый.
Сосед (вопит): «Я не успокоюсь, пока кого-нибудь не убью!»
Никитин решительно поднимается. Лена пытается его удержать, выбегает в коридор, но он распахивает дверь, выскакивает в коридор, заламывает соседу руки, валит его на пол — и тут только видит, что это Карасев.
Н и к и т и н. Карасев?
К а р а с е в (с достоинством). Да, это я.
Никитин отпускает его, Карасев поднимается.
Н и к и т и н. Вы — здесь? Почему?
К а р а с е в. Я тут живу. Да… Везунки, вроде вас, всплывают наверх, неудачников, вроде меня, тянет на дно. (Обиженно.) Но вы могли бы и поблагодарить. С моей легкой руки началось ваше возвышение.
Н и к и т и н (сухо). Вы пытались меня утопить.
К а р а с е в. Не скажите… Можно и покритиковать, но так умело, что захочется возразить. Воздать страдальцу… А у меня с той поры все под уклон. С работы подвинули. Жена бросила. Разменяли квартиру. И вот я здесь. В чудовищных условиях. В жалком виде. Какая несправедливость! Вы рисковали. Я на этой затее сломал шею. А теперь все тащат со свалки столько, сколько душе угодно!
Н и к и т и н. Что вы такое говорите?
К а р а с е в. Правду! Или, думаете, честность, как жизнь, дается один раз? Нет, честность порой теряют. Потом находят. Честными становятся, а не рождаются. Иногда, правда, с опозданием. Не подумайте, я не о себе. Дело не во мне. Жить стало скучно — вот беда. Я человек риска. Жизнь без риска, как осетрина без хрена. Мне нравится не просто красть, а рисковать. Я при этом ощущал себя охотником, добытчиком. Властелином судьбы. А сейчас… Пожалуйста, открывай лавочку, работай по двадцать четыре часа в сутки — и откупайся процентами… Тоска, а не жизнь.
Открывается дверь. Входит В о л о д я.
В о л о д я (Никитину). Ты?
Н и к и т и н. Ехал мимо…
В о л о д я. Молодец. Это я понимаю.
К а р а с е в смотрит на них, качает головой. Уходит.
Малютку-то видел?
Н и к и т и н. Хорош.
В о л о д я. Вылитый я. А?
Н и к и т и н (долго на него смотрит). Я виноват. Будем добиваться для тебя отдельной квартиры. Ребенок не должен расти рядом с такими вот карасевыми. Дурной пример заразителен. (Смотрит на часы.) Мне пора. (Кричит.) Лена, я ухожу.
В о л о д я. Задержись. Посидим, повспоминаем старое.
Появляется Л е н а. Долго смотрит на Никитина. Он отводит взгляд.
Н и к и т и н. Ну, счастливо. (Уходит.)
В о л о д я. Что это он вдруг объявился?
Л е н а (потупилась). Это я его позвала… Хотела предупредить… о готовящейся статье…
В о л о д я. Зачем?
Л е н а. Думала как лучше. Теперь и сама вижу… Во все влезает. Все ему не так. Дебошир, склочник, скандалист. Хорошо, что тебя выбрала. С таким, как он, жить да мучиться.
Затемнение.
В зале под лозунгом — С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
М е т е л к о. Говорю тебе, он все видит, знает, понимает.
С у д а р у ш к и н. Откуда ему знать, если мы никого к нему не допускаем, а сами молчим, о чем бы он ни спросил. Откуда информации взяться?
М е т е л к о. Просто он гордый. Сильный. Независимый. Не покажет слабости никому. Конечно, он сознает, в каком сложном положении оказался, какое наследство ему досталось! Принял хозяйство в чудовищном состоянии. Но он правильно делает, что не показывает виду, как ему тяжело. И справится, я уверен, справится.
Входит Ч е с н о к о в.
С у д а р у ш к и н. Как вам у нас?
Ч е с н о к о в Многого в толк не возьму, но нравится. Атмосфера здоровая. Свежести. Задора. Все друг другу правду в глаза говорят. Если кто не работает, ему так прямо и говорят, что он не работает. Нелицеприятно. Резко. Так, чтобы человек задумался. Осознал.
С у д а р у ш к и н (толкает Метелко). Нет, кое-чего мы все же достигли.
