В голосе прозвучала знакомая угроза: кроме того, острый конец меча, появившийся из-за плеча Ровены, уперся Гилберту в грудь. Казалось, этого было достаточно, чтобы было сделано так, как приказано. Однако Гилберт не отпустил ее, наоборот, его руки еще крепче вцепились в нее. Ровена достаточно хорошо знала Гилберта, чтобы понять, о чем он сейчас думал.
— Он не поверит, что моей жизни что-то угрожает после того, как ты только что спас меня, — обратилась она к Гилберту.
Уоррик не хотел отпускать Гилберта теперь, когда тот был в его руках, но убийство Гилберта не вязалось с кодексом рыцарских представлений о справедливости. Спасенная жизнь всегда заслуживала достойного вознаграждения. Но жизнь, именно эту жизнь, Ровена все еще считала презренной. Если Уоррик должен проявить великодушие и простить, неужели он не мог подождать еще немного? Простить? Уоррик? Неужели карающий дракон севера действительно так сильно изменился?
Да, изменился, но нельзя сказать, что сам был тому рад. То, как он прорычал, опуская свой меч: «Я дарю тебе жизнь, но ты не будешь больше доставлять мне неприятности», прозвучало совсем не любезно.
Гилберт был не из тех, кто не воспользовался бы такой блестящей возможностью.
— Верни мне еще и д’Амбрей.
Ровена чуть не задохнулась от такой наглости Гилберта.
— Нет, Уоррик! Не делайте этого. Он не заслуживает…
— Я сам решу, чего стоит твоя жизнь, Ровена, — прервал ее Уоррик. — Так уж случилось, что один замок — нет, сотня замков не идет ни в какое сравнение с тем, что значишь для меня ты.
Не так уж романтично это сравнение с каменными сооружениями, но главное было не это, а то, что стояло за ним, и именно это и заставило Ровену онеметь, она оставалась безмолвной, пока Уоррик поклялся в свою очередь защищать его, Гилберта.
— Договорились. И Ровена…
Меч опять сверкнул в воздухе, и выражение лица у Уоррика теперь стало скорее угрожающим, чем просто раздосадованным.
— Ровена станет моей женой, если она пожелает. Но в любом случае она никогда больше не будет на твоем попечении. Не заставляй меня менять свои решения, д’Амбрей. Соглашайся на то, что я тебе предлагаю, и считай, тебе повезло, что я не добиваюсь полного и безусловного отмщения.
После этих слов Гилберт выпустил Ровену, и она тут же оказалась в крепких руках Уоррика. У Ровены начался новый приступ боли, и это напомнило ей о том, что у нее нет времени слушать их пререкания.
— Если вы оба все уже решили, моя дочь хотела бы уже сейчас появиться на свет, но не здесь же, не на крепостной стене.
Оба мужчины в удивлении уставились на нее. Тогда она еще более выразительно произнесла:
— Сейчас, Уоррик, — и добилась лучшего результата. Точнее, этим результатом была паника. Поистине от мужчин очень часто не бывает никакой пользы.
Глава 48
— Ну и что означали все эти мольбы? — после того как все уже закончилось, поинтересовалась Милдред, передавая младенца Ровене в руки. — Ты хорошо потрудилась, моя милая. Он самый настоящий ангел, самый…
— Ему следовало бы быть девочкой, — проворчала Ровена, хотя и не могла сохранить кислое выражение лица, когда взглянула на этого очаровательного золотоволосого младенца.
Милдред стояла, посмеиваясь.
— Ну не можешь же ты злиться на него вечно. Ты и так достаточно заставила его страдать. Мне его жалко.
— А мне — нет, — возразила Ровена. — Ты была единственным человеком, который не пытался заставить меня изменить решение.
— Только потому, что вы еще больше закусите удила, если вас понукать. В этом вопросе вы не слушали никаких доводов. Вам надо было самой убедиться, что человек любит вас. Но нужно ли было заставлять его ждать до самого последнего момента, чтобы сочетаться браком?
