— О-о-о! — сдавленно простонала О-Стелли, закрыв руками расширившиеся от ужаса глаза.
А Артем метнулся к шкафчику, где хранилось комизо, и едва смог сдержать возглас проклятья: все струны на инструменте были оборваны, а на гладком полированном корпусе его красовалась все та же зловещая эмблема трех ножей.
Несколько минут они не говорили ни слова, потрясенные кошмарным зрелищем чудовищного вандализма. Потом Артем подошел к беззвучно рыдающей девушке и тихо спросил:
— Ты упомянула о какой-то безжалостной силе, О-Стелли… Это они?
Она лишь молча кивнула головой.
— Но кто они, эти варвары, эти звери в образе людей?
— Не спрашивай меня, Артем. Это страшно. Это так страшно…
— Но имею я право знать, кто в любую минуту может расправиться и со мной!
Она явно боролась с собой:
— Да… Тебе, наверное, надо знать, что у нас здесь…
Но в это время люк раскрылся, и знакомый посыльный О-Брайна шагнул прямо к столу, согнувшись в полупоклоне перед О-Стелли.
— Прошу прощения, Мудрейшая. Но Мудрейший из Мудрейших гневается и просит немедленно спуститься к нему.
Лицо О-Стелли покрылось мертвенной бледностью:
— Хорошо, ступай. Скажи Мудрейшему из Мудрейших, я сейчас буду.
Посыльный скрылся в люке. О-Стелли коротко вздохнула:
— Этого следовало ожидать… Я не могу ослушаться О-Брайна. А то, о чем спросил ты, в двух словах не объяснишь. Извини меня, но…
— Я понимаю…
— Если бы ты действительно мог понять! Но я сама запуталась во всем. Я в полной растерянности, Артем. Мне так хотелось поговорить сегодня с тобой, я думала, ты придешь пораньше… Нет, ты не виноват, я знаю… Но когда я почувствовала, что мысли твои где-то далеко… Словом, все получилось так сумбурно! Я ничего не успела… не смогла объяснить тебе. А теперь вот…
— Прости меня, О-Стелли. Я в самом деле был немного не в себе сегодня: случайно пришлось стать свидетелем отвратительной сцены там, в поле. Ну и сама понимаешь…
— Что же ты не сказал об этом сразу?
— Не знаю… Но мы еще вернемся к нашему разговору. И я надеюсь, что в следующий раз…
— Боюсь, это будет очень не скоро, — следующий раз. Я говорила тебе…
— Да, эти твои «сверхсрочные дела»…
— Не надо, Артем. Ты знаешь, что я не могла сказать тебе иначе. Как знаешь, догадываешься, по крайней мере, и что стоит за этим. Доброй ночи тебе, мой друг, и… передай от меня привет О-Регги.
— Спасибо. Только я едва ли увижу ее в ближайшие несколько дней.
Она быстро обернулась к нему, видимо, хотела сказать что-то еще. Но лишь махнула рукой и скрылась в люке.
16
Никогда еще, кажется, Артем не волновался так, как в этот день, перед первым занятием с детьми эрхорниотов. С чего бы это? Ведь было время, и совсем в недавнем прошлом, когда он читал лекции студентам университета, выступал на научных конференциях перед большими учеными. И там он тоже волновался. Но не так. Совсем не так!
Там все было обычным, шло по известному, давно определенному кругу, и нужно было только войти в этот круг, научиться тому, что другие уже умели, на худой конец, скопировать приемы своих учителей.
А здесь?.. Как построить занятие здесь? С чего начать? Как заинтересовать своих будущих учеником и том, о чем они понятия не имеют?
Все эти вопросы мучили Артема уже много дней. И ни на один из них он так и не смог найти ответа. Но отступать было поздно. Вопрос об открытии школы был решен, день первого занятия назначен. Осталось рассчитывать на то, что сами дети подскажут, как вести себя и столь не обычной обстановке.
И вот этот день наступил. В условленное время и большом шатре, специально оборудованном для этой цели, собралось десять мальчиков и двенадцать девочек. Совершенно разные и по возрасту и по характеру, они сидели сейчас, боясь пошевелиться, и не сводили глаз со странно одетого, удивительно светловолосого и светлоглазого человека, толком не зная, зачем их сюда собрали и что им предстоит делать.
Артем раздал каждому по олотоо и пишущему стерженьку и, встав за свой стол, с минуту молчал, всматриваясь в двадцать две пары устремленных на него глаз.
С чего все-таки начать? Как подвести к основам грамоты этих маленьких дикарей, никогда не видевших ни книг, ни журналов, не слышавших ни радио, ни магнитофонных записей. Ведь они не знали даже таких понятий, как писать и читать. Но все глаза светились неподдельным любопытством. А это было уже кое-что.
— Скажите, дети, — начал Артем как можно более доверительным голосом. — Кто из вас был наверху, на летних пастбищах?
— Я… Я был, — несмело отозвался один из мальчиков, внук брата О-Гримма О-Чейз.
— И понравилось тебе там, в лугах? — продолжал Артем, подбодряя мальчика улыбкой.
— Еще бы!
— А что все-таки понравилось?
— О-о, там так красиво! Кругом — трава, цветы. А вдали — горы. Высокие — страшно смотреть! И над всем этим — небо. Огромное, синее. И белые облака, как пух ягненка…
— Отлично, О-Чейз! Ты нарисовал словами целую картину. Неправда ли, дети, вы словно увидели все это?
