, то есть колдунов. Слово «мбатсав» – множественное число слова тсав, которое переводится с языка тив как «сила» или «власть» (в особенности власть над другими людьми). Тсав имеет вид некоторой субстанции, которая накапливается в сердце человека, и ее можно увидеть после смерти человека, вскрыв грудь покойника. Если у вас есть тсав, вы можете заставлять других людей делать то, что вам хочется, и даже убивать их при помощи особых амулетов. Критически важно следующее: хотя некоторые люди обладают тсав от рождения, его количество можно увеличить с помощью каннибализма. Пол Боханнан писал:
Поедание человеческой плоти способствует росту тсав и, разумеется, увеличению власти над другими. Отсюда следует, что самым влиятельным людям, каким бы уважением и какой бы любовью они ни пользовались, никогда до конца не доверяют. Ведь они люди тсав – и кто знает, чего от них ожидать?
Считалось, что «люди тсав» объединены в организацию под названием «Мбатсав». Это слово, таким образом, имеет два значения: во-первых, «влиятельные люди», а во-вторых, как мы уже знаем, «колдуны», причем эти колдуны могут заниматься самыми мерзкими делами – например, грабить могилы или поедать трупы. Довольно любопытное двойное значение слова: представьте себе, что слово «политики» одновременно означало бы «люди, контролирующие правительственные учреждения или стремящиеся быть избранными в такие учреждения» и «группа колдунов, собравшихся вместе ради гнусных дел» (возможно, кстати, не такая уж плохая идея).
Тем, кто посвящался в культ ньямбуа, вручали жезл, обтянутый кожей, и мухобойку. Считалось, что мухобойка позволяет «учуять» в другом человеке тсав, накопленный в результате пожирания человеческой плоти. На вкладке показана сделанная Полом Боханнаном фотография, изображающая «искателя тсав», вооруженного мухобойкой. В 1939 году такие мухобойки частенько указывали на «мандатных вождей», и обвинение в колдовстве немедленно лишало вождя всякой власти и полномочий, полученных от британской администрации. Выходит, что тив выступали против британцев? И да и нет. Если присмотреться более внимательно, то мы увидим, что это движение было направлено не просто против власти британцев, оно было направлено против всякой авторитарной власти вообще. Старейшина тив по имени Акига следующим образом объяснил это в разговоре с колониальным чиновником Рупертом Истом:
Когда земля загрязнялась из-за многочисленных бессмысленных убийств [с помощью тсав], тив приняли самые строгие меры, чтобы одолеть мбатсав. Подобные великие дела происходили издавна, со времен наших предков до нынешних дней…
По сути дела, такие культы, как ньямбуа, были частью определенного набора традиционных норм, которые разрабатывались на протяжении многих поколений для сохранения статус-кво в обществе тив и для того, чтобы никто в этом обществе не сосредоточил в своих руках слишком много власти. В 1930-х годах слишком много власти оказалось в руках у «мандатных вождей», но в прошлом на их месте оказывались и другие не в меру возвысившиеся личности. Боханнан отмечал:
Людей, получавших слишком много власти, осаживали, обвинив в колдовстве. Культ ньямбуа был просто очередным инструментом в длинном ряду способов, с помощью которых тив, полные недоверия к власти, сохраняли свои куда более прочные политические институты, основанные на родовой системе и принципе эгалитаризма.
Что особенно важно в этой цитате и что заставляет нас вспомнить об афинянах, постоянно озабоченных высокомерием влиятельных лиц и всегда готовых подвергнуть их остракизму, так это словосочетание «недоверие к власти» (distrust of power).
До сих пор мы рассуждали о мощи или дееспособности государства. Но государственный механизм контролируют определенные агенты: правители, политики, чиновники и другие акторы, обладающие политическим влиянием, – словом, все те, кого можно назвать «политической элитой». Нельзя построить Левиафана без политической иерархии, без агента – будь это политическая элита, правитель или строитель государства, – который осуществляет власть над другими людьми, отдает приказы, решает, кто прав и кто виноват в общественных спорах.
Из недоверия к власти рождается страх перед любой политической иерархией. Нормы тив не просто регулировали и держали под контролем общественные конфликты; они строго ограничивали социальную и политическую иерархию. А поскольку сдерживание политической иерархии означает сдерживание государства, некоторые из этих норм, включая практику обвинений в колдовстве, одновременно приостанавливали процесс построения государства.
Скользкий склон
Тив боялись страшного лица Левиафана и доминирования, которое могло распространиться в обществе, если дать Левиафану слишком много власти. А поскольку у тив были мощные нормы, препятствующие возникновению политической иерархии, то сохранялась ситуация Отсутствующего Левиафана. Но здесь есть одна загадка: если общество тив было настолько сильным, а опасность авторитаризма и роста элиты была настолько слабой, то почему тив настолько боялись Левиафана? Почему они не могли активировать эффект Красной королевы и построить Обузданного Левиафана? Почему они не смогли разработать те или иные методы контроля политической иерархии, как это сделали Солон, Клисфен и другие политические деятели Древней Греции или американские отцы-основатели?
Ответ надо искать в самой природе норм, сдерживающих появление политической иерархии. И этот ответ также показывает, насколько трудно создать условия для появления Обузданного Левиафана и что существуют ограничения на различные типы силы общества. В отличие от широкой общественной мобилизации и институализированных форм политической силы, общественные нормы тив опирались на ритуалы, практики колдовства и предубеждения против иерархии. «Развить» и «модернизировать» эти нормы и практики было бы очень непросто; это не того рода институты и нормы, которые оказались бы полезными после того, как одна группа общества сосредоточила бы в своих руках достаточно власти и смогла бы влиять на остальных. У тив имелись средства для того, чтобы подавлять политическое неравенство в зародыше, но необязательно имелась способность контролировать процесс строительства государства, как только этот процесс начнется. Это превращало процесс строительства государства для тив в хождение по скользкой тропе на краю обрыва – достаточно один раз поскользнуться, и ты оказываешься в том месте, куда совершенно не собирался идти.
Чтобы лучше понять это, полезно будет сравнить общественные средства, которые тив использовали для того, чтобы контролировать политическую иерархию, со средствами, имевшимися в распоряжении афинян и американцев, занятых процессом построения своих государств.
У американцев в арсенале было два надежных орудия для борьбы с Левиафаном и контроля над ним. Во-первых, они обладали институционализированной силой для контроля над Левиафаном, поскольку законодательные собрания штатов пользовались влиянием и от них нельзя было так просто отмахнуться; при этом федеральное государство находилось под электоральным и судебным контролем. Во-вторых, американское общество определенно было мобилизовано не так, как общество тив. Во многих отношениях Америка представляла собой нацию мелких землевладельцев, у которых были не только экономические, но и политические амбиции. Их представления о правильных общественных нормах исключали установление деспотической власти, и они легко переходили к открытому сопротивлению (как в этом пришлось убедиться британцам). В результате, даже если американцы в 1787 году и опасались того, что централизованное государство заберет себе больше власти, они все же опасались этого меньше, чем десятью годами раньше, и полагали, что смогут удержать государство от превращения в Деспотического Левиафана.
У афинян были похожие инструменты, и они воспользовались ими с тем же результатом. Из греческих Темных веков афинское общество вышло с твердым намерением сдерживать доминирование элит и ограничивать их привилегии. Экономическая структура этого общества способствовала социальной мобилизации. После реформ Солона Афины подобно тринадцати американским колониям стали обществом мелких землевладельцев, со всеми вытекающими отсюда возможностями общественной мобилизации. Критически важно было и то, что греки примерно в это время стали более активными и уверенными в своих силах благодаря изменениям в военных технологиях. В Темные века оружие делали из бронзы, но к VIII веку до н. э. на смену ей пришло железо. Бронзовое оружие было дорогим и потому представляло собой монополию элиты. Железо было гораздо дешевле бронзы, и железное оружие, выражаясь словами археолога Гордона Чайлда, «демократизировало войну». В частности, оно способствовало появлению знаменитых гоплитов – тяжеловооруженных воинов-граждан, которые могли эффективно противостоять не только армиям других греческих полисов и персидскому войску, но и собственным своевольным элитам.
Таким образом баланс сил сместился еще дальше в пользу афинского демоса в его противостоянии с элитами. Все эти проявления мобилизации были институционализированы Солоном, Клисфеном и другими лидерами, пришедшими им на смену, и в результате элитам стало труднее узурпировать власть и устанавливать собственное доминирование. Таким образом, хотя афиняне, как и тив, задумывались о том, что элиты могут стать слишком сильными и начать доминировать, они тем не менее были уверены в том, что смогут удержать их под контролем с помощью остракизма, железного оружия и выборной демократии. И в этом они не так уж ошибались.
Иной была ситуация у тив. Сила этого общества коренилась в его нормах, отрицающих любой тип политической иерархии. Подобные нормы – мощное средство сохранения безгосударственного статус-кво, поскольку они даже в отсутствие государства способны разрешить общественные проблемы, а кроме того, побуждают общество осаживать не в меру активных индивидов, старающихся навязать окружающим свое доминирование и обрести чрезмерное влияние. Однако те же нормы не годятся для организации коллективных действий в др