Потому что настоящее счастье — это не гонка.
Это свобода быть самим собой. Вне зависимости от внешних условий. Оно никак не связано с эмоциями, потому что человек не равен своим эмоциям.
И если и есть какой-то заветный ключ к счастью, то он в том, чтобы познать самого себя, свое истинное «я», понять, кто ты и что собой представляешь.
Стоит также отметить, что ощущение счастья напрямую завязано с широтой и богатством внутреннего мира. Чем внутренний мир скуднее, тем больше он обречен на зависимость от внешних условий. Тем больше ему требуется подпитка в виде индустрии развлечений, фаллометрии с использованием люксовых брендов одежды, автомобилей и так далее.
Безудержный шопинг и безраздельное потребление — это все производные как раз таки внутренней пустоты, которая порождена глубинным несчастьем и которая навязывает ту самую гонку, о которой я писал выше. Это счастье одноразовое, которое вмиг рушится, если не имеет постоянной подпитки. Настоящее же счастье напрямую происходит из широты внутреннего микрокосмоса. И оно не может никак зависеть от внешних обстоятельств.
Я могу похвастаться тем, что во время пандемии коронавируса мне довелось, может быть, впервые в своей жизни увидеть по-настоящему счастливых людей. У них нет ни яхт, ни вилл, ни миллиардов. Это самые простые, обычные люди — медики и волонтеры. Те, кто нашли свое «я» в служении людям. Работая в сложнейших условиях, они счастливы.
Сделает ли коронавирус нас счастливее? Заставит ли он нас задуматься о том, что такое счастье и счастливы ли мы по-настоящему? По моему убеждению, счастье — сугубо внутренняя история, не зависящая от внешних условий. И раз это так, то почему же мы все оказались пленниками пандемии страха? Может, что-то не так в нас самих?
Исторические книги рассказывают нам о великих событиях, о победах и поражениях. Но мало кто задумывается об истории счастья. Это пробел, который, очевидно, необходимо заполнить. И если нам всем и надо сделать какие-то выводы из пандемии коронавируса, то это задуматься о том, в каком мире мы живем и как нам сделать мир, читай — себя, лучше.
Я надеюсь…
Давайте будем честны: человечество никогда не жило так хорошо, как в наши дни. Мы победили многие болезни, окружили себя комфортом, технологиями, придумали себе тысячи разных дел, тогда как еще совсем недавно с точки зрения мировой истории у человека было только одно дело — выжить. Мы имеем роскошь выбирать себе марку автомобиля, напитки, кухни разных стран. Мы имеем доступ к любой музыке, книгам, картинам, мы можем выбирать, полететь нам в Таиланд или в Доминикану, Канаду или Австралию — да весь мир открыт перед нами. Такого не было никогда. И тут пришел коронавирус, который заставил нас вспомнить о том, о чем мы долгое время предпочитали не думать: что на самом деле качество нашей жизни определяется не количеством люксовых брендов в шкафу, не стоимостью машины, не нашим социальным статусом (вот же ирония: статус — это количество перьев, гласит поговорка), а качествами нашей личности, то есть тем, кем мы являемся на самом деле, какими мы предстаем перед лицом опасности, катастрофы, пандемии.
И да, возможно, меня многие упрекнут в том, что даже в этой страшной ситуации я хочу найти что-то светлое, но, как писал Гете, «надеяться всегда лучше, чем отчаиваться».
И именно поэтому я позволяю себе надеяться. Надеяться на то, что мы снова начнем ценить человеческую жизнь больше, чем вещи.
Что больше ни одна живая душа не будет принесена в жертву во имя какой-то грандиозной идеи, что люди не будут средством для достижения славы, денег и прочей малозначащей чепухи. Потому что именно способность мыслить и чувствовать — главное богатство, которое есть у человека.
Я хочу надеяться на то, что мы все осознаем, что такое ответственность. За сказанные слова, за поступки. Перед нашими друзьями, коллегами, родителями, детьми. Что мы хотя бы иногда будем задумываться о том, какую же ахинею порой несем. Нам нужно научиться признавать свою слабость и неправоту — именно в этом и есть настоящая сила, которую многие из нас, к сожалению, потеряли. Это же, кстати, касается и наших желаний — мы привыкли желать что-то лишь для комфорта, но не для роста и развития. И иногда наши желания и прихоти настолько чудовищны и разрушительны, что выжигают пеплом не только нас самих, но и близких нам людей.
Я хочу надеяться на то, что нам больше не будет все равно. Хотя Минздрав и предупреждает, что курение и алкоголь убивают, но на самом деле равнодушие убивает куда сильнее.
Герои нашего времени. Вместо заключения
Самого общего взгляда на устройство современного общества достаточно для понимания того, что медицина — столь обширная сфера человеческого бытия, что она в той или иной степени касается практически любого из нас. Долго ли, коротко ли, рано или поздно, но каждому человеку в течение его земной жизни приходится сталкиваться с проблемами, связанными со здоровьем, своими личными или близких людей. Каждый из нас хотя бы раз обращался за медицинской помощью, и опыт общения с врачами и воспоминания о перипетиях в борьбе с недугом у каждого свой, уникальный, а палитра эмоций по этому поводу весьма насыщенная — от самых черных негативных оттенков до восторженно-радужных.
