— В том-то и дело, что я нигде его не брал, а нашел вот здесь, на столе, вместо похищенных у меня записей.
— Записей на олотоо, которые ты как-то мне показывал?
— Да. Они всегда лежали на столе, я не считал нужным их прятать… А вчера вечером, когда мне понадобилось вновь кое-что записать, оказалось, что все исписанные мной пластинки исчезли, а на стопке чистых олотоо лежит это. Может быть, кто-то из Мудрейших…
— Нет! — решительно возразила О-Стелли. — Мудрейшие тут ни при чем.
— Но, возможно, О-Гейм или кто-то из его помощников…
— Нет-нет! — снова повторила О-Стелли. — Это знак не Мудрейших.
— А чей же?
— Как тебе сказать… Мне трудно это объяснить… Но… это плохой знак! — она почти с отвращением бросила на стол олотоо и зябко поежилась, будто вспомнив что-то неприятное и страшное. — И может, тебе лучше не делать этих записей, а если уж они так необходимы, — не оставлять их у себя, отдавать на хранение мне?
— Понятно…
— Вот и хорошо! — поспешила заключить О-Стелли, словно сбрасывая с плеч большую тяжесть.
А Артем не мог отделаться от ощущения, что прикоснулся к чему-то безликому и гадкому.
— Ладно, черт с ними, этими злоумышленниками и их знаками. А что ты скажешь, все-таки, по поводу моего предложения?
— Освободить всех на один-два дня от работы?.. — он задумалась. — Боюсь, О-Брайн на это не согласится.
— И тем не менее ты передай ему все, что я сказал.
— Хорошо, я передам, но не очень надеясь на успех Артем и сам не очень надеялся, что Мудрейший из Мудрейших примет такое предложение. Но уже через два дня, проходя мимо мастерской резчиков, он услышал та голос одного из посыльных О-Брайна:
— Слово Мудрейшего из Мудрейших! — громко, на всю мастерскую, разносился его хриплый бас. — Завтра и после завтра никто в мастерской не работает. Все мастера, и жены и взрослые дети сразу, как только погаснет ночное освещение, займутся уборкой тоннелей, переходов и мастерских. Всеми работами по уборке будет руководить чужеземец Артем. Любые его указания так же обязательны для всех, как мои собственные. Вот так сюрприз! Странная манера «править» у этого Мудрейшего из Мудрейших. Уж кого-кого, а его-то, Артема он мог бы уведомить прежде, чем своих подданных, если решил поручить руководство столь непростым делом.
Артем зашел в мастерскую и подозвал глашатая к себе, но тот рассыпался в извинениях. Оказывается, все было в том, что Артем слишком рано ушел из дома, и посыльный просто не успел заранее познакомить его «Словом» О-Брайна. В том, что Артем не будет возражать против возложенного на него поручения Мудрейшим из Мудрейших, видимо, не сомневался.
Так или иначе, но теперь надо было срочно обойти весь город и заранее продумать план предстоящего «субботника». Это заняло весь остаток дня и добрую часть ночи.
А наутро все пришло в движение. Только теперь Артем увидел, как много людей жило, оказывается, в подземных катакомбах. И каждому надо было дать работу. Впрочем, он сразу поделил их на десятки, назначил в каждой из них старшего и дальше имел дело только с ними.
К удивлению Артема, все эрхорниоты, напрочь лишенные какой бы то ни было инициативы, оказались очень неплохими исполнителями. И к концу второго дня город было не узнать. Все тоннели словно расширились, посвежели, в мастерских стало больше воздуха и света, а главное, — как. показалось Артему, посветлели лица эрхорниотов, в глазах их появилось что-то похожее на радость, надежду на что-то лучшее, более достойное звания человека.
Впрочем, была у Артема и еще одна причина быть довольным прошедшим «субботником». При разборке одной из старых кладовых на свет был извлечен странный предмет, в котором он без труда узнал многострунный музыкальный инструмент. Инструмент был, похоже, совершенно исправен, все струны на нем целы. И что самое интересное — струны эти оказались металлическими. Но не стальными, а изготовленными из какого-то непонятного сплава, издававшими очень мелодичный, ни на что не похожий звук.
Артем тщательно почистил инструмент, принес его в свой шатер и весь вечер перебирал удивительные струны, пытаясь понять, как настроить их и заставить воспроизвести какую-нибудь мелодию. Наконец ему удалось и через несколько дней он смог уже без труда наигрывать несколько простеньких пьес.
Трудно было придумать находку более удачную, чем эта, потому что ничто так не угнетало Артема в его нелегко заключении на дне неприступной котловины, как отсутствие у эрхорниотов даже самой примитивной музыки. Но главное, — ему стало ясно, что некогда, возможно, очень отдаленные времена, эрхорниоты обладали не только высоким уровнем технического развития, но высокой культурой которая была нацело уничтожена либо в результате какого-то стихийного бедствия, либо благодаря сознательным действиям бывших правителей эрхорниотов.
Кстати, этот пресловутый Завет, о котором говорили О-Горди и О-Гримм — ведь он, очевидно, был написан, иначе как сохраниться такому документу? Значит, была у эрхорниотов и письменность, а может, и книги, которые уничтожили вместе с музыкальными инструментами.
Странный, единственный, пожалуй, в истории феномен — племя людей, полностью утративших свою культуру.