М е т е л к о. Не кое-чего, а ого-го чего!
Ч е с н о к о в. Как бы все же к Андрею Юрьевичу попасть?
М е т е л к о. Он сейчас занят.
С у д а р у ш к и н. Мы не можем его заменить?
Ч е с н о к о в. Я бы все же хотел представиться. У меня ряд научных идей. И я хотел бы их реализовать. А меня куда-то на мытье окон гонят…
С у д а р у ш к и н. Каждый наш сотрудник должен являть собой пример для подражания — на службе и в быту. Помимо научной деятельности семь раз в неделю все отправляются за город, на лесопосадки. Четыре раза в неделю обязаны дежурить в дружине. Два вечера мыть стекла в квартирах пенсионеров. А через месяц, когда созреют ягоды и попрут грибы, надо сдать на приемный пункт по два пуда того и другого.
Ч е с н о к о в. Грандиозно. Как я счастлив, что попал в такой коллектив. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Но себе-то мы должны честно признаться: исследовательская деятельность захирела. Планов не выполняет никто. Да, собственно, планов нет, упразднены, всем верят на слово. А что такое слово, не зафиксированное на бумаге? Не заверенное подписью и печатью… Его вроде бы и нету… Душа разрывается… Надо ему сказать!
М е т е л к о. Сейчас не время.
С у д а р у ш к и н. А когда оно, по-твоему, наконец придет?
М е т е л к о. Ты же видишь… И еще эта несчастная любовь. Все-таки он джентльмен. Какое благородство! Она вышла за другого, а он хлопочет им о квартире.
С у д а р у ш к и н. Ведь такое дело можем проиграть! Надо, чтобы он знал. И о прогулах. И о свалке. И о внедрении…
Входит Н и к и т и н. Устало опускается на стул.
Н и к и т и н. Я ничего не понимаю. Мы здесь боремся. Вкалываем… Я договорился о том, что каждый месяц наш институт будет выделять сто человек для работы на новостройках. Оказывается, с жильем еще столько проблем.
С у д а р у ш к и н (тихо, к Метелко). Я скажу.
М е т е л к о. Да погоди. Ты же видишь…
С у д а р у ш к и н. Я не удержусь…
М е т е л к о. Выдержишь!
С у д а р у ш к и н. Нет сил.
М е т е л к о. Изыщи силы!
С у д а р у ш к и н. Все, не могу! (Подлетает к Никитину, зажимает себе рот, но слова прорываются. Единственное, что он может сделать, — произнести не те слова; которые собирался.) Андрей Юрьевич, если вы и дальше будете столько на себя взваливать, — не выдержите. Рухнете. Нельзя руководить таким институтом и продолжать участвовать в лесопосадках, ходить в дружину, мыть окна и врезать замки. У вас есть коллектив, он возьмет на себя часть ваших забот.
Н и к и т и н. А? Что? Да, вы правы. (Уходит в кабинет.)
М е т е л к о. Ну и чего добился? Только огорчил руководителя.
Стук в дверь. Входит П е т р о в - Ф р о л о в.
П е т р о в - Ф р о л о в. Мне бы к Никитину.
С у д а р у ш к и н и М е т е л к о (вместе.) К нему нельзя! Он занят!
Затемнение.
Н и к и т и н в кабинете.
Н и к и т и н (по телефону). Поверьте на слово. Я еще с прежними бумагами не разобрался… Все подвалы забиты… Обстановка пожароопасная… Живем в бумажном доме… Ремонта не было много лет, мы поставили задачу привести в порядок то, что имеем. Расчистить свалку, полезное, что прежде выбрасывалось, снова пустить в дело, на месте свалки устроить зону отдыха, деньги, вырученные от реализации платины, пустить на переоснащение института… Планы грандиозные, хватило бы сил… Спасибо. (Вешает трубку.)
Стук в дверь. Входит м о л о д о й с о т р у д н и к.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Можно?
Н и к и т и н. Конечно. По какому вопросу?
М о л о д о й с о т р у д н и к. Отчасти по личному.
Н и к и т и н. Начинайте с другой части.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Хотел вас информировать — в коллективе недовольство. Столько разговоров про обновление, очищение, а свелось к благоустройству территории.
Н и к и т и н. Вы так оцениваете нашу работу?
М о л о д о й с о т р у д н и к. Нет, не совсем… Но перемены очень незначительны…
Н и к и т и н. Вы хотите сказать, ничего не изменилось?
М о л о д о й с о т р у д н и к. Кое-что… Хотелось бы быстрее.
Н и к и т и н. А вы вспомните, как начинали. Да, с малого. Но я верил: в каждом сохранилось что-то настоящее. И я оказался прав. Каждый заглянул в себя и нашел в себе это малое. И с этого плацдарма начал наступление на себя прежнего. А вы, вы лично начали это наступление?
М о л о д о й с о т р у д н и к. С Далидадзе и новым сотрудником Чесноковым мы провели обследование. Многие записываются на работу по лесопосадкам, по мытью окон, не являются на этом основании в институт, но и на лесопосадки тоже не приходят.
Н и к и т и н. Не хотят, значит, некоторые жить по-новому… Тормозят… Что ж… Еще какие вопросы?
М о л о д о й с о т р у д н и к. С вашим предшественником, академиком Всеволодовым, у меня была договоренность о защите кандидатской.
Н и к и т и н. Не сейчас, чуть позже — сами видите, сколько общих задач.
М о л о д о й с о т р у д н и к (отчаянно). Все готово! Вот реферат…
Н и к и т и н. Не начали, нет, не начали вы этого наступления… на себя прежнего. Идите. И подумайте хорошенько.
М о л о д о й с о т р у д н и к, ссутулясь, уходит.
Появляется п о ж и л о й с о т р у д н и к.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Можно?
Н и к и т и н. Рад.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. По вашему поручению изучил вопрос с сигаретами. У них (тычет пальцем в неопределенном направлении) сигареты из специальной бумаги. Чтоб быстрее тлели и человек больше выкуривал, а, значит, приносил больше прибыли табачным фирмам. (Улыбается.) А может быть, чтоб перекуры не затягивались?
Н и к и т и н (задумчиво). Ну, мы-то с перекурами, надеюсь, покончили?
П о ж и л о й с о т р у д н и к (сориентировавшись). Папа мой бедный столько курил! От этого все болезни. Не узнавали насчет больницы?
Н и к и т и н. Еще нет. Но узнаю. (Задумчиво.) Любой окурок может стать причиной пожара. Надо совсем запретить курение.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Предшественник ваш, академик Всеволодов, договорился с главврачом, нужен один звонок. Звоночек.
Н и к и т и н. Хорошо, поговорю. Когда выдастся минута. Вот закончим с противопожарной профилактикой…
П о ж и л о й с о т р у д н и к (кисло). Спасибо. (Уходит.)
Появляется с о т р у д н и ц а.
С о т р у д н и ц а. К вам, Андрей Юрьевич, не попасть. Все в делах, заботах. Нельзя так. Посмотрите, до чего себя довели: бледность, под глазами — круги… Впрочем, бледность вам идет…
Н и к и т и н. Слушаю.
С о т р у д н и ц а. А официальность — не идет. Молодой, интересный.
Н и к и т и н. Слушаю.
С о т р у д н и ц а. Сын в институт поступать собрался.
Н и к и т и н. Наш институт ведь не учебный…
С о т р у д н и ц а (растерянно). Просто хотела поговорить. Посоветоваться.
Н и к и т и н (смотрит на часы). Прошу прощения, у меня встречи.
С о т р у д н и ц а уходит.
(Бродит по кабинету. Нажимает кнопку селектора.) Пусть зайдут Метелко и Сударушкин.
Затемнение.
В актовом зале, под лозунгом, за большим столом — С у д а р у ш к и н, М е т е л к о, Ч е с н о к о в, П е т р о в - Ф р о л о в, с о т р у д н и к и и н с т и т у т а.
П е т р о в - Ф р о л о в. Где же Никитин?
М е т е л к о. На совещании. Будет с минуты на минуту.
П е т р о в - Ф р о л о в. Четвертый месяц это слышу. А дело безотлагательное.
М е т е л к о. Докладывайте пока без него. Мы передадим.
П е т р о в - Ф р о л о в. И это тоже слышал.
С у д а р у ш к и н. Говорите.
П е т р о в - Ф р о л о в. Вообще перестали от вас какие-либо проекты получать. Раньше хоть Далидадзе за этим следил. А теперь кто?
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Мы теряем опытные, проверенные кадры. Как ни крути, администратором Далидадзе был толковым.
С о т р у д н и ц а (поколебавшись). Никитин не видит ни в ком из нас людей.
Ч е с н о к о в. Как интересно! Нелицеприятно!
М о л о д о й с о т р у д н и к. Всеволодов растил молодых, готовил смену. А этот…
Ч е с н о к о в. Ух, здорово!
Входит с е к р е т а р ь.
С е к р е т а р ь. Звонил товарищ Никитин. Он задерживается еще на час.
П е т р о в - Ф р о л о в. Ну вот!
Все, кроме Сударушкина и Метелко, расходятся.
С у д а р у ш к и н. Слушай, но ведь он не этого хотел. Он просил разобраться и доложить, что за подсчеты ведет Далидадзе. И, я уверен, эти данные его бы тоже возмутили. Сколько их уже, этих отлынивающих! Ведь объективно Далидадзе руководствовался интересами института. Дела.
М е т е л к о. Снова тебе повторю. Мы ведь что людям обещали? Что станут лучше жить. Верно? Но откуда ее взять, лучшую жизнь, если работать никто лучше не стал. Наоборот, бросили. Если доходы от мытья окон мы жертвуем на покупку саженцев и городское строительство… Вот и выходит — надо кого-то выгнать и высвободившуюся сумму поделить…
С у д а р у ш к и н. Что мы, частные предприниматели, что ли? Капиталисты-изверги, чтобы людей на улицу выбрасывать? Нет, я на себя грех не возьму. Надо Далидадзе и всех остальных на службе восстановить.
М е т е л к о. Восстановить, да? Раскинь мозгами. Ведь он наш враг. И еще сколько у нас врагов! Пусть исчезнут. А ты хочешь им волю дать. Если они верх возьмут…
С у д а р у ш к и н. Интересы дела — прежде всего.
М е т е л к о. Подумай, кто будет блюсти интересы лучше, чем мы с тобой? То-то и оно. Воспользуются ситуацией. Сведут счеты. И сами окажемся на улице, и дело, ради которого все затевали, пострадает.
С у д а р у ш к и н. Как я устал от новшеств! От кипения и бурления. Хочется просто спокойно поработать. Посидеть. Поразмышлять. А тут — крутись. Э, какие раньше были времена! Собирались, обсуждали производственные проблемы. Можно было целый день обсуждать. И в прениях рождались великолепные идеи. Что ценней всего для творческого человека! Полет фантазии. Выдумка. Бывало, сболтнешь, понесет тебя… А так ли уж это плохо? Ну и соврал, ну и завысил обязательства, но ведь важен импульс. До такого порой додумывались… А теперь… Знай, погоняет… Ведь загонит всех! Человек не робот, чтобы только и думать, как показатели повышать. А где идейная, воспитательная сторона? (Передразнивает.) «Береги рабочую минуту»… Тьфу! А на деле полное разбазаривание полезного времени получается. Нет, нельзя забывать такую форму, как собрание. Где еще опытом поделиться? О достижениях рассказать? За недочеты покритиковать? Как же без этого можно?
М е т е л к о. Чем всегда была хороша наша жизнь? Тем, что предел мечтаний ограничен. Рваться к большему нет смысла. Крутиться не надо, чтобы все больше и больше зарабатывать. Ради чего? Что можешь себе позволить? Квартиру. Машину. Дачу. Ну и по мелочам — мебель, дубленку, три костюма, обед в ресторане. И все. Все. Ну, если совсем развращенная фантазия, — яхту. Других излишеств просто нет: особняка с бассейном, двух вилл на Сейшельских островах, личного аэроплана… Вот и не надо нервничать, что прогоришь, вылетишь в трубу, не надо на бирже крутиться, чтобы конкурентов опередить… В этом был безусловный плюс нашей жизни… А теперь… Соблазнов не прибавилось, а крутиться заставляют.
С у д а р у ш к и н. Почему ты все же не скажешь ему? Про ошибки?
М е т е л к о. Придет время — сам осознает…
С у д а р у ш к и н. Мы же делаем общее дело. У нас одни идеалы. Общие цели…
М е т е л к о (помедлив). Демагог!
С у д а р у ш к и н. Трус!
С ненавистью смотрят друг на друга. Расходятся.
Затемнение.
Н и к и т и н и М а р ь я Б о р и с о в н а дома, за чаем.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Попробуй торт. Мне кажется, получился.
Н и к и т и н. Торт удачный.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Ты изменился. Раньше ты находил другие слова. А теперь стал сухим, как магазинное печенье.
Молчат.
Как на работе?
Н и к и т и н. Нормально.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Рассказал бы.
Н и к и т и н. Хочется отдохнуть.
М а р ь я Б о р и с о в н а (после паузы). Я собиралась узнать у тебя… Ты выгнал секретаря-старушку. И вахтера…
Н и к и т и н. Они ушли на заслуженный отдых.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Они ведь люди. Члены нашего общества ветеранов. Я этого раньше не знала. А теперь… Одним словом, руководство общества поручило мне поговорить с тобой.
Н и к и т и н (сдерживаясь). Мама, давай условимся, ты и твое общество не будете вмешиваться в мои служебные дела.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Ты стал жесток. А узнал ли ты, прежде чем провожать их на пенсию, об их жизненных планах? Их трудностях? Заботах?
Н и к и т и н. Какие еще трудности и заботы?
М а р ь я Б о р и с о в н а. Два человека решили на старости лет соединить свои судьбы, создать семью. Нашли, можно сказать, друг друга… Захотели избавиться от одиночества… И тут ваше решение… Твое решение, потому что в коллективе, мне это известно, многие возражали.
Н и к и т и н. У меня нет времени объяснять одно и то же тысячу раз… Мы хотим попробовать отказаться от вспомогательных услуг. К примеру, на телефонные звонки отвечаем сами.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Я уж не говорю о том, что покойный муж уволенной секретарши, оказывается, учился вместе с твоим отцом.
Н и к и т и н. Это запрещенный прием.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Все средства хороши, чтобы разбудить в тебе человека.
Н и к и т и н (поднимается). Спасибо. Было очень вкусно.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Ты сильно изменился. (Всхлипывает.) Раньше ты таким не был. Черствый эгоист. Не думаешь о людях, забыл о матери. Не бываешь дома, а когда бываешь — из тебя слова не вытянешь. Что, не доросла, чтобы со мной делились?
Н и к и т и н. Опять глупости.
М а р ь я Б о р и с о в н а. Хорошо, что ты такой умный. А уж я… я говорю глупости. Превратилась в прислугу. Стирать тебе рубашки, ходить по магазинам я больше не в силах. А ты отказываешься от положенной тебе машины… Сам покупай продукты!
Н и к и т и н. На служебном транспорте нельзя ездить по личным делам. Нельзя возить посторонних…
М а р ь я Б о р и с о в н а. Вот и дожили! Я посторонняя!.. Скоро, стало быть, и меня погонят, как вахтера и секретаря. Их — с работы, меня — из дома. Хорошо, отец этого не слышит! Счастье, что не дожил. Да и я недолго тебя обременю. (Уходит.)
Н и к и т и н (обхватывает голову). Боже мой! Хоть кто-нибудь поймет меня?
Затемнение.
В актовом зале — С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
М е т е л к о. Перестань. Я этой дури твоей не одобряю.
С у д а р у ш к и н. Страшно, конечно, но что делать?
М е т е л к о. Имей в виду, я всем расскажу, что это ты.
С у д а р у ш к и н. Валяй.
М е т е л к о. Зачем тебе?
С у д а р у ш к и н. Не могу я так больше. И никто не может. Институт бурлит.
М е т е л к о. Значит, теперь самое время с Никитиным поговорить. Все ему выложить. Начистоту. Предупредить.
С у д а р у ш к и н. Он уже слушать не хочет. В каждом видит врага. Противника его методов.
Входит с о т р у д н и ц а.
С о т р у д н и ц а. Сын провалился в институт. (Прикладывает к глазам платок.) Эх, не сочувствуйте, не надо. (Уходит.)
Появляется п о ж и л о й с о т р у д н и к.
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Что делать? Папа опять закурил — разуверился, что положат в больницу! (Машет рукой, уходит.)
Возникает м о л о д о й с о т р у д н и к.