— Да…
— А если бы сохранить этот рассказ? Чтобы и завтра вы словно увидели все это. И через год. И через много-много лет, когда и О-Чейза не будет. И даже те, кого нет сейчас с нами, скажем, ваши папы и мамы, тоже словно бы увидели все, что сказал О-Чейз…
Дети понимающе заулыбались: добрый чужеземец приглашал их послушать веселую шутку. О, они так любили эти шутки. Только очень уж редко звучали шутливые речи в их убогих жилищах.
— А ведь это легко сделать, — неожиданно заявил Артем. — Не верите?
Нет, они не верили. Это было видно по глазам.
— Тогда скажите, рассказ О-Чейза состоит из слов? Одних слов и ничего другого?
Да, с этим они согласны.
— А если каждое его слово изобразить на олотоо? Слова — недоумение. Как это изобразить? Нарисовать что ли? Нарисовать можно дерево, стол, человека. Но слово?
— И я сделал это, — продолжал Артем. — Послушайте! Он взял олотоо в руки, и, медленно водя пальцем по написанным им строкам, громко прочел:
— О-о, там так красиво! Кругом — трава, цветы. А вдали горы. Высокие — страшно смотреть! И над всем этим — небо. Огромное, синее. И белые облака, как пух ягненка… Дети раскрыли рты от удивления.
— Ну что? Вот вы и снова услышали рассказ О-Чейза. И, глядя на мое олотоо, сможете услышать его и завтра, и послезавтра, и через много лет. И нет здесь ничего мудреного. Любое слово можно действительно изобразить на олотоо. Как? А вот как. Возьмем какое-нибудь всем знакомое слово. Скажем, слово «мама». Оно состоит из звуков: «м», «а», «м», «а». Так? А если для каждого Пука придумать свой рисунок, свой значок? Смотрите! — он поднял олотоо и начал рисовать. — Пусть для звука «м» это будет значок М, а для звука «а» — значок А. Тогда слово «мама» можно легко изобразить этими значками: МАМА.
Он взял другое олотоо и, снова написав: «мама», поднял его высоко над головой:
— Что вы видите на этом олотоо? Что за слово изображено здесь?
— Мама… Мама! — сначала неуверенно, потом все более убежденно ответило несколько голосов.
— И что вы словно бы увидели, глядя на эти значки? — продолжал Артем.
— Маму. Маму! Мою маму! — понеслось со всех сторон.
— Видите, как все просто, — улыбнулся Артем. Значки, которые я вам показал, называются буквы Их совсем немного. Еще до конца лета вы будете знать все буквы до одной. И сможете написать и прочесть любое слово, воспроизвести любое событие, любую понравившуюся ним картинку. А теперь поучимся рисовать те две буквы, какие я уже показал.
Все головы склонились над олотоо. Дети усердно выводили первые в своей жизни буквы, писали первое слово, а некоторые даже пририсовывали тут же изображение того, что оно означало — портрет самого любимого на свете существа, своей матери.
Артем поздравил себя с удачей. Был сделан первый, самый трудный, самый ответственный шаг. Теперь важно было не потерять доверие ребят. Он переходил от стола к столу, показывая, как удобнее держать в руке годоро, терпеливо исправлял очертания букв, а главное, где шуткой, где улыбкой, где ласковым словом помогал избавиться от стеснительности и робости детей перед столь необычным для них занятием. А они старались вовсю. Кое у кого даже волосы взмокли от пота. Надо было дать их ручонкам передохнуть, занять, ребят чем-то новым, интересным.
Артем отошел к своему столу:
— А сейчас, друзья, я познакомлю вас еще с одной возможностью выражать свои чувства и настроения. Кто из вас был на последнем празднике или недавно вечером на берегу озера, где я играл и пел?
— Я! Я! И я! — сразу раздалось со всех сторон.
— Значит, все вы знаете, что значит играть и петь. И понравилось вам это?
И вмиг загоревшиеся глазенки были красноречивее всяких слов.
— А ведь петь могут все. И взрослые и дети. И я и научу вас этому прямо сейчас.
Дети переглянулись: что он, снова шутит? Однако странный чужеземец взял комизо и весело кивнул им головой:
— Вот послушайте для начала. Подойдите ко мне поближе.
Артем заранее, еще дня три назад, с трудом отремонтировав изуродованный инструмент, сочинил на эрхорниотском языке несколько простых, легко запоминающихся четверостиший, подобрал к ним мелодию одной из наиболее ритмичных детских песенок и теперь, ударив по струнам, запел:
«Белым пухом плывут облака в синеве,
Алым пламенем светятся маки в траве.
Мы под музыку с песней идем по лугам,
Даже небо и солнце завидуют нам»
И надо было видеть, что сделала немудреная песенка со сгрудившимися вокруг него маленькими дикарями. Глаза их разгорелись, щеки разрумянились, рты раскрылись от удивления и восторга.
— А теперь давайте все вместе. — Артем медленно, по слогам повторил слова первого куплета и, пройдясь по струнам, снова запел.
Дети молчали.
— Ну, давайте же, давайте! Вместе со мной! — Артем отошел от стола, подсел ближе к ребятам. — Итак: