– Вы чего мух ловите, – раздался за спинами голос взводного. Бойцы обернулись, лейтенант в руке держал гранату. – Бить их фрицев, – азартно крикнул, пробежал несколько метров по окопу и бросил гранату в приближающийся танк. От взрыва у танка перебило гусеницу, увязая в мягкой земле, поворачивая башней, стволом стал искать себе жертву.
Лейтенант, приседая на корточки, крикнул:
– Ну что же, мать вашу, рты разинули?
Иван первым очнулся от окрика командира, схватил бутылку, подбежал к взводному и бросил ее по танку. Раздался хлопок, броню охватило пламя. Остап уже стоял с винтовкой в руках, готовый стрелять. Первого танкиста застрелил одним выстрелом, он даже не успел вылезти из люка. Вторая пуля досталась водителю-механику, Остап, видимо, его ранил. Он, как кошка, пальцами царапал броню, пытаясь выбраться из люка, но третья пуля для него стала смертельной, повис вниз головой, опустив руки к земле.
– Как рябчиков подстрелил! Товарищ лейтенант, вы видели как я их! – радовался Остап, что ему удалось пострелять из винтовки по живым мишеням.
– Разговоры после боя, – взводный прикрикнул на бойцов, даже не поблагодарив за свое спасение, и побежал по окопу в сторону расчета, где погиб солдат Богатырев.
– Вань, чего это он, мы же танки подбили, – обидчиво пробубнил Остап.
Иван высунул голову над окопом, смотря на поле боя, ему ответил:
– Чего-чего, ну и подбили, танк он же не самолет. Глянь, семь танков горят. А ты молодец, метко стреляешь, будь я командиром полка, орден бы тебе вручил.
– Орден за танк и медаль за фрицев! Какие же все-таки мы с тобой молодцы, первый бой и уже орденоносцы! Сестренке напишу письмо, похвастаюсь.
На первой линии обороны усилился звук от разрядов снарядов. Автоматные очереди слились с одиночными винтовочными выстрелами, одна сплошная мелодия боя. Иван, посмотрел в сторону «оркестра» и сказал:
– Хоть бы на первой мужики удержались, фриц попрет, а у нас одна граната на двоих. Надо было у старшины еще парочку попросить.
– Пойду, посмотрю у соседей, – вызвался Остап и пошел в сторону, где разорвался первый снаряд.
Вернувшись, молча сел на корточки, прижавшись спиной к стене окопа.
– Ты чего молчишь, гранаты нашел? – спросил его Иван.
– Землей присыпано, ни одного раненого. Богатырев тоже убит, руку ему оторвало, видно, приклад от его винтовки к нам прилетел. Хотя кто его знает, там все, – недосказав, покачал головой.
– Чего это они, гранаты закончились, – испуганным голосом проговорил Иван, смотря в сторону первой линии обороны.
Остап машинально схватил винтовку и встал рядом. По полю бежали солдаты, неся на накидках раненых. За их спинами почти шеренгой двигались немецкие танки, звук моторов и пулеметные выстрелы усиливали страх. Солдаты падали, поднимались, но бежали за спасением укрыться в окопе второй линии обороны.
– Вы чего рты разинули, мух ловите? – вынырнул из окопа лейтенант, снова повторив слова, о мухах. – Дана команда отходить в лес. Немцы с двух сторон полк обошли, будем прорываться. Соберите боеприпасы, держитесь рядом со мной. Выполняйте.
Иван бежал по полю в окружении бойцов, Остап чуть позади, в голове пульсировало лишь одно слово – драпаем. В учебке командиры учили держать оборону до последнего патрона, бойцы Красной армии лучшие воины в мире. Должны чтить наследие предков, хорошо, что этого позора не видит дед Самойл, что о нем подумал бы: сосед с винтовкой и гранатой в руках бежит по полю, только пятки сверкают. Трус! А родится сын, что ему расскажет о войне? Расскажет, как «героически», поджав хвост, убегал от фашиста. Навстречу бежали бойцы. «Решили вернуться в окопы принять последний бой», – подумал о них.
– Немцы, немцы, – испуганным голосом орал один из этих солдат, подняв над головой винтовку.
Иван наткнулся на кучку бойцов, они с поднятыми руками крутились волчками, – пьяные, что ли, – не успел подумать, как голос Остапа его отрезвил:
– Ты что не видишь – впереди танки!
В этот момент за спиной разорвался снаряд. Почувствовал по телу воздушный удар. Почему все вокруг видится в замедленном виде, не слышно выстрелов, разрывов снарядов, орущих солдат, странно, ноги оторвались от земли. Люди – не птицы, у них нет крыльев, это что я уже на земле, боли не чувствую. Запах травы уж больно горький, горче, чем у полыни, по стеблю ползет муравей. Вот кому беззаботно живется, ни тебе войны, ни тебе… язык онемел. Остап, говори громче, ничего не разобрать, ты что не понимаешь, у меня язык не шевелится. Плечо жжет, тут все ясно: оса укусила. Сколько раз его кусали пчелы, еще здоровее становился, щас уши прочищу, земля, видно, попала. Зачем пытаешься меня поднять, я и сам в силах встать. Стреляй, что медлишь, немец в двух шагах ты что ослеп, у него в руках автомат. Так у меня и самого граната имеется. Щас я тебя, фриц.
– Шнель, русишь, – слова немца кипятком обкатили сознание Ивана.