— Ждать? — удивленно спросила Ровена. — Он привел не повивальную бабку, а священника! И никто из них не ушел бы, не услышав «да» от меня. Это был шантаж. Это было…
— Чистой воды упрямство с вашей стороны. Вы знали, что выйдете за него замуж. Вам просто нужно было заставить его страдать до конца.
Ровена сразу примолкла. Спорить в эти дни с Милдред было все равно что рвать на себе волосы. Ровена потеряла бы много волос.
— Конечно, вы просто проявляете упрямство. Человек был готов умереть ради вас. Как можно злиться на такое?
— А где мой… супруг?
— Ждет не дождется, когда увидит своего сына. Мне привести его или вы сама?
Не дожидаясь ответа, Милдред уже направилась к двери, чтобы привести Уоррика. Он появился через мгновение и смотрел на нее с такой теплотой и гордостью, что последние остатки враждебности у Ровены улетучились. Все-таки она его действительно любила. Она уже столько раз убеждалась в этом еще до того, как покинуть его замок, что теперь не было смысла отрицать очевидное.
Она застенчиво улыбнулась ему.
— Что ты о нем думаешь?
Уоррик посмотрел на него, но тотчас же опять перевел взгляд на Ровену. Глаза его смеялись, и он пошутил:
— Я надеюсь, что со временем его внешность изменится в лучшую сторону.
Она в страхе посмотрела на своего сына, но тут же фыркнула от смеха:
— Он выглядит совершенно нормально. Все новорожденные такие сморщенные и красные.
— А что случилось с дочерью, которую вы собирались мне преподнести?
Она покраснела, потом усмехнулась:
— Я думаю, что в конце концов мне повезло, мой господин, что именно это мое желание не исполнилось.
Он сел радом с ней на кровать и, к ее удивлению, поцеловал ее.
— Спасибо тебе.
— Это было не так уж и трудно, ну может быть, немножко.
— Нет, я благодарю тебя за то, что ты вышла за меня замуж.
— О, — произнесла она, и такие теплые чувства стали переполнять ее, что ей захотелось рассмеяться. — В действительности… это я должна быть благодарна.
За это она получила еще один поцелуй, но уже не такой нежный.
— Ты больше на меня не сердишься?
— Нет, но если ты когда-нибудь опять отправишь меня в свою темницу…
— У меня ее больше нет. Ее сломали, как только ты вернулась в Турез.
— Зачем ты сделал это? — удивилась Ровена.
— Напоминание о том, что я сделал, было слишком невыносимым.
— Но у тебя были причины так поступить. Даже я могу…
— Не оправдывай меня, женщина.
Он был серьезен, но в голосе звучали и нотки самоиздевки.
— Очень хорошо, пострадай еще немножко, если так нужно. Но если хочешь знать мое мнение, такая хорошая темница не выполнила своего назначения.
— Может быть, я действительно слишком поторопился. — Уоррик состроил озабоченную гримасу. — Но я могу всегда вырыть еще одну.
— Лучше не надо, мой господин, — с напускной строгостью предостерегла она его.
— Тогда, если я когда-нибудь сочту, что тебя опять нужно запереть в моей комнате, я сделаю так, чтобы и мне наверняка оказаться запертым там с тобою вместе.
— Теперь против этого я возражать не буду.
— Значит, ты все еще так и осталась бесстыжей девчонкой.
— Вы не имеете ничего против того, чтоб я такой оставалась?
— Нет, совсем нет.
— И вы любите меня?
— Да, я люблю тебя.
— Не говорите это так, как будто делаете мне одолжение. Ты действительно любишь меня, Уоррик. Иначе и быть не может, ведь я…
— Я действительно люблю тебя, женщина.
Теперь признание прозвучало лучше, настолько лучше, что она притянула его голову, чтобы поцеловать его, а затем нежно прошептала ему на ухо.
— Я рада, что это был именно ты, Уоррик. Очень рада.
Он вспомнил эти слова, произнесенные давным-давно, и наконец признался:
— Я тоже рад, моя госпожа. Я тоже очень рад.