Деспотизм снизу
Проблема с эффектом Красной королевы заключается в том, что та же самая энергия, которая подпитывает одновременное развитие способностей государства и общества, может выйти из-под контроля и дестабилизировать существование в коридоре. И все же нарождающийся Обузданный Левиафан Германии был обречен на провал не в результате переворота, организованного прусской элитой или армией, на что надеялись многие представители традиционной элиты вроде Курта фон Шлейхера. Конец этому историческому эпизоду положило скорее общественное движение снизу вверх. Несмотря на то, что еще с ранних пор нацистов поддерживали некоторые промышленники и бюрократы из элиты, судьи и университетские профессора, Национал-социалистическая партия по большей части была движением недовольных представителей среднего класса и молодежи. Почти до середины 1930-х годов нацистское движение по большей части представляло собой немногим более чем устраиваемые коричневорубашечниками хаос, уличные потасовки и избиения, а иногда и убийства коммунистов, социал-демократов и евреев. Еще в июле 1932 года в ходе избирательной кампании Йозеф Геббельс призывал: «Поднимайся, народ, и да разразится буря!» Если нацистская партия была агентом общественного движения снизу, выводившего Германию из коридора, то разве это не должно было привести к краху государственной способности и контроля государства над обществом? Разве не следовало бы ожидать, что общество после нацистского переворота будет в чем-то походить на Таджикистан после распада Советского Союза, как мы обсуждали в главе 9, или, например, на Ливан?
Очевидно, произошло нечто совсем иное. Хотя нацистское движение и шло снизу, оно не ослабило деспотизм государства и доминирование государства над обществом; напротив, оно их даже усилило. Да, в некоторых сферах контроль нацистов действительно сократил способность государства, особенно в полиции, в судебной системе и в бюрократии – с приходом идеологически мотивированных или оппортунистически настроенных членов нацистской партии, которым недоставало квалификации и которые не были заинтересованы в беспристрастном выполнении своих обязанностей. Но в большинстве отношений германское государство при нацистах стало более деспотичным и сильным: увеличилась в размерах и расширила свое влияние армия, бюрократия организовывала массовые депортации и уничтожение евреев, службы безопасности получили беспрецедентную власть, как это видно на примере гестапо. Программа нацистов заключалась в усилении репрессий, подавлении независимой мобилизации общества и независимых ассоциаций и усилении господства государства над обществом. В этом нацисты походили на итальянских фашистов, которые и были их ролевой моделью. Пивной путч Гитлера был вдохновлен успешным Походом на Рим Муссолини. Муссолини выразил дух фашизма и нацизма, утверждая следующее:
Для фашистов все – Государство, и не существует ничего гуманного или духовного, не говоря уже об имеющем ценности, вне Государства. В этом смысле фашизм тоталитарен, и фашистское государство, синтез и единство всех ценностей, осмысливает, развивает и усиливает всю жизнь народа.
Историк фашизма Герман Файнер суммировал философию фашистского государства во фразе «нет граждан, одни лишь подданные». Эта философия многим обязана военным корням фашизма и нацизма и их отказу от любых ограничителей власти их лидеров или государства после установления контроля над ним. Она также проистекает из того факта, что эти движения стали реакцией на социалистическую и коммунистическую мобилизацию общества и рассматривались как средство восстановлении деспотического контроля государства над левыми.
Но с более фундаментальной точки зрения даже при отсутствии таких идеологических учений нация, имеющая историю сильных институтов, вроде веймарской Германии, не смогла бы эволюционировать в направлении современного Ливана. Как только эти институты: армия, полиция, судебная система и бюрократия – оказались в свободном доступе, любая группа, добившаяся значительного политического влияния, в любом случае взяла бы их и воспользовалась бы ими, вне зависимости от того, происходила ли она снизу или сверху и проповедовала ли философию головорезов или нет. Даже если германская Красная королева и вышла из-под контроля и передала бразды правления группе с низовой мобилизацией, как только государство вышло из коридора, оно почти неизбежно начало двигаться в сторону восстановления этих государственных институтов и использовать их в целях получения выгоды для новой доминирующей группы, особенно после отмены демократических и других ограничений государственной власти. Итак, как только нацисты уничтожили зарождавшегося Обузданного Левиафана и взяли власть, они быстро восстановили и усилили деспотическое доминирование государства над обществом.
Как Красная королева выходит из-под контроля
Проблема с коридором заключается в том, что из него можно выйти. Мы рассмотрели только один способ выхода на примере Веймарской республики и привели несколько причин, почему это с такой большой вероятностью могло случиться в Германии.
