Всё, належался, намечтался! Пора завтракать. А что у нас на завтрак?
По законам жанра следовало бы жарить яичницу с беконом, ибо чем ещё может насыщать себя рано утром настоящий англичанин? Но топленный на сковороде подкопчённый свиной жир — не самая здоровая пища, а я англичанин только наполовину. Папину.
Генри Джеймс Стоун, высокий, плотный, отчаянно рыжеволосый и столь же отчаянно весёлый уроженец Альбиона, приехал в Ройменбург тридцать пять лет назад по долгу службы. В город, который я по праву считаю своей родиной, вообще приезжают только по делам. А остаются жить исключительно по любви. В папином случае любовь нашла своё земное воплощение в лице чистокровной немки, белокурой и строгой Дагмары Хоффманн, что забавно, также оказавшейся в упомянутой городской черте не из любопытства и праздности, а в процессе рабочей поездки. Но Гермес охотно уступил бразды правления судьбами своих подопечных Афродите, и не прошло и полугода, как в пригороде Ройменбурга Ноймеердорфе поселилась молодая семья. А ещё спустя совсем небольшое время у четы Стоун-Хоффманн появился наследник, которого по настоянию мамы назвали Джеком.
Да, именно мама ратовала за то, чтобы я носил сугубо английское имя. Как она объясняла, из-за моей похожести на отца. На деле же грубоватые очертания подбородка и суровые брови я унаследовал скорее от Дагмары, в крови которой наверняка прятались следы не одного рода германских рыцарей. Светло-каштановые волосы и, если я когда-нибудь решусь их отпустить, рыжевато-пшеничного оттенка усы — вот это точно от отца, вне всякого сомнения. А глаза получились серединка на половинку: не голубые и не густо-серые, а что-то среднее. Впрочем, для Ройменбурга моя внешность была самой обыкновенной, и назвать меня можно было с тем же успехом и Джованни, и Михелем, и Роландом. Никто бы не удивился, потому что… Жители Ройменбурга никогда и ничему не удивляются, а если быть уж совсем точным, ни за что не покажут малознакомому человеку своего удивления, такова их сущность, старая, как сам город, хотя кому-то три века существования могут показаться каплей в море истории.
То было время ослепительных падений и взлётов. Рушился Ганзейский союз, укреплялась королевская власть европейских владык, открывались новые горизонты на западе и востоке, а в тихой северной провинции, которую миновали потрясения войн, как торговых, так и завоевательно-освободительных, три близлежащие деревеньки мало-помалу придвинулись друг к другу своими границами, а потом и вовсе слились воедино, благо регулярно пополнялись новыми обитателями, бежавшими то ли от мирской суеты, то ли от врагов, то ли от друзей. Тишь, гладь и божья благодать сопровождали бытие будущих ройменбуржцев почти полтора века, когда вдруг стало ясно, что поселение вполне заслуживает право носить гордое имя «город», и на общем сходе было решено обратиться к властям с полутребованием-полупросьбой об изменении статуса. Власти, как это ни странно звучит, согласились, даже без чрезмерной мзды, и в середине восемнадцатого века от Рождества Христова в Северной Европе возник новый город, свободный от предрассудков заносчивых долгожителей и принимающий в своих стенах любого, кто… Умеет любить.
Об истории Ройменбурга можно прочитать и в университетской библиотеке, но мне куда больше нравилось слушать рассказы соседа, который часто прогуливался вместе со мной по узким улочкам Ноймеердорфа во времена моего детства и отрочества, а потом составлял компанию за кружкой пива в заведении фрау Герты. Самое поразительное, что Би Олдмэн ничуть не менялся последние двадцать пять лет. Впрочем, как может измениться высушенный жизнью маленький старичок с курносым носом, создающим впечатление, что переносицы на морщинистом лице отродясь не было? Разве что слегка поблекнуть красками, но… Учитывая нежную и всепоглощающую страсть, питаемую моим знакомцем к тёмному элю, можно было не бояться за то, что с пергаментных щёк пропадёт игривый румянец. Зато слушать мистера, или, как он сам произносил, «миста» Би можно было часами. Я и слушал, причём в юности едва ли не с большим увлечением, чем в детстве. Наверное, потому что ненайденные клады витальеров гораздо успешнее волновали воображение, уже имеющее представление и кучу фантазий о том, что можно сделать с этим самым кладом…
Половинка помидора и несколько колечек репчатого лука, спрыснутого кипятком. Хорошо бы ещё дольку чеснока отжать, но не хочется нервировать коллег на работе ароматным дыханием. Тосты делать не буду, и так вчера изделий из теста употребил сверх меры. Правда, пирожки с капустой первого урожая были слишком хороши, чтобы огорчать соседей отказом от снятия пробы. В конце концов, мы делим между собой один сад, и я иногда принимаю участие в поливе грядок и прочих садово-огородных работах, так что имею полное право вкушать плоды трудов своих. Обычно не в столь большом количестве, разумеется. Но под пиво, сваренное на молодом хмеле… Всё, пора закрыть воспоминания на замок, иначе и скромный завтрак в горло не полезет.
Плюх, бух, бам и не один десяток неприличных выражений, оставшихся невысказанными, — вот мои постоянные спутники в путешествии по ройменбургской подземке. Здесь всегда тесно и многолюдно, хотя, если рассуждать с применением таких средств, как логика, основной поток пассажиров должен наводнять метро лишь в утренние и вечерние часы. Однако жизнь редко подчиняется законам науки, зато свято следует закону подлости, и, в какое бы время дня и ночи я ни садился в поезд на Юго-Западной линии, кто-нибудь непременно норовил пройтись мне по ногам. Хорошо, если не топтался. А окажись я нерасторопен и невнимателен больше, чем обычно, то всякий раз недосчитывался бы пуговиц с пиджака. Собственно, по этой причине предпочитаю верхнюю одежду с застёжкой «молнией»: порвать труднее. Ненамного, но в некоторых вещах и малые шансы становятся определяющими.
Ой, ай, упс, уфф-ф… Основная масса студентов вылетела из вагона на «Университетской», и у меня наконец-то появилась возможность раскрыть утренние газеты. О чём расскажет пресса? Порадует или огорчит?
Ритуал поедания глазами свежих печатных изданий возник у меня давным-давно, можно сказать, в самом начале трудовой деятельности, когда опытным путём выяснилось, что дорога от дома до работы занимает не меньше трёх четвертей часа, львиную долю которых нужно проводить в поезде подземки. Сначала я боролся со скукой испытанным средством — дремотой, но утренний транспортный сон приводил к тому, что на рабочее место водружался некто рассеянный и зевающий, а закрытые глаза в вечернем поезде — к пропуску родной остановки. Добро бы, она была конечной, тогда я мог бы с чистой совестью дожидаться недовольного похлопывания по плечу от дежурного по станции, а так… Спать, не смежая век до конца, ещё хуже, чем не спать вовсе. Но, слава господу, решение проблемы нашлось довольно быстро. Газеты и журналы — вот всё, что нужно зевающему молодому человеку, чтобы довольно долгое путешествие пролетело почти незаметно. У этого способа был только один существенный недостаток: горы макулатуры, которые раз в месяц выволакивались из дома для сдачи на приёмный пункт.
Поначалу чтение прессы воспринималось мной как некая терапия, но привычку оно вызывало не хуже наркотиков, и спустя год я уже и помыслить не мог утро и вечер без порции печатного слова. Чем пахнут новости? Нет, вовсе не жареным, как человечеству упорно внушают дельцы от рекламы. Новости пахнут типографской краской, ароматом мира, одновременно находящегося в двух разных реальностях: рядом с нами и на газетной странице.
Правда, события, нагло вторгнувшиеся несколько лет назад в мою жизнь, превратили ритуал в лотерею, потому что, открывая газету, я никогда не знаю, что ждёт меня в печатных колонках, но тем и интереснее становится игра. А как насчёт сегодняшней прессы? На этой неделе джек-пот ещё не был разыгран, и у меня есть все шансы на очень крупный, хм… выигрыш.
«Президент Соединённых Штатов выступил в Конгрессе с заявлением о необходимости продления времени нахождения ограниченного контингента американских войск в Персидском заливе…» Интересно, а мог ли он заявить что-то другое? Пока нефтяные компании не распределили между собой сферы влияния, нового игрока на рынок никто не пустит. Все всё знают, но стараются сохранить лицо, прячась за красивыми и пустыми словесами. Мир, любимый мир…
«Губернатор Вестфальских земель одобрил прошение ассоциации транспортных компаний о выделении новых квот на строительство платных магистралей…» Вот в общем и целом хорошая новость. Количество идеальных дорог увеличится, и это не может не радовать. С другой стороны, если перевозчики заполучат их в собственность, то для обычных смертных плата за проезд будет поднята выше действующей сейчас, стало быть, возрастёт нагрузка на старые дороги, они будут разрушаться стремительнее, и бюджетные дотации на реконструкцию потребуются раньше, чем в указанные в предварительных планах сроки. Любопытно, кто из аппарата губернатора был автором сей гениальной идеи? Не перевелись ещё талантливые люди в правительстве. Их бы таланты да на благое дело… М-да.
«Счастливое воссоединение! Новая удача „Бюро поиска разлучённых судьбой“! Они встретились спустя почти полвека, но узнали друг друга с первого взгляда. Ещё в школьные годы Мария и Питер…» В нижней части колонки текста — фотография, запечатлевшая миг встречи. Старичок и старушка. Он, судя по выправке и прямой, несмотря на чуть перекошенные плечи, спине, бывший кадровый офицер. Она — дородная и совершенно седая фрау, а целый выводок детей рядом наверняка стайка внуков, уж больно все они похожи на женщину, чьи веки ощутимо дрожат даже на застывшем кадре.
«Господи, Господи, Господи, да он же совсем не изменился, всё такой же бравый красавец! А я-то… Расплылась как квашня, на люди выйти стыдно. А уж к нему и подавно. Не узнал бы, и хорошо бы было… Нет, узнал. По глазам вижу, глаза у него всегда как звёздочки были, светлые и ясные, а тёплые какие… И смотрит… По-прежнему смотрит. Как на том танцевальном вечере. Так смотрит, что хочется снова в вальсе закружиться… Да куда уж мне вальсировать! Внучат нянчить и правнуков — вот и всё, что мне теперь нужно. А ведь хочется… Как же хочется снова его ладонь на талии почувствовать! Хотя бы ещё один раз. Напоследок. А большего я у Господа просить не могу. Грех большего просить-то…»