ющихся, с трепетом ждущих, на кого из них падет выбор победителя. Были среди них и красивые и даже очень хорошенькие. Но Артем решительно не знал, кому отдать предпочтение. Этой вот, высокой, стройной, с черными печальными глазами и крохотной ямкой на подбородке? Или той, маленькой, светловолосой, не поднимающей глаз от смущения?
И вдруг его словно пронзило током. А если выбор падет на О-Кристи? Ведь он понятия не имел, кто из них возлюбленная О-Бирнса. Но тогда он нанесет О-Бирнсу тот самый удар, какого молодой эрхорниот так боялся со стороны рыжебородого. И это после того, как он, Артем, сделал все, что мог, для счастья нового друга. Как же быть? Если бы хоть одна из претенденток была ему знакома, и он точно знал, что это не О-Кристи. Впрочем, одну из них он знал. Это была его наставница. Но возложить венок на голову О-Стелли…
Однако что еще оставалось делать? Артем оглянулся по сторонам в надежде, что может хоть кто-нибудь подскажет, как выйти из затруднительного положения. Но все кругом, затаив дыхание, смотрели на него, ожидая долгожданного выбора. Тогда он шагнул к О-Стелли и, точно ныряя в омут, возложил венок на ее милую аккуратно причесанную головку. Гул одобрения пронесся под тентом. Дождь живых цветов обрушился на Артема и его избранницу. А та, зардевшись до кончиков ушей, смогла лишь тихо прошептать по-русски:
— Спасибо, Артем. Я так боялась, что не исполнится моя мечта…
Но это услышал только он. Ибо по всем правилам неписаного этикета избраннице на роль распорядительницы следовало выразить удивление и сказать, что она никак не ожидала такой высокой чести, и все собравшиеся несомненно так и перевели непонятные слова Мудрейшей. А Артем? Он был просто сбит с толку сказанным О-Стелли.
«Ее мечта?! Как это понимать? Конечно, ей, как и всем, очень хотелось и не могло не хотеться стать обладательницей венка главной распорядительницы праздника. Но разве не приятнее было бы получить его из рук своего жениха? Вон как переживал за это О-Бирнс. Или Мудрейшим — „закон не писан“? Ну да бог с ними с обоими!» — Артем хотел тут же откланяться и отступить в толпу. Однако возложение венка было, оказывается, лишь началом ритуала. Согласно тем же правилам этикета, о чем не преминула напомнить женщина, подавшая Артему венок, он должен был взять теперь О-Стелли на руки и отнести ее к специальному, увитому цветами «трону», откуда главная распорядительница вместе с двумя помощницами будет в течение всего дня отдавать приказания своим «подданным».
Взять О-Стелли на руки! Обнять девушку за талию, коснуться ее бедер! Артем даже в мыслях не мог позволить себе ничего подобного. Уж не смеется ли над ним старая плутовка? Но все вокруг, казалось, только и ждали, когда он сделает это. А О-Стелли уже подалась ему навстречу, и, обхватив за плечи, готова была оторваться от земли:
— Ну, что же ты? Боишься, не хватит сил поднять меня на руки? — рассмеялась она знакомым счастливым смехом. — Там, в тоннеле, после наводнения, ты был смелее… — Смеющееся лицо девушки приблизилось к самым его глазам, и Артему ничего не оставалось, как подхватить ее за спину и чуть повыше колен и прижать к своей груди.
Все произошло так неожиданно и быстро, что в первое мгновенье он едва сообразил, что, собственно, произошло. И лишь секунду спустя, ощутив тепло трепетного девичьего тела и почувствовав, как тонкие гибкие руки О-Стелли обвились вокруг его шеи, он понял, что только об этом, не признаваясь даже себе самому, он и мечтал все последнее время и что никогда в жизни не было у него минуты более счастливой, чем эта.
Медленно, стараясь как можно дольше растянуть неожиданно свалившееся счастье, пронес он девушку сквозь расступившуюся толпу, бережно опустил на приготовленный ей «трон» и, не думая уже ни о каком этикете, подчиняясь лишь собственному чувству и желанию, преклонил перед ней колено и прижался губами к тонким вздрагивающим пальчикам.
Гул одобрения вновь пронесся по обступившей их толпе. Но каким взглядом ожег Артема только что прибежавший О-Гейм! Ясно, что отныне и навсегда он обрел в нем смертельного врага, врага мстительного, беспощадного. Но даже это не смогло погасить в нем чувства беспредельной радости. И чтобы не расплескать это новое никогда не испытанное чувство здесь, среди шумно толпы, Артем поспешил скрыться в «раздевалку».
Здесь он не спеша переоделся в свой костюм и, присев на низкую скамеечку возле входа, начал снова перебирать в памяти все детали только что пережитых мгновений. Снаружи, сквозь тонкие стенки шатра доносились все новые и новые взрывы возгласов. Там, под тентом, видимо, чествовали О-Бирнса и О-Кристи, потом О-Гейма или рыжебородого с какой-то осчастливленной ими избранницей. Но Артем потерял к этому всякий интерес. Все самое интересное для него закончилось. И главное — он отлично отдавал себе в этом отчет — никогда больше не повторится…
Вдруг входной полог шатра раздвинулся увидел сияющее лицо О-Бирнса.
— Артем! Ты почему здесь? — искренне удивился молодой человек. — И даже переоделся! Зачем? Пусть все видят победителей! А ты молодец! Поставить в глупейшее положение О-Гейма! Все только об этом и говорят. Его же никто не любит. Ни один эрхорниот! Потому все и взвыли от восторга, когда ты выбрал О-Стелли. Какой он теперь жених?! Даже с праздника убежал. От стыда подальше! А О-Стелли, по-моему, рада-радешенька. Честное слово, рада! Вот бы тебе на ней жениться! Правда, Мудрейший из Мудрейших, говорят, давно обещал ее О-Гейму. Да ведь…
— Чудак! — остановил его Артем. — Я выбрал Мудрейшую только потому, что боялся надеть венок на голову твоей О-Кристи. Я же не знаю ее. И вообще никого из девушек, кроме О-Стелли, не знаю.