Три фактора, поставившие межвоенную Германию в опасное положение: поляризация между государством и обществом, затруднявшая достижение компромиссов и усиливающая нулевую сумму эффекта Красной королевы; неспособность институтов сдерживать и разрешать конфликты; потрясения, дестабилизирующие институты и усиливающие недовольство, – в той или иной форме просматриваются во многих других примерах выхода Красной королевы из-под контроля. Но это не значит, что во всех случаях должно наблюдаться подрывающее основы Обузданного Левиафана движение снизу, как это было в Германии. Восстановить Деспотического Левиафана могут и элиты, если они окажутся более сильной стороной в состязании с обществом или почувствуют, что вынуждены воспользоваться любой властью для утверждения своего контроля, поскольку им, возможно, самим угрожает поляризация. Это, как мы увидим, и произошло в Чили, когда Аугусто Пиночет возглавил насильственный переворот, свергший демократию в 1973 году.
Либо это могут быть определенные сегменты общества, выводящие государство из коридора, потому что считают, что больше не могут контролировать его, – так закончили многие итальянские коммуны, которые мы изучали в главе 5, и так происходит во многих частях света сегодня.
Сколько земли нужно инкилино?
Мы видели, что Обузданные Левиафаны не создаются в одночасье. Они представляют собой результат долгой борьбы между государством и обществом. В 1958 году Чили переживало последнюю стадию такой борьбы, которая уже привела к политической эмансипации большой доли сельской рабочей силы, известной под названием инкилино. Слово «инкилино» буквально означает «арендатор, наниматель», но в Чили оно имеет более зловещие коннотации. Не являясь официально рабами или крепостными, инкилино, тем не менее были настолько связаны с фермами, что при продаже ферм вместе с ними продавали и инкилино. Инкилино работали на фермах и предоставляли другие «услуги». Помимо всего прочего, они поддерживали политическую власть землевладельцев, поскольку их заставляли голосовать так, как это было нужно их хозяевам. Когда наступали выборы, землевладельцы подвозили инкилино на автобусах к избирательному участку, где им вручали бюллетени и объясняли, как их заполнять. Их голосование было открытым, и землевладельцы наблюдали за всем процессом. Любому, кто осмеливался перечить, грозило увольнение и лишение собственности.
Как же при всем этом Чили к 1958 году вошло в коридор? Вспомним, что нахождение в коридоре – это процесс. В коридор можно войти, когда как государство, так и общество обладают скромными, но сбалансированными способностями. В этом отношении Чили не отличалось от других мест. В Великобритании тайное голосование на выборах ввели только в 1872 году. Еще в 1841 году консервативный политик, трижды премьер-министр лорд Стэнли заметил: «Если кто-то попытается вычислить вероятный результат выборов в каком-либо графстве Англии, то ему достаточно будет рассчитать количество крупных землевладельцев в графстве и количество тех, кто населяет их земли». И действительно, в сельской Англии крупные землевладельцы контролировали голоса достаточно большой части избирателей, чтобы их контроль влиял на исход выборов. Как это было и в Чили в 1950-х годах, если «те, кто населяет земли» пошли бы против воли землевладельца, то им бы грозили неприятности. Это признавал и великий английский экономист начала XIX века Давид Рикардо, утверждая: «Наиболее жестокая насмешка – говорить человеку, что он может голосовать за А или Б, если известно, что он находится под влиянием А или друзей А и что, проголосовав за Б, он навлечет на себя бедствия. В действительности и по существу правом голоса обладает не он, а его землевладелец, который пользуется им для своей выгоды и в своих интересах согласно существующей ныне системе».
Логика лорда Стэнли относилась и к Чили. Во время дебатов в сенате по поводу введения тайного голосования сенатор-социалист Мартонес выступал в пользу тайного голосования, поскольку
если бы этот закон [старый закон о выборах, не предусматривавший тайное голосование] не существовал, то вместо 9 сенаторов-социалистов здесь бы заседали 18, а число вас [консерваторов] сократилось бы до двух-трех… [смех] вы смеетесь, но правда в том, что здесь не было бы двух сенаторов-консерваторов из О’Хиггинса и Кольчагуа, что в точности соответствует количеству инкилино в этих фундо, принадлежащих консервативным асендадо в этом регионе. Консерватор был бы только один, или же их вовсе не было бы.
Тайное голосование, введенное в 1958 году, коренным образом преобразовало выборы в Чили. Во-первых, оно изменило политические перспективы Сальвадора Альенде. Альенде участвовал в президентской кампании 1952 года в качестве кандидата от Социалистической партии и получил всего 5,4 процента голосов. В 1958 году он стал кандидатом от созданной социалистами коалиции, названной Фронтом «Народное действие» (FRAP), и на этот раз набрал гораздо больше голосов – 28,8 процента, отстав от победителя Хорхе Алессандри всего на 3 процента.