– А что римляне были лучше немцев, еще две тысячи лет назад устраивали гладиаторские бои, звери рвали людей на куски. В Европе все, что связано с культурой, с ног на голову поставлено, я в этом убедился, живя среди них. Вот война закончится, уеду жить в Сибирь, к тебе на родину, подальше от этих народов, во Львов не вернусь. Европейцы еще долго будут лазить по деревьям обезьянками, так говорит мой напарник, он историк, вон тот с интеллигентным лицом, – кивнув на узника на соседних нарах. – Преподавал в университете, он из московского ополчения. Утверждает, немцы завидуют русским, что мы чистая нация, назвав нас арийцами. Рассказывал, что фашисты присвоили славянскую свастику неспроста, хотят на себя перетянуть одеяло возникновения цивилизации на земле, стать избранной нацией. Вот и войной пошли на Россию. А уничтожение ими евреев с коммунистами – это только предлог оправдаться перед миром, якобы так они его спасают от большевизма.
Прошло два месяца как Иван с Остапом ждали от надзирательницы положительного ответа, боясь, что не доживут до этого счастливого дня. А если доживут, то их внешний вид не устроит нанимателя, кому нужны дохлые работники, выбор большой, пленных солдат в лагерь везут тысячами.
Иван, как идти к врачу Мергелю на так называемую операцию, все время размышлял над его словами: он удостоен высокой чести стать участником научного эксперимента. В будущем опыты над его телом помогут людям справиться с разными болезнями. А Мергель – ученый человек, знает, о чем говорит, не может такого быть, что ему нравится издеваться над людьми, для этого есть подопытные крысы. Вторая вырезанная звезда на груди и ленточки на спине от шеи до поясницы плод его художеств. Знать бы, что еще ему взбредет в его «творческой» голове, только богу известно, главное, пока не трогает лицо, наверно, оставил напоследок. Снимет скальп, как это проделывали бледнолицые американцы с непокорными индейцами. Его молодое тело превратилось в сплошное красное пятно. Опять же, какое оно молодое, если что по возрасту, а так девяностолетний старик выглядит на вид свежее, если подойдет это слово к такому предложению.
На очередной утренней поверке надзиратель зачитал два номера с разницей в одну цифру. Иван, услышав свой номер, подумал: вот и все, конец мучений. Их с Остапом утопят в ванне с холодной водой или отведут перед смертью «помыться» в душевое помещение. А оттуда еще никто живым не возвращался. Душевую эсэсовцы забивали заключенными под завязку и пускали удушающий газ. Фашисты наблюдали в смотровое окно, как люди захлебываются своими же рвотными массами, получая от этого зрелища удовольствие, улыбались, шутили. Остап каждый день на своей тележке увозит из душевой несколько сот трупов в крематорий, и видит всю эту ужасную картину своими глазами. Стало быть, пришла их очередь, итак прожили в лагере полгода, не каждому узнику удается выжить, счастливчиков единицы. Страха нет, даже чувствуется облегчение на душе. Вот интересно жена родила ему сына, – и вслух непроизвольно стал считать месяцы, – июнь, июль, август.
Остап, видя, что Иван нервничает, ткнул его в бок локтем и шепотом проговорил:
– Успокойся. Надзирательница с сестрой договорилась на счет нас, поживем еще малость.
– Названные заключенные ко мне, – приказал надзиратель.
Иван с Остапом почти подбежали к нему.
– Срочно марш в комендатуру.
Из барака вылетели пулей. По дороге в комендатуру Остап все время повторял:
– Вань, лишь бы мы понравились фрау. Я уж разуверился, думал, обманула землячка, фашисты любят поиздеваться. Вот увидишь, мы ей понравимся, а Вань?
Иван молчал, не хотел спугнуть счастье, ведь ранее высказанные слова могут принести неудачу, так говорила его жена. В этом случае последую ее совету.
На входе в комендатуру часовой без проверки пропустил их во внутрь. Остап, увидев знакомую надзирательницу, почти к ней подлетел, снял с головы кепку. Рядом с ней стояла крупная женщина, в руках держала хлыст для подгонки лошади. Иван последовал примеру друга. Надзирательница на польском языке сразу же сказала:
– Это ваша новая хозяйка, фрау Марта. Одно ее недовольство вами и вы будете снова отправлены в лагерь. Надеюсь, вы меня не подведете, – говорила высокомерно.
– Следуйте за мной, – грубым голосом приказала фрау Марта, говоря на ломанном польском языке.
У входа в комендатуру на привязи стояла упитанная лошадь, запряженная в карету на резиновом ходу. Фрау села за кучера, Остап с Иваном расположились в «барской» ложе. Ехать долго не пришлось, дом фрау находился недалеко от лагеря, печная труба крематория видна как на ладони. Хозяйка сразу проводила батраков в кирпичный сарай. Земляной пол, широкие деревянные нары с расстеленным на них ватным стареньким одеялом. На столе две металлических кружки, две чашки, ложки, ведро, видимо, для питьевой воды. В углу умывальник с помойным ведром. На полу небольшой тазик с большим куском хозяйственного мыла.
Хозяйка строго сказала:
– Здесь вы будете жить, следите за порядком, грязи не потерплю.