7
А три дня спустя, рано утром, едва Артем успел привести себя в порядок после сна, в шатре его появилась молодая ткачиха, которую он хорошо запомнил, так как она первой села за его станок, а потом первой бросилась ему на шею и настойчивее всех приглашала в гости в тот памятный день в подземной мастерской.
Впрочем, сейчас он едва узнал ее в наспех одетой, плохо причесанной женщине, которая не переставала плакать, размазывая слезы по лицу, и беспрерывно сыпала словами, смысл которых еле доходил до Артема.
— Подожди, сядь, успокойся, — остановил ее Артем, — и говори помедленнее: я плохо еще понимаю ваш язык. Как зовут тебя?
— Я О-Регги. Клайд О-Регги. У меня несчастье. Дочка, маленькая девочка, упала с лестницы и напоролась ногой на острую палку. Сейчас ей очень плохо. Пойди, посмотри, скажи, что делать. Ты все можешь.
— Да нет, ты ошибаешься. Я не врач, не лекарь. Я никогда не лечил людей.
— Все равно, ты все можешь, чужестранец Артем. Пойди, взгляни на дочку.
— Говорю тебе, я ничем не смогу помочь.
— Но она умирает, пойми, умирает! Что тебе стоит пойти и посмотреть. Это совсем рядом. — О-Регги вдруг вскочила с кресла и повалилась к его ногам.
— Ну, зачем ты так? Ну, пойдем, посмотрим, — вконец растерялся Артем, поднимая женщину с пола.
Та схватила его за руку и, раскрыв люк, повлекла вниз по лестнице так, что Артем сам чуть не сорвался вниз.
Через несколько минут они входили в крохотную комнатушку, мало чем отличавшуюся от других подземных хижин: стены и потолок, забранные кругляком, небольшой стол, две скамьи и широкая постель, застланная шкурами и прикрытая белым шерстяным покрывалом. В дальнем углу — маленький топчанчик, на котором, разметавшись в жару, лежал больной ребенок.
Артем осторожно откинул прикрывавшую ее простынку и чуть не отшатнулся при виде открывшейся картины: правая ножка девочки распухла, покраснела, в нижней части бедра, чуть выше колена — огромная гноящаяся рана. Девочка спала или била без сознания, дыхание с хрипом вырывалось у нее из груди, крупные капли пота блестели на всем ее худеньком тельце.
Чем мог помочь ей Артем? Если бы были какие-нибудь антибиотики или хотя бы обычный стрептоцид. Но эрхорниоты, по-видимому, не пользуются никакими лекарствами.
Артем прикрыл девочку простынкой, подошел к светильнику. Именно этот светящийся квадратик будил в памяти что-то похожее на выход из проклятого тупика. И вдруг вспомнилось: мумиё — вот что может спасти несчастного ребенка. Он быстро обернулся к О-Регги:
— Слушай, О-Регги, я знаю одно лекарство. Оно должно помочь. Но это далеко, в горах. Сейчас я отправлюсь туда. Но надо поставить в известность О-Стелли. Как бы мне связаться с ней сейчас?
— Это я мигом! Жди меня здесь.
Действительно, не прошло и десяти минут, как в комнату вошли обе женщины.
— Доброе утро, О-Стелли, — коротко поздоровался Артем. — Видишь, какое несчастье у О-Регги.
— Да, я видела девочку еще вчера. Но что можно сделать?
— Я знаю, что на склонах котловины, в скалах, кое-где встречается темное смолистое вещество. Мы зовем его мумиё. Оно может помочь девочке. Попроси кого-нибудь из ваших провести меня в ту пастушескую хижину, где я провел первый день. Там, в расселине, я и видел мумиё.
— Зачем просить кого-то. Я проведу тебя сама. Я знаю тот кордон, бывала там не раз.
— Но это ведь неблизко. Мы можем потерять целый день. А ты, наверное…
— Не нужно лишних слов! — оборвала его О-Стелли. — Сам видишь — время не терпит.
— Тогда — в путь!
— Да-да. Только захватим факелы: полевые тоннели не освещаются. И предупреди О-Брайна, заручимся его Словом.
— Каким словом? Ах да, приказом Мудрейшего из Мудрейших?
— Можешь называть это так.
— Хорошо, захвати, кстати, нож, без него не обойтись. Или это невозможно?
— В этой ситуации все возможно. Достаточно Слова О-Брайна.
Через несколько минут они уже мчались по гулкому, прямому, как стрела, тоннелю, выставив вперед потрескивающие на ходу факелы и не обменивались почти ни единым словом. Путь к лугам оказался действительно неблизким. Тоннелю не было конца. Но О-Стелли, видимо, давно уже привыкла к такого рода вояжам. Артем еле успевал за ней, тем более, что дорога все время шла на подъем.
Но вот и знакомая хижина. Артем сразу узнал двух пастухов, встретивших его в то весеннее утро. Увидев О-Стелли, она начали поспешно накрывать на стол. Но та остановила их властным жестом:
— Слово Мудрейшего из Мудрейших: надо немедленно провести чужеземца к той скале, возле которой вы когда-то встретили его.
— Очень хорошо, — ответил старший из пастухов. — А сама Мудрейшая останется здесь?
— Нет, я пойду с вами.