— Да?..
— Конечно! Хорош бы я был, если б после всего отнял у тебя невесту.
— Вон оно что. А я думал… Но все равно, здорово получилось. Мой отец до сих пор не пришел в себя от радости.
— Твой отец?
— Да. Я же сын О-Гримма. Ты его знаешь.
— Как не знать. Отличный старик.
— Все говорят, что, отличный. Но ты, Артем… Век тебя не забуду! Ведь теперь мы с О-Кристи…
— Когда же ты познакомишь меня со своей невестой? — перебил его Артем.
— Так я за этим тебя и ищу. Она приказала! Веди, говорит, нашего спасителя сюда! А ее слово сегодня — все!
— Ну, что же, пойдем, раз приказала, — охотно согласился Артем: это был хороший предлог вновь увидеть О-Стелли. Он был уверен, что все три распорядительницы сидят на своих «тронах». Но все оказалось совсем не так. «Троны» были давно пусты. «Официальная» часть праздника закончилась. Он перенесся теперь на прибрежную поляну, где заранее были сооружены устланные скатертями столы, сплошь уставленные всевозможными яствами и напитками. Все участники торжества, мужчины и женщины, старые и молодые, сидели теперь за этими столами, усердно расправляясь с кушаньями.
Нечего было и думать найти в этих бесчисленных рядах белое тонкито О-Стелли. Да и О-Кристи тоже. Однако спутник Артема довольно быстро вывел его к столу, за которым в группе девушек сидела его невеста. Это была та самая черноглазая смуглянка, на которую Артем чуть было не надел венок. Теперь голова ее была все-таки увенчана венком. Но то был венок его молодого друга.
— Так вот ты какая, О-Кристи! — приветствовал ее Артем. — Рад с тобой познакомиться.
— И мы рады тебя видеть, дорогой хороший чужеземец Артем. Садись к нам за стол, попробуй наших угощений, — она протянула ему, как принято, обе руки, и он невольно вздрогнул, ощутив большие грубые мозоли на пухлых ладошках совсем еще юной девушки. И она, видимо, почувствовала это, потому что поспешно отняла руки и спрятала их под стол.
«Что же ты так застеснялась, милая глупышка?» — мысленно усмехнулся Артем, все больше проникаясь теплым участием к избраннице своего нового друга, и, видя, что та не перестает прятать руки, снова взял ее за пальцы и поцеловал в жесткие наросты, въевшиеся о нежные подушечки ладоней.
— Ну, зачем так?.. — окончательно смутилась О-Кристи. — Это от веретена… У всех нас, прядильщиц, такие отметины. И ничего с ними не сделаешь, как ни старайся. Подружкам нашим, ткачихам, ты здорово помог, А ведь мы тоже…
— Да, надо бы подумать и о вас, — не мог не согласиться Артем. — Вижу, как достается вашим бедным рукам.
— Если бы только рукам! — вздохнула О-Кристи. — Да что мы все о наших горестях? На празднике-то! Садись, поешь с нами, дорогой чужеземец Артем. Не каждый день увидишь такой богатый стол. А нынче Мудрейшие что-то особенно расщедрились.
— Да, в самом деле, — поспешил согласиться Артем, поняв, что все эти женщины, по-видимому, действительно, могут лишь раз в году позволить себе поесть вволю такой вкусной, хорошо приготовленной пищи.
Он оглянулся кругом. За всеми столами повисла почти благоговейная тишина, нарушаемая лишь стуком деревянной посуды да редкими возгласами восторга по поводу столь обильного угощения. Но неужели О-Горди была права, и только в этом заключается весь их праздник? Осторожно подбирая слова, он попытался выяснить это у сидящих рядом девушек. Но те даже не поняли его.
— А что может быть еще? — удивленно пожала плечами О-Кристи. — Только мы долго еще будем здесь сидеть. Поговорим, порадуемся солнышку, отдохнем от наших проклятых веретен. Не уйдем, пока не опорожним всю посуду. Верно, девушки?
Те оживились, согласно закивали головами.
— А как празднуют там, в вашем большом мире? — снова заговорила О-Кристи.
— Как празднуют у нас? — задумался Артем. И вдруг его осенила дерзкая отчаянная мысль. — Сейчас я покажу вам кое-что. Посидите, подождите меня здесь.
11
Артем прошел к себе в шатер. И вскоре вернулся с найденным им музыкальным инструментом:
— Видели вы такую вещь? — спросил он, снова подсаживаясь к своим новым знакомым.
— Нет, а что это такое? — сразу обратились к нему десятки любопытных глаз. — Ты сделал еще какой-то станок?
— Разве это похоже на станок? — невольно рассмеялся Артем. — Нет, это совсем другое. И сделал эту вещичку не я. Я нашел ее здесь, у вас, во время прошлой большой уборки. А что это такое? Вот, послушайте! — Артем поудобнее устроился на скамье и осторожно прошелся по струнам. Мягкий мелодичный перезвон прося по поляне. Струны словно приглашали к раздумью. Все насторожились. Секундная пауза. И вот уже лавина звуков, гордых и мятущихся, радостных и грустных, сказочно-чарующих и больно щемящих душу, обрушилась на головы тех, кто с рождения не слышал иной музыки, кроме шума ветра да шелеста листьев на деревьях. Глубокая тишина мгновенно воцарилась на поляне. Люди, казалось, перестали дышать.