Контузило, первое, что пришло Ивану в голову. Главное, живой. Руки, так что с руками, а ноги целы? Я же на них стою, а плечо, видно, осколком зацепило, гимнастерка в крови. Зачем Остап сует руку мне под мышку, я щекотки боюсь.
Слева прозвучала автоматная очередь.
Повернул голову в сторону выстрелов, немецкий солдат с засученными рукавами наставил автомат на лежащего на земле красноармейца. Почему боец замер и не шевелится, это что фашист его убил, какое имеет право. Олизко Степан и то пленного фрица мог сто раз убить, а пожалел. Прозвучали автоматные выстрелы сзади сбоку. Обвел головой, немцы добивали раненых бойцов Красной армии. Вот почему Остап его поднял с земли. Как же он сразу не догадался, немцы раненых товарищей добивают. Остап спас ему жизнь, настоящий друг. Почему рыжий немец со стеклянными глазами наставил на него ствол автомата. Наверно, решает нажать на курок или оставить его живым.
Иван выпрямился: – «Во как инстинкт самосохранения сработал, значит, контузило легко, если логически рассуждаю. Не видно взводного, – хотел посмотреть вокруг себя, но не успел, немец с силой ударил его стволом автомата в грудь. – Жжет в груди, вот, гад, никак ребро сломал, так, где у меня граната, себя взорву и ты покойник», – шаря глазами по земле.
Немец повторял слова:
– Шнеля, шнеля, – показывая рукой, куда надо пленным идти.
Иван, поддерживаемый Остапом, пошли к кромке леса, где гуртом на земле сидели их товарищи, а вокруг стояли немцы, наставив на них автоматы, поблескивая касками с нарисованным на ней парящим орлом, держащим в когтях фашистскую свастику.
Немцы пленных красноармейцев привели в близлежащую деревню, разместили на колхозном скотном дворе. Имелся небольшой навес, покрытый соломой. Сколько бойцов попало в плен на глаз не сосчитать, но не менее роты, так сказал Остап. У всех солдат с уст не сходило слово плен. Нужно искать выход здесь и сейчас и бежать, другого случая может и не представится. В ста метрах лес, а в нем спасение – каждый кустик укроет. Остап изложил свой план побега бойцам. Некоторые соглашались, другие говорили, немцы их постреляют как куропаток, а в плену есть шанс остаться живыми. Сколько сейчас солдат Красной армии находятся в плену и ничего, живы-здоровы. Красная армия их скоро освободит. Такие разговоры шли до утра.
Утром в сопровождении двух солдат пришел чисто выбритый немецкий офицер, в руках плетка и наломанном русском языке свысока скомандовал:
– Коммунисты, жиды, построиться в шеренгу, кто скроет свое прошлое, будет расстрелян. Будет расстрелян и тот, кто знал, что его товарищ жид или коммунист.
Иван взял Остапа за руку:
– Не торопись, никто, кроме меня, не знает, что ты жид, да ты и не похож на него, – прошептал ему на ухо.
– Иван, я же не обрезанный, отец не дал матери совершить иудейский обряд.
– Ну вот, это еще лучше! Ты чистокровный хохол, я – русский, братья навеки, – подбодрил Остапа, видя, как друг его сник.
Несколько бойцов, по виду не евреи, вышли и построились в шеренгу, наверно коммунисты, если офицер их ставит в одну линейку с ними.
Офицер зашел в загон и стал внимательно рассматривать лица бойцов. Подошел к молодому парню, по виду цыган, и плеткой ударил по его лицу.
– Snth auf Schwin, – прокричал он на него звериным голосом на немецком языке.
Солдат встал. Офицер вынул из кобуры пистолет и выстрелил ему прямо в голову.
– Это вам, русишь швайн, наука. Еще раз спрашиваю, жиды коммунисты остались? Штаны заставлю снять?
– Я мусульманин, – вызвался боец сразу после его слов.
– И я, – повторил за ним другой, и так назвались с десяток.
Офицер им ничего не ответил и громко стал считать:
– Айн, цвай, драй, – выговаривая с расстановкой каждое слово.
Вышли еще несколько бойцов.
Офицер приказал охране увести вызвавшихся солдат.
Через некоторое время раздались автоматные выстрелы.
– Вань, их расстреляли, ты слышал одиночные выстрелы, явно добивали. Вот фашисты проклятые, какая их мать родила, наверно, волчица. У тебя как рана, кровь перестала бежать, пепел он все раны лечит, хорошо, что табак остался. А ты хотел бросить курить, табак спас тебе жизнь. – Остап непроизвольно поменял тему разговора, видать, осознав, что остался жив.
– Спрашиваешь, могу ли я бежать? Нам вдвоем охрану не одолеть. После расстрела товарищей охотников сбежать поубавится, хотя, что бояться, в плену двадцать раз нас расстреляют. А бежать надо. Сначала расстреляют всех коммунистов с жидами, потом за нас простых солдат возьмутся. Я что думаю, скопом навалиться на фашиста, забрать автомат или сразу на двоих, выждать, когда они закурят, тут секунды решают. Можно и ночью, а лучше утром у часовых глаза полудремые.
Послышались звуки приближающихся автомобилей. Остап насторожился:
– Иван, слышишь, никак за нами грузовики едут. Накрылся наш план.
– Ты что святой, видишь события наперед? У нас в деревне есть одна бабка, будущее предсказывает. Вот закончится война, приедешь ко мне в гости, с ней познакомлю. За одним и невесту тебе подберем. В моем селе красивее девушек нет на всем белом свете.