проблемы, но и влиять на принятие политических решений. В последние годы отмечается упадок ассоциаций такого типа. Хотя степень и конкретные причины такого упадка обсуждаются и не все организации играют важную политическую роль, было бы полезно придать силы новым ассоциациям, способным сдерживать государство и влиятельные элиты. Тем более это необходимо в свете того, что за последние десятилетия трудовые организации, которые часто противодействуют влиянию экономических элит, стали гораздо слабее. Упадок подчеркивает необходимость альтернативных форм организаций, которые могли бы прокладывать новые пути в политике как для рабочих в сфере промышленности, так и для других граждан. Открытым вопросом остается вопрос о том, смогут ли такие организации (и если смогут, то как) заменить традиционные профсоюзы прошлого. Мы вернемся к этому вопросу в конце главы.
Совет об усвоении урока Швеции, успешно создавшей коалицию для поддержки расширения способности государства и для одновременного контроля за ним, не следует воспринимать как указание на то, чтобы США или другие западные страны слепо повторяли этот опыт и копировали во всех подробностях то, что начала делать Швеция восемьдесят лет тому назад. Прежде всего следует отметить, что коалиции, которые смогли бы запустить положительную динамику Красной королевы в Соединенных Штатах, должны отличаться от коалиций рабочих и крестьян, участвовавших в политической торговле в Швеции. Такие коалиции должны охватывать различные регионы, идеологические группы и этнические группы. Поскольку США до сих пор остаются ведущей страной по инновациями в широком спектре областей, таких как программное обеспечение, искусственный интеллект, биотехнологии и высокие технологии, она должна стремиться к организациям, отличающимся от шведских организаций 1930-х годов. Но возможности и инициативы для поддержания динамики в сфере бизнеса не должны противоречить целям расширения системы социальной поддержки и построения государства всеобщего благосостояния. Они не должны препятствовать мобилизации общества для контроля за государством. И они уж точно не должны противоречить построению способного государства, тем более что интерес американского государства к науке и исследованиям всегда служил источником инновационной энергии для американской экономики. Это видно по тому, что правительство США является основным покупателем высокотехнологичного оборудования, а также основным спонсором исследований при посредничестве таких организаций, как Национальный научный фонд, не говоря уже о том, что оно предоставляет налоговые льготы для расходов на научные исследования. Вопрос в том, как США и другие западные страны смогут перенаправить экономическую деятельность в направлении более равномерного распределения ресурсов и при этом сохранить сдерживающие государство узы. Ответ на этот вопрос отчасти можно найти, размышляя о проблеме контроля за государством, реагирующим на угрозу безопасности.
Война Левиафана с террором
Вопрос о том, как государство может расширять свою способность для решения новых проблем, оставаясь при этом обузданным, относится и к сферам, не связанным с экономикой. Некоторые из самых насущных требований, предъявляемых гражданами к своему государству, касаются вопросов безопасности. И действительно, один из самых мощных стимулов государственного строительства – это стремление создать центральную власть, которая устанавливала бы законы, разрешала конфликты и гарантировала безопасность. Но мир меняется, и с ним меняется характер угроз безопасности.
Это стало очевидным для большинства жителей западных стран утром 11 сентября 2001 года, когда девятнадцать представителей террористической организации «Аль-Каида» захватили четыре коммерческих самолета США и направили два из них на башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, а один, на здание Пентагона в Вашингтоне. Последний самолет, пассажиры которого оказали сопротивление террористам, разбился на поле в Пенсильвании. Всего в результате этих терактов погибли 2996 человек и 6000 получили ранения. Конечно, мир был свидетелем огромного числа терактов и угонов самолетов и до 11 сентября, а западные страны в эпоху холодной войны сталкивались с различными угрозами безопасности на протяжении десятилетий, но масштаб и дерзость этих атак шокировали общественность. Многие граждане и представители правительства охарактеризовали их как начало новой эры угроз безопасности, которым необходимо дать суровый отпор. Хотя за прошедшие восемнадцать лет не повторилось настолько крупных терактов, диагноз в целом был поставлен верно, поскольку произошел целый ряд более мелких террористических атак и неудавшихся нападений, устроенных схожими организациями, наиболее известная из которых – так называемое «Исламское государство» (прежде ИГИЛ). Перед нами четкий образец общества, призывающего к увеличению способности государства, и образец активности, направленной на преодоление новых вызовов.
Призыв был услышан, и службы безопасности США с тех пор значительно выросли и расширили сферу своих задач. Но, как мы отмечали в главе 10, это происходило без контроля со стороны общества, что особенно болезненно стало ясно в июне 2013 года, когда средства массовой информации начали публиковать секретные документы, переданные Эдвардом Сноуденом, который раскрыл существование тайных программ наблюдения, предпринимаемого федеральным правительством. Первой была раскрыта программа PRISM, позволявшая получать прямой доступ к учетным записям американцев в Google, Yahoo! Microsoft, Facebook и Skype. Также мы узнали о тайном предписании суда, обязавшем коммуникационную компанию Verizon передать более миллиона записей телефонных разговоров американцев Агентству национальной безопасности США (АНБ); о Boundless Informant, системе сбора и обработки больших массивов данных о миллиардах электронных сообщений и телефонных звонков; и о компьютерной системе XKeyscore, позволяющей перехватывать «почти все, что передается по интернету». Сноуден сообщил о том, что АНБ получает миллионы списков контактов электронных писем и мгновенных сообщений, просматривает содержимое писем, устанавливает местонахождение сотовых телефонов и препятствует их шифрованию. Как выразился Сноуден: «Я, сидя за рабочим столом, [мог] взломать кого угодно и что угодно, от вас и вашей учетной записи до федерального судьи или президента, если у меня было личное электронное письмо». В свете разоблачений Сноудена Дэниел Эллсберг, в свое время разоблачивший «Документы Пентагона», заявил:
Откровения Сноудена – это поистине событие конституционной важности… Эдвард Сноуден сделал гораздо больше для нашей Конституции, особенно для Четвертой и Первой поправок к ней, чем кто-либо еще из известных мне людей.
Возможно, все это лишь буря в стакане воды. Возможно, для противодействия серьезным террористическим угрозам службы безопасности действительно должны действовать скрытно, собирать большие массивы данных и игнорировать вопросы конфиденциальности и предоставлять некоторым лицам поводы для громкого возмущения в прессе. Возможно.
Для перспективы обратимся к опыту Дании. В 2006 году Европейский союз принял Директиву о сохранении данных в отношении «удержания данных, генерированных или обработанных в связи с оказанием общедоступных услуг электронной связи или сетей связи общего доступа». Правительство Дании решило дополнить директиву и опубликовало закон, выходящий далеко за рамки намеченного в директиве, включая требование «создания журналов сессий», согласно которому провайдеры должны были хранить данные об изначальном и запрошенном IP-адресах пользователя, номерах портов, типе сессии и метках времени. В ответ некоммерческая организация Privacy International, осуществляющая мониторинг конфиденциальности и защищающая право на конфиденциальность по всему миру, снизила рейтинг страны до 2.0 (общества с широкомасштабным наблюдением) с прежнего уровня 2,5 (систематическое нарушение мер защиты), что сместило Данию на 34-е место из 45 стран, перечисленных в исследовании. Однако большинство датчан, по всей видимости, это нисколько не озаботило. Они доверяли своему правительству и полагали, что оно не воспользуется их IP-адресами, номерами портов, типами сессий и метками времени, чтобы подавлять их свободу слова или арестовывать их по политическим убеждениям. В апреле 2015 года Европейский суд постановил, что практика сбора данных в Дании представляет собой «особенно серьезное вмешательство в фундаментальные права», но датское общество не подняло тревогу и не потребовало прекратить практику удерживания данных.
Разница между реакцией в Дании и реакцией в США заключается не в том, что датское правительство не так агрессивно противостоит схожим угрозам безопасности. Разница в том, что оно делало это, сохраняя доверие датского обществ. Тут проявляются два ключевых фактора. Во-первых, если программа США была секретной и постоянно расширялась без всякого надзора, то политика датского правительства по удержанию данных была четко объявлена публике и не допускала «расползания». Во-вторых, датчане изначально доверяли своим институтам и верили в то, что их правительство не будет использовать полученную информацию против них, как и не будет прибегать к экстрадиции или пыткам, в отличие от того, что предпринимало ЦРУ после 11 сентября. Оба эти фактора предполагают, что датчане (и не без оснований) верят в то, что сбор данных их правительством не угрожает «обузданному» характеру их государства. Но среди общественности США распространены другие представления, в частности потому, что ЦРУ, ФБР и АНБ часто действовали неконтролируемо и временами откровенно беспринципно.
Отсюда можно провести параллель между тем, как Обузданный Левиафан, оставаясь обузданным, может противодействовать новым угрозам безопасности, и тем, как он может отвечать на новые экономические вызовы. Эта параллель подчеркивает критическую важность институциональных и прочих ограничений, удерживающих Левиафан в коридоре. Доверие общества к государству – отражение этих ограничений. С такой точки зрения проблема ответа АНБ и ЦРУ на новые угрозы безопасности заключалась не в расширении сферы их деятельности, а в тайном и неконтролируемом характере организации их деятельности. Предполагалось, что надзор за программами, о которых поведал Сноуден, должны были осуществлять суды по делам о надзоре за иностранными разведками, но эти суды сами функционировали тайно, и часто представляли собой не более, чем послушный бюрократический орган. Не такой уж отличный способ поддерживать узы или внушать доверие.