Ло Кай обращал внимание на то, как по-разному они рассматривали ткани или вытаскивали вешалки с тяжелыми нарядными платьями, чтобы поглядеть повнимательнее. Женщины трогали осторожно, почти благоговейно, явно наслаждаясь этим прикосновением к одежде. Мужчины же брались за самый уголок, хмыкали, щурились и разжимали пальцы, словно этих нескольких секунд было достаточно, чтобы оценить качество. Или что они там оценивали? Ло Кай не знал. Ему просто нравилось за этим наблюдать.
Мама заранее извинилась, что ей приходится брать его с собой в ателье, вместо того чтобы вдоволь погулять в этот солнечный день. Она ожидала, что Ло Каю будет скучно сидеть и ждать ее здесь – в окружении тканей, запахов духов и полочек с нитками и пуговицами всех цветов и размеров. Однако это было не так. Ло Каю не бывало скучно. Даже если приходилось длительное время сидеть без дела, он всегда находил, за чем понаблюдать и чем занять мысли.
Например, ему нравилось смотреть на женщину, которая встретила их с мамой у дверей. Она много смеялась. Не так, как делали это многие женщины на улицах или знакомые родителей, приходившие в их дом. Те обычно прикрывали губы ладонью, словно в их смехе или улыбке было что-то неприличное, или отворачивались, стараясь скрыть собственное веселье. Женщина, к которой пришла мама в этот день, смеялась открыто, запрокидывая голову и забавно жмуря глаза. У нее были неяркие губы, на которых не было помады. Видя окружение мамы и папы, Ло Кай какое-то время был уверен, что у большинства женщин от природы такие яркие губы, пока мама с улыбкой не показала ему, как красит их.
К тому же работница ателье странно, но интересно выглядела. Она держала в руках белую круглую коробочку, в которой, как солнечные лучи, торчали булавки с крупными головками-бусинами, а на плече у нее висели ткани, из-за чего она была похожа на героиню исторического кино, которое любил смотреть дядя. Ее черные волосы были очень странно собраны на макушке и заколоты, как показалось Ло Каю, карандашом. Он ни разу не видел, чтобы женщины использовали для этого карандаши. Хотя, может, он ошибался. Мама никогда не делала причесок и ходила распустив пряди, сколько папа ни уговаривал ее перед официальными приемами посещать парикмахерскую.
Мама попросила его подождать и куда-то ушла. Ло Кай сидел и держал в руке леденец в форме ярко-красного яблочка. Им его угостила женщина, которая увела маму. Та только посмеялась, но ничего не сказала о том, что Ло Кай не ест сладкое. Конечно, откуда об этом знать другим людям – он уже привык, что все взрослые стараются дать детям либо конфету, либо мороженое. Знающая все на свете мама всегда приносила домой фрукты, когда хотела порадовать его. То есть – каждый день, который они с папой проводили в городе, а не в отъезде.
От наблюдений за людьми Ло Кая отвлек чей-то смех, который не был похож на смех взрослого. Других детей в помещении он не видел, так что нахмурился и еще раз посмотрел по сторонам. Неожиданно из развешанной на самом ближайшем к нему стеллаже одежды высунулась растрепанная голова. Это был мальчик. Судя по виду, его ровесник. Вряд ли ему было больше пяти. Он широко улыбался и смотрел на Ло Кая с неподдельным интересом. Это было странно, потому что Ло Кай, в принципе, редко привлекал внимание других детей, и это его более чем устраивало.
– Привет, – сказал мальчик, продолжая путаться в ткани какого-то пышного платья. – Я… – Его глаза вдруг округлились. И без того большие, они стали просто как два блестящих блюдца. – Ты что?! – закричал он, указывая на руку Ло Кая, в которой был зажат леденец в шелестящей прозрачной обертке. – Он же так растает, ешь скорее!
Это было настолько честное возмущение, что Ло Кай удивленно вскинул брови и посмотрел на сладкое угощение в своих пальцах.
– Это же не мороженое, – сказал он мальчишке.
Тот закатил глаза, небрежно откидывая от себя мешавшую ему ткань. Он так и стоял за всеми этими разноцветными одеждами, не выбираясь оттуда полностью.
– Это карамель! И она растает, если будешь ее так держать! – сказал он с таким видом, будто объяснял Ло Каю прописные истины. – Эти яблочки вкусные, чего не ешь?
– Я не ем сладкое.
– Чего-о-о? – недоверчиво протянул тот.
Ло Кай отвернулся. Мальчик рассмеялся, все же полностью выходя из своего убежища.
– Ты… – начал он, но его прервал голос мамы.
– А-Кай! – позвала она и вышла из-за стеллажа, раскинув руки в стороны. – Как тебе? Красивое платье, правда?
Ло Кай честно не знал, при чем тут платье, потому что красивой была мама – в этом он точно был уверен. Платье же было… дополнением? Строгое и белое, как и просил папа. Только он вроде ничего не говорил про красные ленты и алые кружева, которые украшали пояс. Неровные, волнистые края кружев уходили вверх и вниз, словно пытаясь поглотить белый цвет.
– Я не могла позволить вам надеть чистый белый, – с широкой улыбкой сказала стоявшая рядом с мамой та самая женщина, у которой в руке по-прежнему была коробочка с булавками. – Вам необходимы яркие элементы. Простите мне эту вольность.
