Отведя взгляд от его лица, я погасила свою магию и уставилась на мужскую грудь.
– Я опять сказал что-то не так?
– Нет, мне приятны твои слова. Когда ты такой, то мне хорошо, легко и…
– Что тебя тревожит, Сонья?
– Страх и пустота. Я словно забыла, как это быть по-настоящему живой. Я помню то время, когда мы с отцом жили в хижине. Те чувства, та полнота ощущений. Я потеряла их. И поняла это, только когда появился ты. Словно что-то во мне умерло, развеялось в тумане. Будто у меня отняли часть души.
Он нахмурился.
– О чём ты мечтаешь, моя маленькая послушница?
– Увидеть, как исчезнет это место и все его обитатели.
– И только?
– Да я не хочу, чтобы ещё хоть одна девочка родилась в стенах этого храма. Они должны жить!
– Они? А ты, Сонья?
– Мне кажется, я уже мертва. Я чувствую своё сердце и изумляюсь, почему оно всё ещё бьётся. Слышу свой голос и каждый раз удивляюсь ему.
– Ты живая, девочка моя, но ты устала и измотана. Позволь мне позаботиться о тебе. Отдай мне свои страхи и боль. Я освобожу тебя от ужаса, что творится вокруг.
– Ты уже избавил, – прошептала я, – моё дитя никогда не огласит своим криком эти стены. Алтарь не получит мою кровь. Нет ничего страшнее, чем видеть, как твоя дочь растёт в молчании. Не знать, как звучит её голос. Не видеть счастье в её глазах. Ты моё спасение, Лассе!
Положив голову ему на грудь, я прислушалась к ровному биению его сердца. Оно звучало уверенно. Громко.
Закрыв глаза, ощутила, как накатывает сонливость.
Лассе легко поглаживал меня по голове.
Наверное, хорошо быть кем-то любимой. Меня не смущала близость наших тел. Это было не столь настораживающе, как та робость, что рождалась в моей душе. Этот мужчина занимал мои мысли. Он стал чем-то большим, чем пленным северянином.
– Расскажи мне о солнце, – тихо шепнула я, не размыкая глаз.
– Оно яркое и тёплое. В его лучах мир преображается и начинает светиться. Роса на траве… Блики на воде… Даже снег зимой, и тот сверкает так ярко, что жмуришься. На него невозможно смотреть. Оно слепит, и приходится подносить руку к глазам. В детстве мы на спор задирали головы и вглядывались в солнечный диск до красных кругов. А потом как слепые котята, разведя руки в стороны, старались догнать друг друга, ослеплённые его сиянием.
Слушая его, я пыталась представить себе это яркое пятно на небесах. Но не могла вообразить даже эту бескрайнюю синеву. Только молочный туман и более ничего.
Тишину комнаты нарушил глухой женский стон.
– Что это? – встрепенувшись, я приподняла голову.
Глава 41
Лассе приставил палец к губам, призывая меня к тишине.
Какое-то время нас окружало безмолвие. Напряжение спадало, и где-то на задворках сознания появилась мысль – показалось.
Но нет…
По храму снова разнёсся приглушённый стон.
Осторожно сдвинув меня со своей груди, Лассе поднялся и, потянувшись за штанами, надел их. Вовремя! Из коридора послышался тихий скрип половиц.
Кто-то, не шумя, выходил из правого крыла, в котором заселились остальные варды.
– Фальк?! – громко позвал вардиган.
Шаги на мгновение стихли и раздались ближе. Лассе услышали. Шкура отогнулась и к нам заглянул пшеничноволосый мужчина. Приглаживая рукой взлохмаченные длинные волосы, он сдерживал зевок.
– Что там, брат? – муж нахмурился.
Фальк ещё раз зевнул, широко раскрыв рот, и пожал могучими плечами.
– Я видел днём двух послушниц на сносях… – как-то, между прочим, сообщил он.
– Роды?! – догадался Лассе.
– Похоже на то, – его брат тряхнул головой, отгоняя одолевающую его сонливость.
– Этого нам ещё не хватало, – проворчал мой северянин. – Не могли подождать немного, чтобы мы успели покинуть туман. Женщины – это ходячие сгустки проблем. Где они – там головная боль.
– Только не отправляйте их на алтарь, – мою душу кольнул страх. – Не ведите их вниз рожать.
– Зачем мне это делать, малышка Сонья? – Фальк приподнял светлую бровь. – Я же не жрец – силу из младенцев тянуть.
Растерявшись, я открыла было рот, но смолчала, чувствуя себя глупо. Ну да, наверняка женщины северян рожают по иным обычаям. А мы теперь, как ни крути, а все же их «сгустки проблем».
– Подними кого из послушниц пусть помогут тебе, – Лассе громко выдохнул, как-то обречённо.
– Нет, – Фальк качнул головой и поморщился. – Не доверяю я тут никому. Сам справлюсь.
– Дело твоё, не мне тебя учить роды принимать, по возможности сохрани детям и матерям жизнь.
Фальк снова скривился. Отчего-то мне показалось, что ему всё одно: умрут послушницы или нет. Поёжившись, я отвернулась от мужчины.
– Вард? Там рожают… помогите. – раздался шёпот с лестницы, я с трудом признала хриплый голос Светлы.
Она через боль выдавливала из себя слова.
– Я слышу, – светловолосый северянин медленно кивнул. – Со мной пойдёшь.
– Конечно, – прохрипела бывшая жрица.
