форма ее, и поразительно одинаковая высота окружающих ее гор. Понятными стали и мраморизация известняков и ороговикование глин. Ведь при падении раскаленного болида такой громадной массы здесь должны были возникнуть температуры не в одну тысячу градусов. Но раз так, то где-то, возможно, сохранились и остатки самого метеорита.
Артем пошарил глазами по склонам и почти сразу увидел километрах в полутора от себя большое бурое пятно. Его стоило посмотреть.
Однако прошло не менее часа, прежде чем он подобрался к обширной темной осыпи, состоящей, как он и предполагал, из рыхлого бурого железняка, и еще столько же, прежде чем раскопал в ней оплавленную глыбу метеоритного железа. Рядом гнездились и более мелкие обломки самой различной формы и размера.
— Вот это подарочек друзьям-эрхорниотам! — воскликнул Артем и вдруг услышал знакомое шуршание над головой.
Опять козы? Он отступил на шаг от выкопанной им ямы, но не успел поднять голову кверху, как тонкая гибкая бичева со свистом прорезала воздух и в одно мгновенье обвилась вокруг его тела, больно сжав руки и ноги, сдавила грудь, лишила всякой возможности двигаться.
Он инстинктивно рванулся в сторону, но тут же упал в груду бурого железняка и чуть не задохнулся в рыхлой пыли, мгновенно забившейся в рот, в нос, в глаза. Лишь ценой огромных усилий удалось ему перевернуться на спину, и в тот же миг до слуха донесся отвратительный смех О-Гейма.
Так вот что значили вчерашний камнепад и ночной пожар в шатре! Коварный эрхорниот, видимо, все эти дни шел за Артемом следом, подыскивая удобный случай расправиться с ним. И добился-таки своей цели.
Как можно было не подумать о такого рода опасности, зная, что у тебя есть смертельный враг? Артем попытался освободиться от стягивающих его пут. Но это оказалось абсолютно невозможным. Тонкое лассо, свитое из специально выделанных ремней, было прочнее капрона. Такие лассо эрхорниоты применяли при ловле диких коз. И вот теперь О-Гейм использовал его, чтобы уничтожить ненавистного чужеземца.
Артем оцепенел от ужаса, представив, какая мучительная смерть уготована ему здесь, на голой скале, под жгучими лучами безжалостного солнца. Он уже сейчас чувствовал нестерпимые муки жажды. А смех его врага звучал все дальше и дальше. Мудрейший был настолько уверен в неминуемой гибели Артема, что не захотел даже пачкать руки, чтобы добить его или сбросить в пропасть.
Артем стиснул зубы, чтобы не застонать от боли и от чаяния. И вдруг увидел в двух шагах от себя выпавший из кармана черный стерженек:
«Так ведь это… — безумная надежда вмиг перехватили дыхание. — Так ведь это шанс! Как сказала тетушка О-Горди? Если станет совсем уж невмоготу, то направить узкий конец стерженька в небо и покрепче нажать снизу пальцем…» Только как это сделать со связанными, прижатыми к туловищу руками? Но иного выхода нет. Это действительно последний шанс. И надо воспользоваться им во что бы то ни стало.
С трудом повернувшись на бок и подтянувшись поближе к стерженьку, Артем кое-как приподнял его намертво стянутыми пальцами и, приставив к небольшому камню так, что он занял более или менее вертикальное положение, попытался прижать тупым концом к земле. Но стерженек маленького помощника риорито, который передала тебе лишь вдавливался в рыхлый, как пыль, грунт. Пришлось найти глазами другой камень, с неимоверным трудом под тащить к стерженьку, пододвинуть под его нижнее основание. Наконец удалось и это. Осталось посильнее прижать стерженек к камню. Но стянутые ремнями, распухшие до бесчувствия пальцы отказывались подчиниться Артему. Лишь после пятой или шестой попытки смог он наконец прижать стерженек настолько сильно, что тот слегка завибрировал, и яркий голубой луч ударил из него в небо.
Однако не успел Артем проследить за направлением луча, как стерженек покачнулся, упал с камня и, быстро, скатившись вниз по склону, исчез в глубокой расселило.
Холодный пот мигом покрыл Артема: рухнула последняя надежда на спасение. Луч поднялся в небо на столь короткое время, что его, конечно, никто не успел заметить. А извлечь теперь стерженек из расселины было бы не под силу и человеку со свободными руками.
Артем лег на спину и сомкнул набрякшие веки. Потекли безмерно долгие часы мучительной агонии. Солнце будто остановилось в безоблачной выси. Воздух раскалился, как в доменной печи. Жажда стала непереносимой. Артем потерял всякое представление о времени.
И вдруг послышался новый шорох. Так этот выродок решил вернуться и все-таки добить его? Да, видимо, так: шорох все ближе, ближе… Вот уже совсем рядом. Вот уже у самой его головы. Артем закрыл глаза, чтобы не видеть ненавистной торжествующей физиономии врага.
Но что это? Путы, стягивающие его, начали ослабевать, в рот влилась живительная влага. Он открыл глаза:
— О-Стелли!
Милое девичье лицо склонилось к самым его глазам, быстрые проворные руки торопливо распутывали впившиеся и тело ремни. Крупные горячие слезы капали ему на лоб и щеки. Жгучий комок рыданий сдавил горло Артема:
— О-Стелли, я…
— Нет-нет, ничего не говори! — она снова поднесла его губам туесок с незнакомой, приятно пахнущей жидкостью. — Пей еще. Пей больше. Это борджо. Оно сразу восстановит твои силы.
Артем сделал еще несколько глотков:
— О-Стелли, милая, родная! Как ты узнала? Как оказалась здесь?
— Как я узнала? — она глотнула слезы. — А ты думал, отпущу тебя в такие дебри так просто, даже без моего маленького помощника риорито, который передала тебе О-Горди и которой непрерывно информировал меня о месте, где ты находишься. Ты думал, я смогу спокойно сидеть дома, а не метаться с кордона на кордон, не сводя глаз со своего рионато, который принимал сигналы риорито. Ты думал, я действительно только и занята приготовлением к свадьбе, которой никогда не будет.
— О-Стелли! Прости мою глупую болтовню. Я вел себя как последний идиот. Забудь все, что я сказал тебе в тот день. И знай, что я люблю тебя, что ты мне дороже жизни, что я… Она закрыла глаза. Лицо ее вспыхнуло, губы задрожали:
— Ты… любишь меня… Какое красивое жгучее слово… Повтори еще! коленям:
— Я люблю тебя, люблю, люблю!
Она склонилась к нему еще ближе, зашептала в самое ухо:
— Я тоже, наверное… люблю. Но я не знаю, что это такое. Я знаю только, что если с тобой что-нибудь случится, я не смогу жить одна, я умру…
19
— Ничего не получается. Решительно ничего! — Артем бросил на землю вновь потемневший кусок раскаленного метеорита и устало опустился на траву. Железо не ковалось. И дело было, видимо, не в том, что в распоряжении Артема не было ничего, кроме грубого каменного ударника, а в качестве наковальни служила глыба сливного кварцита. Железо не ковалось из-за большой примеси никеля. А это значило, что надо накалить его при значительно большой температуре. Но для этого нужно было дутье, нужны были меха. А как сделать их здесь, из ничего?
Артем с тоской посмотрел на белеющие вдали шатры.
— Где же О-Стелли? Что с ней случилось?
Прошло четыре дня, как они возвратились из злополучной экспедиции, и с тех пор он не видел ее ни разу. Не видел ее и никто другой, с кем ему удавалось заговорить. Не видела даже тетушка О-Горди.
Но что все это значило? Болезнь Мудрейшей едва ли могла быть окутана такой завесой секретности. Смерть тем более всполошила бы всю общину. А вот если О-Брайн запер свою непокорную внучку где-то в четырех стенах, об этом действительно не узнает никто и никогда.
Артем снова подбросил сучьев в огонь и, встав на коле ни, принялся раздувать взметнувшееся пламя. Лежащий там кусок метеорита, до сих пор упорно сохранявший тусклый вишнево-красный цвет, начал вроде белеть. Артем продолжал дуть изо всех сил. Метеорит определенно раскалялся все больше.
Но в это время в кустах, за спиной Артема, послышался легкий треск. Он, не вставая, обернулся и увидел мальчика-посыльного О-Стелли, который робко, все время озираясь, выбрался из кустов и направился к нему. Артем вскочил навстречу:
— Ты чего? Тебя прислала Мудрейшая?
Мальчик подошел ближе и вложил в руки Артема небольшой свернутый в трубку кусочек бумаги:
— Это просила передать тебе Мудрейшая, — проговорил он вполголоса и быстро, как ящерица, снова шмыгнул в кусты.
Записка О-Стелли? Артем быстро, еще не веря своим глазам, развернул маленький листик тонкой, похожей на пергамент, бумаги и вначале ничего не мог понять. Лишь постепенно до него дошло, что записка написана по-русски, но буквами эрхорниотского алфавита. Трудно было придумать более удобную форму послания: такой текст мог прочесть только он, Артем, и никто другой.
О-Стелли писала:
«Дорогой Артем! Несколько дней мы с тобой не сможем видеться. В такое положение поставил меня дед. И, будь уверен, я добьюсь, что мы станем мужем и женой. Об одном тебя молю: никого ни о чем не расспрашивай и главное — ничего не предпринимай до встречи со мной.
Артем трижды пробежал скупые строки, стараясь представить, где томится его любимая. Бедная Стелли! Все-таки О-Брайн упрятал ее в какую-то темницу. Этого следовало ожидать. Хорошо, что она хоть безопасности.
Он бережно положил записку в карман и взглянул на часы:
— Пора на занятия к детям. — Он притушил костер, прятал, на всякий случай, куски метеорита.
Но каков О-Брайн! Решил ни перед чем не останавливаться в достижении своих целей. Не изменил, видимо, решения выдать внучку замуж за О-Гейма даже после того, как тот оказался убийцей. Впрочем, едва ли Стелли рассказала ему обо всем, что произошло в горах. Иначе Мудрейшего из Мудрейших пришлось бы посвятить и в такое, что с сотворения мира остается известным лишь двоим.
К тому же они просто не успели условиться, как преподнести это О-Брайну. Они многое не успели обговорить. У них было слишком мало времени и слишком много чувств, чтобы говорить о чем-то, кроме любви. Лишь за минуту до расставания О-Стелли успела шепнуть ему: