Интерн вдруг занервничал.
— Ты, это, не особенно болтай. Поняла?
— Не-а, не поняла. Сейчас подол задеру и пойду по всем палатам показывать, как глобально я изменилась.
Она зажала бумажку с таблетками в кулаке и опустила в карман халата.
— Ну, мне пора.
— Двигай. Насчет беременности не беспокойся. Тебе на днях такую порцию «химии» впарят, что никакой зародыш не удержится, самой бы ноги не протянуть. А про болезнь — не переживай. После операции проживешь лет пять. Зачем тебе на такой срок две сиськи, одной обойдешься. Ваты в лифчик положишь. Резаных, без груди, много.
В порыве жалости он даже приобнял девушку за плечи. Она брезгливым движением сбросила с себя его руки.
— Я же сказала — таких нет.
Рина шла по больничному коридору уверенной походкой. Всего час назад она пугливо заглянула в кабинет ночного дежурного, чтобы попросить вторую таблетку транквилизатора. Скорее всего откажут. Но молодой врач-интерн проявил участие — он томился от скуки и боролся со сном, поэтому подробно расспросил пациентку, которой нужно было выговориться. Дурнушка расплакалась и все подробно рассказала.
После того, как ей объявили, что пункция из грудной железы положительная, стадия болезни вторая и операция будет радикальной, Рина не могла спать. Перед хирургией полагалось облучение, от него вылезут волосы, а после операции — курс химиотерапии, которая сделает из нее инвалида. Как только в палате выключали свет, Рину начинало трясти, руки леденели, воздух со свистом пробивался через бронхи.
О, наша жизнь! Непонятная, малосмысленная. Зачем ты дана? Много боли и пота, мало удовольствия. Почему человек создан так, что определяющим является физическая или душевная боль? Боль может унизить, превратить в животное, уничтожить как личность. И человек сопротивляется, строя жизнь таким образом, чтобы защититься от страданий. Рина вспомнила совсем маленькую девочку, которая сидела в очереди к врачу на коленях у матери и беспрерывно с надеждой повторяла: «Мне ведь не будет больно, правда?» Если первородный грех лежит в основе истории человечества, объясните в конце концов, что нужно сделать единожды, собрав мужество и сцепив зубы, чтобы его искупить. Но жестоко длить испытание страхом из поколения в поколение.
За время пребывания в онкологическом центре Рина насмотрелась, как рано или поздно все кончалось жуткими метастазами, невыносимыми страданиями, когда смерть становится желанным избавлением. Беспомощные люди рыдают, умоляют прекратить мучения! Но эвтаназия запрещена, обезболивающие уколы делают строго по расписанию. Наркотиков не хватает, человек кричит, проклиная род людской и этот недобрый мир, где его принудили появиться на свет. Он уже не молит, а ругает Бога, допускающего муки, ужаснее крестных.
Таблетки меняли ситуацию кардинально — Рина становилась хозяйкой собственной судьбы и арбитром своего предела. Теперь она не боялась ни боли, ни ошибок, ни тоски. Если сделается невмоготу, билет до нирваны уже оплачен. Но это на крайний, на последний случай. Имея такую защиту, можно и пожить, удовлетворить свою любознательность.
Она шла по длинному больничному коридору, выкрашенному масляной краской в цвет младенческого поноса, и нежно поглаживала в кармане бумажный пакетик. Будущее очистилось и более не страшило.
7
Климов обалдело уставился на обнаженное тело, достойное резца Праксителя. Более всего оно напоминало ему музейные статуи. Только от этой веяло живым теплом и тончайшим ароматом дорогой косметики, да лобок был подбрит по последней моде, заявленной «Плейбоем». Черт! Нельзя глаз оторвать! Он почувствовал настойчивое шевеление в чужих пижамных штанах, отчего покраснел, как мальчишка.
Между тем статуя подошла совсем близко и сказала без стеснения:
— Потрогайте грудь — одну, потом другую. Угадайте, какая искусственная? Да не бойтесь же!
— По мне, так обе хороши, — заявил ошеломленный Климов, на всякий случай слегка отклонился назад и только тогда коснулся бюста кончиками пальцев.
— Нет, вы пощупайте как следует, — настаивала хозяйка.
Ей подвернулся удобный случай проверить, на что ушли баснословные деньги. Как-то подруга Надя сказала укоризненно:
— Будешь последней дурой, если не вернешь себе нормальную внешность. Не представляю, как твои любовники терпят лифчики, заполненные пластиком?
— Героически. В зависимости от того, на какую сумму рассчитывают меня выставить.
— Зачем кому-то знать, что у тебя была операция? Пусть выражают свои чувства честно.
— Видишь ли, после того, как обнародованы мои миллионные доходы, я больше не верю в искренность окружающих мужчин с меньшим, чем у меня, капиталом. Это мерзко, но так. А толстосумам нужны молоденькие и хорошенькие. Увы, это не я.
Надя все-таки потащила подругу на консультацию и уговорила поехать в Штаты к знаменитому и очень дорогому хирургу, который, судя по официальным отзывам, творил чудеса. В чудеса за деньги Рина верила.