М о л о д о й с о т р у д н и к. Эх, черт с ней, с научной деятельностью. Женюсь. И все дела. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Ты видишь! Каких людей теряем! Как хочешь! Не могу больше так… Бездействовать… (Разворачивает рулон материи, берет баночку с краской и кисть.)
М е т е л к о. Как бы еще хуже не сделать.
С у д а р у ш к и н. Хуже некуда.
М е т е л к о. Я в этом не участвую. (Уходит.)
С у д а р у ш к и н. Сам обойдусь. (Встает на стул, снимает прежний лозунг и вешает новый.) Читает: «Научные работники! Шире боритесь за внедрение своих изобретений в производство!» Вот ведь, когда-то казался анахронизмом. А сегодня как актуально звучит! (Уходит.)
Затемнение.
В с е в о л о д о в у себя дома. Звонок.
Открывает дверь, впускает Н и к и т и н а.
В с е в о л о д о в. Дорогой мой! Как я рад! С волнением наблюдаю за вашими усилиями.
Н и к и т и н. Вы читали газету?
В с е в о л о д о в. Присаживайтесь.
Н и к и т и н. Но это предательство! Я ведь хотел как лучше. Я все делал для их же блага! Я старался! И так обмануть… Так посмеяться над идеей… Я не понимаю людей. Чего они хотят? Чем недовольны? Казалось бы, я создал все условия… Учреждено общество говорящих правду. Об этом столько мечтали…
В с е в о л о д о в. Еще одно утяжеляющее звено. Нагромождение. Надстройка. Не обижайтесь. Мне вспоминается цирковой аттракцион: атлет держит на плечах целую пирамиду гимнастов. Ну еще один вскочил. Ну еще один карабкается… Но не до бесконечности же… Нельзя заставить говорить правду по обязанности. Все, что было необходимо, говорилось и без вашего общества.
Н и к и т и н. Люди отвыкли от честного, искреннего общения. Я вернул им его.
В с е в о л о д о в. А сколько, несмотря на ваше общество, от вас утаивали?
Н и к и т и н. Зачем они так со мной?
В с е в о л о д о в. Я вам сочувствую. Все это сам испытал. Как лез из кожи, выбивался из сил. Ночи не спал, изобретал стимулы. Пробовали работать на энтузиазме. Какие поразительные были успехи! Все тогда будто подпрыгнули, стали выше самих себя. Но как высоко ни подпрыгнуть, все равно вернешься на землю. Вернулись и попробовали гнать к рекордам силой. Те немногие, что не были посажены, жили за счет заключенных. И это кончилось. Теперь пора заняться собственно работой. А кто знает как?
Н и к и т и н (думает). Так вы… вы специально уступили мне место?
В с е в о л о д о в. Да, я не знал, что дальше. Не мог даже вообразить. Думал, вы, молодой, энергичный, найдете выход. Сумеете. Вы попытались оживить их свободой. Я, сразу скажу, в это не верил. Ну дашь людям кучу возможностей. А зачем? При более чем скромных талантах свобода не нужна. Инициаторов у нас мало. Исполнителей большинство. А для исполнителя свобода в том, чтобы выполнять приказ. Кроме того, ему невыгодно хорошо работать. Потому что, если ничего не делать, будешь получать зарплату. А если будешь суетиться, то в придачу к зарплате получишь нервотрепку. Вы поняли меня?
Звонок телефона.
В с е в о л о д о в (снимает трубку). Как?.. Что вы говорите?.. (Передает трубку Никитину.) Боже мой!
Н и к и т и н (в трубку). Пожар?.. Охвачены нижние этажи? (Убегает.)
В с е в о л о д о в (смотрит ему вслед). Если бы на меня такое обрушилось в самом начале… Бедный мальчик!..
Затемнение.
В закопченном актовом зале, под лозунгом «Научные работники! Шире боритесь за внедрение своих изобретений в производство!» сидят Ч е с н о к о в, С у д а р у ш к и н, М е т е л к о, с о т р у д н и к и и н с т и т у т а. Отдельно на стуле — Н и к и т и н.