– Ладно, брат, посмотрю, что там с ними. Все равно их стоны уснуть не дадут, – в его голосе звучал холод. Развернувшись, целитель спустился с лестницы, за ним тенью спешила наша повариха.
– Он такой злой, – пробормотала я.
– Фальк? – Лассе приподнял бровь. – А ты думала, что он образец великодушия?
– Ему не жаль их, – смутившись, я прикусила нижнюю губу. – Но он же рождён, чтобы помогать людям.
Лассе громко рассмеялся.
– Он рождён для обратных целей. А, вообще, Сонья, было бы ему не жаль рожениц – спал бы себе и видел сны. Хотя они так шумят…
– Но?.. – меня пугали его слова.
– Мы варды, Сонья. Иные. Пойми это, наконец, и прими как данность. Никто из нас и не моргнёт, если этот храм уйдёт под землю со всеми жрицами и послушницами.
– Неправда! – вспылила я возмущённо. – Ты лжёшь. Ты зачем-то обманываешь меня!
Он удивлённо усмехнулся.
– Вы отдали им матрасы и одеяла, – затараторила я, не давая ему слово вставить. – Кормите досыта и охрану ко всем приставили. Вам не всё равно! И ему тоже, он шёл к ним. Он уже поднялся с койки и спешил помочь им! Крался, чтобы его не поймали на этом!
Лассе зло поджал губы, словно я уличила их всех разом в чём-то постыдном.
– Они… сияющие, – процедил он сквозь зубы. – В их крови магия. А значит, они могут оказаться чьими-то избранными…
– Нет. Ты сам говорил, что твоя мама послушница…
– Хватит! – рявкнул он. – Достаточно, Сонья, – его голос стал мгновенно мягче, будто он отдёрнул себя.
Замолчав, я уставилась на свои руки. Я и забыла, как он двуличен. Как сложно понять, где его истинный облик, а где маска жестокого вардигана.
– Это так стыдно иметь слабость? – шепнула я не удержавшись.
– Это чувства! Они лишние для вардов.
– Лишние? – мой голос совсем упал.
Покачав головой, я легла и отвернулась от него.
– Сонья?
– Вы правы, вардиган. Так ведь вас все называют? Чувства – это мусор, который нужно выметать из души.
– Да, Стужа тебя раздери! – прорычал он, что зверь, и выскочил в коридор.
А я осталась одна. Вот так. Он хочет, чтобы его любили, чтобы его окружали заботой и вниманием, но сам он и слышать не желает об этих «чувствах».
Закутавшись в одеяло, я вслушивалась в женские стоны. Они пугали меня и радовали одновременно. Переворачиваясь с одного бока на другой, не могла успокоиться.
Ну что я такого ему сказала?
Откинув в сторону одеяло, села. Почему он так ведёт себя? Обняв колени, взглянула на закрытые ставни. Снова стон.
Подскочив, заметалась по комнате. Беспокойство набирало обороты.
Что там внизу?
Я не могла больше оставаться в неведенье.
Сбросив с себя тунику, надела влажное серенькое платье послушницы и тихо скользнула в коридор. Спустилась на первый ярус и замерла возле дверей в подземелье. Там было тихо, но я была уверена, что Верховная и жрицы слышали стоны рожениц.
Очередной надрывный измученный крик отвлёк меня от дверей.
Осторожно пробравшись в длинный узкий коридор, усмехнулась. Я оказалась тут не одна.
Пожилая послушница ухватила меня за руку и подтащила ближе к комнате. Мне тут же освободили место у дверной щели.
На кроватях друг против друга лежали девушки. Я хорошо их знала. Обеих пригнали сюда гуроны три года назад. Между их койками на стуле с постной физиономией сидел Фальк. Он ещё и зевать умудрялся. Рядом в тазу отжимала тряпку Светла и протирала послушницам лица. Девушки стонали и метались, корчась от боли.
Эта была страшная картина, но отчего-то я улыбнулась.
Меня мягко оттеснили от двери, и моё место заняла другая послушница.
У дальнего окна мялась Смэка.
Вид у неё был растерянный.
Ноги сами понесли меня к ней.
– Что такое, сестрица? – я сжала её ладони в своих. – Что тебе не спится?
– Папа пропал…
Услышав ответ, я чуть растерялась.
– У меня тоже папа пропал, но это ничего, – тихо произнесла я. – Главное, что мы не потерялись, правда?
Она призадумалась и закивала. Обняв, я медленно повела её обратно в комнату.
– Всё будет хорошо, – сжав её плечики, я вспомнила малышку Клэти. На глазах слёзы навернулись. Немного не дожила. Не уберегли.
– Смэка! – голос пожилого пленника за спиной оказался и вовсе неожиданным.
– Папа! – девушка вырвалась из моих рук и устремилась к нему.
Открыв рот, я медленно соображала, что к чему.
– Ты зачем из комнаты вышла?
– Тебя потеряла.
И тут я поняла, что она говорит.
Смэка разговаривает!
Я лишь жестом указала на неё.
– Здравствуй, Сонья, – Счастливчик просиял. – А я её нашёл. Верил! Меня сумасшедшим называли. А я её нашёл. Доченьку свою. Нашёл! Живую!
Кивнув, я отошла в сторону.
Провожая взглядом отца и дочь, ощутила жгучую горечь и лёгкую зависть.
Послушницы бестолково толклись у дверей, за которыми стонали наши сёстры.
Может быть, кому-то это и показалось бы диким, но только не мне. Я знала причину их любопытства. Они, как и я, боя