Не задерживаясь в сарае, повела работников знакомить с подворьем. Показала ферму, в ней десять коров, три быка, две лошади, загон с поросятами, отдельно от них находились свиньи. Плодовый сад с овощным огородом был продолжением двора.
– Утром к семи часам приезжает молочник, к этому времени коровы должны быть вами подоены, – стала она объяснять батракам фронт работы. – После дойки кормите лошадей, поросят, два раза в день их поить. В амбаре пшено, горох, жернова. Навоз от животных отвозите на огород. Раз в неделю будете ездить в концлагерь, сестре разрешили бесплатно брать из крематория золу или как ее, – думая как правильно назвать отходы от сгоревших трупов. – Соседи называют пеплом, им удобрите сад. Днем запрещаю ложиться спать. Еду готовите сами, каждое утро будете получать у меня продукты. Некоторые работники умудряются выпить шнапсу, предупреждаю, строго накажу. Если не хотите обратно в лагерь, будьте послушными. У моих соседей батраки решили бежать на родину в Польшу, служба СС их поймала, отправила обратно в лагерь. Не подведите мою сестру, она за вас поручилась, я не хочу, чтобы у нее не сложилась карьера. Приведите себя в порядок, не будьте свиньями, немцы любят чистоту и порядок.
Фрау говорила свысока, видать ей нравится командовать людьми и одежду себе подобрала под стать военному человеку.
Иван смотрел на хозяйку, а на языке вертелось выражение «конь с яйцами». Не понятно, сколько ей лет – сорок или пятьдесят. Высокого роста, широкие плечи, крупные черты лица, мужественный взгляд, строгая одежда: короткий серый двубортный кафтан, черное кожаное галифе, заправленное в хромовые сапоги, на голове синий берет со свастикой на боку. Все время ударяла хлыстом по своей ноге. В Москве на выставке ВДНХ есть памятник, называется «Рабочий и колхозница» наверно, автор скульпторы был знаком с фрау Мартой, уж больно на нее похожа своей монументальностью. В родной деревне Ключики женщины павы, фигуры стройные, русые волосы заплетены в косы, скромность на лице. Увидела бы фрау его жену Татьяну, какая она красивая, от ревности бы застрелилась. С языка чуть не вырвалось назвать хозяйку фашисткой. Вот тогда бы точно отправила их с Остапом в лагерь умирать. Надо следовать поведению друга, он жил среди этих фрау на Украине, знает их барские повадки. У нас в Сибири люди всегда жили свободными во всем, как в помыслах, так и обиходе.
– Приступайте к своим обязанностям, не ленитесь. Начните с уборки фермы, навоз свезите на тележке в огород, – приказала фрау, не дав время обустроиться на новом месте, попить той же воды. Сама села на стул и стала наблюдать за работниками, не выпуская из рук хлыст.
Остап, везя очередную тачку с навозом, шепнул Ивану:
– Не понравимся мы сейчас хозяйке, заменит другими узниками, нам надо, Вань, постараться, потерпи.
Иван не подавал виду, что ему тяжело работать незаживающие раны от экспериментов доктора Мергеле не дают свободно двигаться, сочатся кровью. Роба прилипает к телу. Остап тоже ослаб от каждодневной работы, возя трупы в крематорий, как он говорит: «Пять дивизий на своих плечах вывез». А дивизия по штатному расписанию не менее трех тысяч человек. Богатырское здоровье нужно иметь.
Закончили работу поздно вечером. Фрау Марта на ужин принесла им полбулки отрубного ржаного хлеба и две селедки. Они не набросились на еду, как это делали в лагере, ожидая суточную пайку, выразив на лице равнодушие, ведь хозяйка их обозвала свиньями. Фрау, видимо, догадалась, о чем думают батраки, и молча вышла из сарая.
Иван следом сказал:
– Остап, малеха подкормимся и от фрау убежим, в любой момент сдаст в лагерь, а там шансов нет остаться живыми.
– Я тоже об этом подумал, хлеба только подкопим. Придется идти лесом, обходя поселки. А в немецких домах нам ночлежку не дадут. Вань, у тебя роба от крови мокрая, простирать бы, да боюсь, к утру не высохнет. Фрау увидит, черт ее знает, что у нее на уме. Щас воды принесу. – Взял ведро сходил за водой на колодец. Налил ее в тазик. – Я постираю, а ты отдохни. – Намылил робу, простирав, ее встряхнул.
Иван, ежись от холода, сказал:
– Одену-ка я робу, так быстрее высохнет, – надел и тут же снова съежился. – Прохладно, ну да ладно.
– Смотри не простынь, а то, кто его знает, – забеспокоился Остап. – Давай так поступим: сначала ты в ней посидишь, потом я ее посушу.
Так и сделали. Уже за полночь легли спать. Обоим не спалось, боялись проспать утреннюю дойку, хозяйка сказала в семь утра приезжает молочник. Главное, за окном нет лая собак, автоматных выстрелов, окриков надзирателей.
Отработали три дня, хозяйка приказала батракам запрячь лошадь в телегу. На телегу поставить деревянный ящик из-под зерна. Сказала: «В нем будете возить пепел из крематория, лучшего удобрения для сада нет». Фрукты продает солдатам вермахта. На проходной лагеря их встретит сестра. Взамен лагерной робы дала поношенную гражданскую одежду, брюки, рубашки, пиджаки.