Ч е с н о к о в. Я здесь человек новый. Но скажу по свежему впечатлению: институт устал от чересчур индивидуализированной и беспорядочной, раздерганной, нерегламентированной жизни, к которой у нас нет привычки. Люди потеряли ориентир, перестали понимать, за какой участок работы они отвечают, запутались в огромном количестве общественных нагрузок. Пожар явился закономерным следствием этой неразберихи. Но то, как слаженно его потушили, свидетельствует, что в коллективе сохранилось здоровое начало.
Аплодисменты.
Н и к и т и н (вскакивает). Я предупреждал. Надо было скорее расчистить… от завала бумаг…
П о ж и л о й с о т р у д н и к. Да, с этого надо было начинать.
М о л о д о й с о т р у д н и к. А не с сомнительного толка нововведений и расправы над личными врагами.
С о т р у д н и ц а. Хочу вам объявить: создана комиссия… Да вот и она…
Входят О р е л и к, К а р а с е в, П е т р о в - Ф р о л о в.
К а р а с е в. Мы насчет пожара.
О р е л и к. И прочих вопиющих фактов.
П е т р о в - Ф р о л о в. Вот именно. (Запрокидывает голову, читает по слогам.) «На-уч-ные ра-бот-ни-ки»…
О р е л и к. Очень правильный и своевременный призыв.
К а р а с е в. Он показывает, что в институте сохранились здоровые силы.
О р е л и к. А теперь пойдем считать убытки.
К а р а с е в. Увы, друзья! Надо как можно скорее ликвидировать последствия пожара. Не будем терять времени на пустопорожнюю болтовню. Дело надо делать.
Н и к и т и н. Но это мои слова.
П е т р о в - Ф р о л о в. Вот именно. Айда!
С у д а р у ш к и н. Пойдем?
М е т е л к о. Пойдем пока.
Все уходят. В зале остается Никитин.
Н и к и т и н. Я снова один… Оболган и покинут. (Задирает голову.) Нет, я не отступлю… Прежнего не повторится. Не позволю… (Подставляет стул и срывает лозунг. Подходит к телефонному аппарату, набирает номер.) Але, мама?.. Это я. Не ходи в прачечную. Сейчас приеду и сам схожу. (Долго стоит, раскачиваясь и потирая лоб, потом набирает номер.) Але, Володя? Пришли корреспондентов. Пусть сообщат о новом эксперименте. Хочу выставить заслон перед столовой. Каждый будет иметь право съесть столько, сколько заработал… Да, предвижу… Ну, назовут извергом. Мне не привыкать… Жду. (Опускает трубку.) Есть, есть еще надежные люди!
Вбегает Д а л и д а д з е.
Д а л и д а д з е. Безобразие! Хулиганство! Мы не можем накормить членов комиссии!
Н и к и т и н. А чем они могут подтвердить свое право?
Д а л и д а д з е. Мы сообща составили сотни документов с доказательством срочной необходимости увеличения производительности труда…
Н и к и т и н. Понятно.
Вбегает Ч е с н о к о в.
Ч е с н о к о в. Как они смеют! Я обзвонил пять заводов. Вздрючил! Заставил вовремя выполнить годовое задание. Разве я не заслужил мисочки борща?
Н и к и т и н. Коллеги, затяните пояса. Эксперимент только набирает силу. Я тоже за последний год не сделал ничего путного. Так что надо восполнить… Прошлые заслуги — не в счет.
Д а л и д а д з е. Хватит экспериментов!
Ч е с н о к о в. Мы не позволим! Теперь мы в ответе за будущее.
Н и к и т и н. Тогда идите и подумайте.
Ч е с н о к о в и Д а л и д а д з е, качая головами, уходят.
(Трет лоб.) Но как я устал! Как устал! (Уходит.)
Возвращаются С у д а р у ш к и н и М е т е л к о.
С у д а р у ш к и н. Ну вот и все. Что теперь будет? Страшно.
М е т е л к о (задирает голову). А где лозунг?
С у д а р у ш к и н. Началось.
М е т е л к о. А может, кончилось?
С у д а р у ш к и н. Вот вопрос. Кончилось или началось?
М е т е л к о. Что-то кончилось. Что-то началось.
С у д а р у ш к и н. Опять неизвестность. Это и страшно.
М е т е л к о. Не дрейфь… Чего ты дрейфишь-то? (Смотрят друг на друга. Уходят.)