все это напоминало характер хозяйки этого жилища. От директора Мао здесь не было ничего. Как и сад в приюте, который навечно запомнился Цай Яну осенним: с пышной коралловой листвой на деревьях, хризантемами и уже не цветущими кустами роз, – этот дом был владениями Госпожи Мин.
Проходя по коридору, Цай Ян бросил взгляд на фотографии на стенах. Это были семейные снимки: маленькая Мао Янлин, так любившая розовый и нежно-лиловый цвета, хмурый Мао Линь, который всегда отворачивался и надувал губы, когда его фотографировали, директор Мао, обнимавший их обоих. Цай Ян впервые так ярко ощутил, насколько не имеет права смотреть на эти снимки и вообще быть в этом доме.
О том, что его просит зайти Госпожа Мин, Цай Ян узнал от директора приюта, в котором находился после пожара вместе с некоторыми другими воспитанниками. Всех их в буквальном смысле раскидали по разным учреждениям, и Цай Ян во время пожара не помнил столько слез, сколько проливали дети, когда расставались. Мао Янлин очень долго уговаривала его пожить с ними, но Цай Ян и представить себе не мог, как будет смотреть в глаза ее матери и брата.
С момента пожара прошло два месяца. Приют «Белый Лотос» восстанавливали на средства страховой компании, и Цай Ян, впервые пришедший в этот район с тех пор, с усилием заставил себя посмотреть на бывший дом. Рабочие и власти сделали все, чтобы ничто не напоминало о трагедии, и возможно, прохожие видели лишь отстраиваемое заново здание. Однако Цай Ян не смотрел на возведенные стены и новые карнизы окон – он смотрел на черные обугленные провалы, из которых выбило стекла, пусть они и были теперь лишь в его воображении. Хорошо, что дом семьи Мао находился в соседнем квартале. Жить напротив было бы настоящим кошмаром для них.
В дом его впустила помощница Госпожи Мин, сказав, что хозяйка ждет в кабинете. Цай Ян там никогда не бывал. Когда он приходил сюда, он сразу поднимался к Мао Линю, минуя комнаты на первом этаже. Но теперь пришлось постучаться в одну из них.
– Входи, – отозвался голос за дверью, и Цай Ян, выдохнув, открыл ее и прошел внутрь.
Госпожа Мин сидела за столом прямая, собранная и бесстрастная, как палач. Ее волосы были уложены в высокую прическу, из которой не торчала ни одна шпилька или заколка. Они будто держались сами собой. Когда Цай Ян вошел, она даже не пошевелилась, только подняла на него глаза.
– Госпожа Мин, – поприветствовал ее Цай Ян, вежливо склонив голову.
– Присядь.
Он послушался и приблизился к ее столу, чтобы сесть в кресло напротив. В памяти всплыла картинка из детства, когда он так же садился перед директором Мао в его кабинете в приюте «Белый Лотос». То уютное кресло не имело ничего общего со строгим темно-синим, почти черным, в которое он опустился сейчас. Госпожа Мин молчала, глядя на него. Цай Ян смотрел на свои руки, крепко сцепив пальцы. Зачем она позвала его? Он ненавидел себя за это, но ему действительно было нечего ей сказать. Разве слова могли что-то исправить?
Госпожа Мин провела ладонью по столу перед собой, словно стирая с него несуществующую пыль, а потом произнесла:
– Вчера на твоем месте сидел наш юрист. Мы подписали некоторые бумаги, обсудили все дела Тайхуа, которые он не успел закончить. А еще права на владение приютом, страховые выплаты, то, как я должна вести себя в суде, и многое другое.
Цай Ян нахмурился и все же посмотрел на нее. Лицо Госпожи Мин не выражало ровным счетом ничего, так что на нем не нашлось ответа на вопрос, зачем она говорила ему все это.
– А потом он точно так же сидел, опустив глаза, как ты сейчас, – продолжила Госпожа Мин, словно не видя его взгляда.
Она встала из-за стола и медленно обошла его, касаясь покрытой лаком деревянной поверхности кончиками пальцев. Цай Ян теперь неотрывно смотрел на нее, пытаясь понять смысл ее слов.
– Наверное, ты задаешься вопросами, почему и какое отношение это имеет к тебе, – сказала Госпожа Мин. – Уверена, будь здесь мой муж, он бы тоже удивился, что в этом такого. – Она улыбнулась, но ни веселья, ни искренности в ее улыбке не было. – Дело в том, что, как оказалось, у Мао Тайхуа все это время был отдельный вклад в банке, который будет закрытым до… сколько тебе сейчас, четырнадцать, почти пятнадцать? – Госпожа Мин усмехнулась, посмотрев на Цай Яна сверху вниз. – Да, еще чуть больше года, пока тебе не исполнится шестнадцать.
Цай Ян моргнул, окончательно запутавшись. Он облизал сухие губы и успел только вдохнуть, прежде чем Госпожа Мин выставила перед собой руку, тем самым попросив его помолчать.
– Забавно получается, да? – Ее голос обжигал холодом и звенел, как промерзшая сталь, хотя она говорила, нисколько не повышая тон. – Имея двоих собственных детей и целый приют воспитанников, мой прекрасный, добрый и заботливый супруг на протяжении семи с лишним лет собирал деньги на образование именно тебе.
– Что? – хрипло спросил Цай Ян, но замолчал, когда Госпожа Мин сделала один широкий шаг к нему и, склонившись, подцепила пальцами его подбородок.