– Что вы! – махнула рукой мама и легким движением убрала с плеча распущенные волосы. – Это была идея мужа. Белое, и все тут. Что ж, я выполнила его указание, но никто не мешает мне прийти на этот прием вот так. Оно ведь белое, – засмеялась она. – Его старший брат снова будет бросать на меня недовольные взгляды. Правила этой семьи сводят меня с ума.
– Сочувствую, правила – это ужасно. Что ж, я принесу для него чехол.
– Спасибо, госпожа…
Женщина опять запрокинула голову, как делала, когда смеялась, и коротко фыркнула. Она выглядела такой радостной, будто это на ней было новое платье, а не на маме.
– Не нужно формальностей, зовите меня просто Мэйлин.
Мама с улыбкой кивнула. Работница ателье ушла, подмигнув мальчику, который все еще стоял рядом с Ло Каем. Тот довольно хихикнул и помахал ей рукой.
– А-Кай, пойдем. Папа уже звонил, – позвала мама.
Ло Кай сразу встал со своего места и хотел направиться к ней, но потом, подумав пару мгновений, протянул мальчику леденец. Тот снова сделал круглые глаза. Ло Кай только пожал плечами.
– Я не ем сладкое. А он растает.
Мама рассмеялась. Мальчик улыбнулся еще шире, забирая яблочко из его руки. Его улыбка была невыразимо похожа на ту, которой улыбалась женщина, сшившая маме платье. Ло Кай был уверен, что папе оно понравится, что бы ни говорил дядя.
В год, когда Ло Кай перешел в последний класс старшей школы, была чудесная и пышная осень. Было начало ноября, и пригород, в котором они жили, золотился на солнце из-за листьев деревьев красивее любого богато украшенного дворца. Дожди шли редко, и вот уже пару недель на улицах было сухо, а в высоком, пронзительно синем небе нельзя было заметить ни единого облачка.
Утром приехал брат. Поступив в университет в городе, он перестал жить в доме родителей и перебрался на съемную квартиру поближе к кампусу. Ло Кай скучал по нему, но не подавал виду, к тому же он давно привык к уединению. Родители крайне редко бывали дома, так что он часто оставался один или в компании дяди. Его строгость не была в новинку, как и любовь к молчанию, и Ло Кая не тревожило ни то, ни другое. Бывали дни, когда они с дядей даже не встречали друг друга в большом доме ни единого раза.
Родители должны были вернуться из деловой поездки поздно вечером. Их не было почти два месяца, так что даже Ло Юншэн решил приехать погостить на выходные, а заодно пообщаться с Ло Каем, в отличие от которого совершенно не скрывал своих чувств.
– Скорее бы ты тоже поступил в университет, А-Кай, – сказал Ло Юншэн, помогая ему на кухне. – Будем жить вдвоем. Мне тебя очень не хватает.
– Да, – согласился Ло Кай.
Было бы глупо отрицать, что так им будет куда проще, ведь они привыкли быть вдвоем. Пусть Ло Кай и не любил разговаривать, добрый и мягкий голос старшего брата ему нравился. Ло Юншэн никогда не требовал от него ответов и читал как раскрытую книжку, знакомую, почти выученную наизусть с самого детства. У него было много друзей, которые любили его компанию, но Ло Юншэн, пока еще жил в этом доме, часто отказывал им во встречах, выбирая общество молчаливого брата. Ло Кай был ему за это благодарен, хотя, конечно, никогда не произносил ничего подобного вслух. Зачем? Ведь Ло Юншэн и так все это прекрасно видел.
На их кухне на первом этаже было огромное окно, которое вытягивалось почти от самого потолка к низко расположенному широкому подоконнику. За стеклом рос роскошный куст гибискуса. Мама так любила эти цветы, что засаживала ими и дом, и сад. Несмотря на осень, листья этой розы были крупными и здоровыми. Мама, когда приедет, наверняка займется пересадкой – к зиме она забирала все цветы в оранжерею на солнечной стороне дома. Там всегда очень вкусно пахло листвой, влагой и цветущими орхидеями.
Ло Кай ухаживал за любимцами мамы, пока она была в отъездах. Она только удивлялась, как у шестнадцатилетнего сына выходит так хорошо обращаться с цветами. Явно это занятие не было распространенным среди мальчиков-старшеклассников. Большинство предпочитали компьютерные игры, прогулки с друзьями и музыкальные концерты. Хотя, как она со смехом говорила, давно пора было бы привыкнуть к тому, что ее сыновья – особенные.
Ло Кай себя таким не считал, но мама была непреклонна. Ее сердце разрывалось каждый раз, когда им с отцом приходилось уезжать. Она ничего не говорила, только обнимала Ло Кая, который уже был выше нее ростом, у порога, а потом отстранялась и с улыбкой гладила его по щеке. Но глаза ее оставались грустными.
Когда они с братом уже заканчивали нарезать овощи для салата, телефон Ло Кая, лежавший на обеденном столе, зазвонил. Это была мама, и Ло Юншэн, тоже бросив взгляд на экран, с улыбкой кивнул и указал на гостиную.
– Я закончу тут, поговори, – тихо сказал он, когда Ло Кай уже поднес телефон к уху.
– Мама?
– А-Кай, я так рада тебя слышать. Из-за этой разницы во времени мне совсем не удавалось с тобой поговорить нормально. Как хорошо, что мы уже возвращаемся, – послышался в трубке звонкий голос, в котором, несмотря на явную усталость, играли радостные нотки.