Однако при этом не стоит упускать из виду то обстоятельство, что собственная боль или страдания родного человека зачастую застилают нам глаза, и объективная картина реальности ускользает от нашего взора, мы видим ее только с одной стороны, что называется, со своей колокольни.
К тому же наша действительность такова, что нынешнее состояние медицины — и как науки, и как практической помощи — зачастую становится заложником системы и глобальных общественных процессов в экономике, в финансах, в социальной политике, заложником коррупции и бюрократии, перекошенных вертикалей власти, скороспелых необдуманных реформ, перекроенных с чужого плеча, и прочей безалаберщины и хаоса.
К великому сожалению, порой можно наблюдать, как то, что раньше считалось грубейшим нарушением всяких норм морали, вопиющим исключением из общего правила, сегодня мы постепенно привыкаем считать нормой.
И воистину можно только диву даваться, что и сегодня наша отечественная медицина живет и даже развивается. Вопреки всему вышеперечисленному.
У каждой эпохи — свое лицо, каждое время рождает своих героев. Назвать героем времени, в котором довелось жить нам с вами, какого-нибудь суперуспешного топ-менеджера, сделавшего головокружительную карьеру к неполным тридцати годам, лично у меня не поворачивается язык. Не то чтобы я не любил топ-менеджеров, этих добровольных узников фешенебельных бизнес-центров, заложников хайтек-офисов и строгих дресс-кодов. Вовсе нет. Тем более что сам таковым являюсь. Но что-то внутри меня дает надежду на то, что все это — лишь наносное, а посему временное явление — все это безудержное, грубое всевластие потребленческого императива.
На мой взгляд, «настоящее» начинает себя проявлять прежде всего там, где существует некая заведомая обреченность, абсолютная невозможность осуществления задуманного. Именно тогда в нас просыпаются неведомые силы, которые вопреки здравому смыслу вопреки всему и вся, приводят к благополучному и единственно верному разрешению ситуации — невозможному, немыслимому, — и мы стремительно проходим над пропастью, зачастую даже не заметив, как глубока была бездна под нашими ногами.
Одной из фундаментальных составляющих настоящей человечности видится мне не что иное, как неизбывная, издревле живущая в самой сердцевине нашего существа смутная тоска по потерянному внутреннему раю как квинтэссенция великой мечты, которой мы когда-то были сопричастны.
Падая с высочайшего обрыва, отчаянно махать слабеющими руками, будто они на самом деле крылья, — безнадежно красивая попытка полета там, где он по определению невозможен.
И именно это способно порой рождать в нас то удивительное ощущение, когда уже перед самым столкновением с землей за твоей спиной, словно по волшебству, распахиваются огромные крылья, а неминуемые еще мгновение назад падение и гибель превращаются в бесконечно свободный восторженный полет.
Все сказки с самого детства говорили нам о таких чудесах, но самое главное состоит, пожалуй, в том, что эти чудеса могут происходить и в обычной жизни, надо лишь очень и очень в них верить. Верить так, чтобы даже мысленно не допускать саму возможность неудачи. Особенно это относится как раз к таким безвыходным ситуациям, когда никакой альтернативы просто-напросто не существует, и остается лишь верить — верить с такой силой и страстью, чтобы эта сила сама нашла воплощение в реальности. И когда приходит назначенный срок и такой человек оказывается перед непробиваемой каменной стеной обстоятельств или же на распутье дорог, каждая из которых ведет в пропасть, — лишь опираясь на непоколебимую веру в своем сердце, он может почувствовать, как раздвигаются очертания знакомой реальности — вопреки в сем у.
Пока я работал над этой книгой, мне приходилось сравнивать судьбы различных людей, их поведение в тех или иных ситуациях — как в настоящем, так и в относительно недалеком прошлом. И в этой связи я все чаще стал обращать внимание на странную особенность дня сегодняшнего: в последнее время практически все сферы общественной жизни захлестнула, можно сказать, повальная ментальная эпидемия. Ее симптоматика проста, но лично мне представляется крайне опасной: она вызывает гнетущее настроение всеобщей относительности, сопровождающееся активным размыванием понятий добра и зла.
Подцепивший эту нравственную инфекцию человек перестает понимать, что на самом деле хорошо, а что плохо, твердя в свое оправдание набившую оскомину мантру «все относительно». И вот, в отсутствие четких ориентиров и целей, люди блуждают в беспросветных дебрях сомнений, расходуют свои силы и время не на реальные дела, а на бесконечное нагромождение кучи софизмов, по уши увязая в болоте пустопорожних споров. Им кажется, что они живут яркой полноценной жизнью, не осознавая, что на самом деле это всего лишь ее бледная имитация.