– Мэйлин-Мэйлин… В каждой черте твоего лица, – медленно произнесла Госпожа Мин, несильно, но ощутимо сжав пальцы. – Уверена, чем старше ты становился, тем тяжелее ему было смотреть на тебя и видеть ее. Мао Тайхуа и твоя мать познакомились, когда она была чуть старше, чем ты сейчас. Вот такая издевка судьбы. Тем красивее сыновья, чем больше они похожи на матерей.
Последние слова Госпожа Мин проговорила сквозь зубы и отпустила лицо Цай Яна, резко разжав напряженные пальцы, будто держала змею. Цай Ян инстинктивно прижал руку к пульсирующей челюсти, глядя на нее и почти не дыша.
Зачем она говорила все это? Он знал, что директор Мао был знаком с его родителями, что они даже дружили, но никогда Цай Яну никто не говорил о том, что с его мамой они встретились так рано. Она тогда была так юна? Но почему в таком случае директор Мао ничего не рассказывал о ней в то время? Почему?
– Итак, – всплеснув руками, будто говорила что-то радостное, воскликнула Госпожа Мин. – Поздравляю. У тебя счет в банке, которым ты сможешь воспользоваться по достижении шестнадцати лет. Двери любого университета будут открыты для тебя. Если ты, конечно, хочешь уважить последнюю волю моего покойного мужа, который столько для тебя сделал.
Сарказм, с которым она говорила, был похож на ледяную воду, которая методично капала на затылок, заставляя стискивать зубы и сходить с ума. Цай Ян вцепился пальцами в ручки кресла, на котором сидел, и помотал головой.
– Это какая-то ошибка…
– Нет здесь никакой ошибки! – рявкнула Госпожа Мин. – Или хочешь поспорить с лучшим юристом в городе, который работал на нашу семью еще до твоего рождения?
Цай Ян снова покачал головой, глядя прямо перед собой на стол. Он не мог понять, что чувствует. Не мог даже осознать, что ему делать с этой новостью. Деньги? Директор Мао оставил деньги на его имя, чтобы он мог получить образование? Почему? Почему из всех воспитанников приюта «Белой Лотос» – именно ему? Чем он заслужил это? Тем, что два месяца назад на месте приюта остались обгоревшие руины? Все это произошло по его вине.
– Я не возьму.
– Прости, что? – переспросила Госпожа Мин, скрипнув пальцами по столу, на который опиралась.
– Я не возьму эти деньги, – твердо повторил Цай Ян. – Я сниму их, если никто больше не может это сделать, и отдам вам. Или напишу отказ прямо сейчас, чтобы ваш юрист мог…
В плечо больно впились пальцы, и Цай Ян дернулся, но Госпожа Мин только сильнее сжала его руку.
– Так вот какая она – благодарность пригретой сироты? – медленно, почти шепотом произнесла она. – Я говорила мужу, что мы еще хлебнем с тобой горя, но он меня не слушал. Он никогда меня не слушал, как и своих собственных детей, всю жизнь занимаясь чужими. И где он теперь? А? Где он теперь, Цай Ян? Лежит пеплом в урне в семейном склепе! Даже кремировать было почти нечего! И кто в этом виноват?! – закричала Госпожа Мин.
– Госпожа Мин…
– Молчи! Ты думаешь, если меня не было на допросе, я не знаю, о чем вы говорили со следователем? Ты думаешь, если еще не состоялся суд, я не в курсе, к кому приходили те парни в ту ночь? Сколько бы Янлин ни убеждала меня, что это они привязались к вам в парке, я уверена: умей ты вовремя закрывать свой рот, ничего этого не случилось бы!
Она замолчала, но Цай Ян больше не делал попыток что-то сказать. У него не было слов, чтобы выразить, насколько он на самом деле осознает, что сделал. Он учил себя не жалеть о прошлом, но в этот момент он ничего не желал так сильно, как повернуть время вспять. И ему нечего было возразить Госпоже Мин, потому что она права. Если бы не он, этого бы не случилось. Если бы директор Мао не был так добр к нему и не дал ему кров и семью, он был бы жив. И доктор Сун тоже.
Он оставил всех своих самых близких друзей без отцов. Дело не в У Хае и его приятелях, которые в полиции говорили, что просто пришли к нему и не имели никаких дурных умыслов, так что им еще могут предъявить, кроме штрафа за курение в неположенном месте? Причинение вреда по неосторожности? Они несовершеннолетние. Максимум, что они получат за это, это огромный штраф, который будут выплачивать даже не они, а их родители.
Все, кто погиб в этом пожаре, были добры к нему и дарили ему тепло и заботу. И что они получили взамен?
Госпожа Мин отпустила его плечо, которое уже онемело от ее хватки, и вернулась на свое место за столом. Опустившись в кресло, она поправила обеими руками и без того идеальную прическу и совершенно спокойно сказала:
– Это все.
Цай Ян встал, не чувствуя ног, и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Он больше не смотрел ни на фотографии на стенах, ни на лестницу на второй этаж, только в пол, пока шел к выходу. Казалось, сам этот дом ненавидит его, веля быстрее убираться и больше никогда не переступать его порог.
Он уже взялся за ручку входной двери, когда услышал шаги по ступенькам за спиной. Цай Ян обернулся и увидел Мао Линя, который стоял на середине лестницы, вцепившись в перила так, что побелели костяшки пальцев. Даже со своего места Цай Ян заметил, как дрожит его рука. Он зажмурился и отвернулся.