Пластическая операция по восстановлению давно утерянной молочной железы и удалению келоидных швов оказалась сложной, болезненной и проходила в несколько этапов. Рина была уже не рада, что согласилась. В конце концов, ее и за одну-то сиську хватали нечасто, зачем ей две? Но результат превзошел ожидания. Надя была в восторге, правда, Надя лицо заинтересованное. Почему бы не устроить настоящий экзамен?
— Давайте, давайте, — подбадривала хозяйка Климова.
Он все мялся:
— Мне ей-богу неловко. А вам? — спросил он наконец напрямик.
— Дорогой мой, это такая малость! Творчеством могут заниматься только люди нестыдливые. Искусство требует откровения гораздо большего, чем голое тело, искусство требует стриптиза души. По сравнению с тем, что можно прочесть в моих романах, это всего лишь эротическая шутка.
Климову надоело явное издевательство.
— Вы меня убедили. Что предпочитаете — нежность или грубую силу?
— Давайте, что есть. Мне нравится все настоящее.
Он резко наклонился, обеими руками крепко прихватил Василькову за талию и припал губами к соску. Она вскрикнула:
— Эй! Мы так не договаривались! Знаете, сколько это стоит?
— Я отработаю. И при чем тут договор? Может, я влюбился.
— Любовь?! Вот страшнейшее из слов. Его пора изъять из словарей, где оно неправильно толкуется, и оставить только в Евангелии.
— По-вашему, любви больше нет?
— По-моему, ее никогда не было, во всяком случае в общепринятом смысле. Или она случалась так редко, что превратилась в миф. Любовь — состояние духа, а не тела, к сексу и воспроизведению потомства имеет косвенное отношение: может совпадать, но, как правило, не совпадает. Если тянет с кем-то потрахаться и процесс приятен, это еще не любовь. Есть теория: единый перво-человек, андрогин, дева-юноша, целостный и бисексуальный, согрешил и оттого распался надвое, исказив образ Создателя, с которого был скопирован. Для любви нужно, чтобы обе половинки, затерянные в мироздании, нашли друг друга. Математическая вероятность встречи — со многими нулями после запятой.
Василькова облачилась в халат и рассмеялась:
— А все-таки я вас классно разыграла. Простите, это моя слабость.
Климов постарался не обидеться. В конце концов, зрелище того стоило. Сказал, чтобы сохранить достоинство:
— Вы меня заморочили своими речами. Я отношусь к тому редкому типу мужчин, которые клюют на интеллект.
— Даже не знала, что такие существуют! Интересно поковыряться в ваших мозгах, чтобы понять, как они устроены.
— Кто сказал, что мозги у мужчины в голове? Они между ног. На этом и поймал меня мой бывший партнер по бизнесу, подсунув красотку-секретаршу, которая работала на него.
— Вы молоды. Попробуйте начать все сначала.
Климов вздрогнул.
— Лучше умереть.
— Это серьезно?
— Более чем.
— Тогда у меня деловое предложение. Имеется яд. Я тоже давно хотела отринуть этот подлый мир, но в одиночку, представьте, трудно, а любителей не находилось. Вдвоем намного легче. Читали, как умер Ромен Роллан с супругой? Нет? Ну, о Ромео и Джульетте не знают только на острове Тамбукту! Я вас поэтому и подобрала, что надеялась на партнерство.
Климов невольно насторожился:
— Вы, помнится, что-то про отсутствие машины толковали.
— Поверили? Наивный. Да я в любую минуту могла высвистать своего шофера по мобильнику!
Она вздохнула и многозначительно замолчала. Кажется, убедила.
Климов нерешительно произнес:
— Ну, я — понятно: все потерял и разуверился в людях. А вас какая муха укусила? Модная писательница, даете интервью, по телевидению показывают…
Она усмехнулась:
— А как же. Тиражи миллионные — продать надо.
— Прошу извинить — я к поклонникам детективов не отношусь. Наверняка кого-то страшно интересует, какие типы клопов живут в пассажирских поездах. Меня эта тема не волнует. Детективы — жанр для тех, кому некуда девать время.
Писательница готова была оскорбиться:
— Вы вообще на книгочея не очень-то похожи.
— Зря обижаете. Вот недавно прочитал… Ну, такой кавказец, с бородкой. — Климов назвал сборник рассказов писателя, ставшего популярным после отъезда за рубеж. — Мне понравилось.
Василькова подсказала фамилию и скривилась, словно раскусила лимон.
— У меня от него голова болит. Мыслей много, а чувство отсутствует. Не резонирует. К тому же я завидую его махровому юмору. У меня такого нет. Точнее, у меня нет никакого. И не хватает нахальства вставлять анекдоты в текст.
— Поэтому пишете простенькие детективчики.
Она слегка разозлилась:
— А вы занимаетесь разбойным бизнесом.
— А вы чем?
— Я полномочный представитель кризиса в литературе, я та самая попса, которая захватила почти все сферы нынешней культуры. Цивилизация наступает, а культура не сопротивляется. Не чувствует опасности или не умеет.
— Вы против прогресса?
— Он в моем признании не нуждается, но что не всегда прогрессивен, это точно. Гильотина совершеннее топора палача, только ею тоже отрубают головы.