Ло Кай неотрывно смотрит на его лицо, вспоминая роспись, которую Цай Ян делал в кофейне в Акасаке, и лотосы на ней.
«Похожая роспись была в доме, где я вырос».
Хао Ки подносит к губам сигарету и продолжает, держа руку у лица:
– Сун Ли и Мао Тайхуа основали этот приют, чтобы сделать мир лучше.
– Мао? – уточняет Ло Кай раньше, чем успевает себя остановить. В памяти мгновенно всплывает имя второй подруги Цай Яна – Мао Янлин.
– Да. И где они оба, хах? – спрашивает Хао Ки, обхватив губами сигарету и хватая со стола зажигалку. Щелчок – перед его лицом вспыхивает узкое и высокое пламя. – В могиле, господин Ло.
Над столом повисает облако дыма и тяжелое молчание, которое не разбавляет даже звучащая в смежном зале громкая музыка.
Ло Кай продолжает смотреть на курящего Хао Ки. Он прекрасно понимал и до этого, что детство Цай Яна не было наполнено хорошими событиями, а потому старался о нем не спрашивать. Ему неприятен этот разговор, но без него он не будет располагать достаточной информацией, чтобы хоть как-то помочь в поисках Сун Цин.
– Как это связано с исчезновением Сун Цин? – спрашивает он, снова делая глоток чая. В горле пересохло от сигаретного дыма.
Хао Ки хмыкает и снова берется за бутылку с сакэ. К их столику подходит хостес, но он лишь резко отмахивается от нее с ледяным «не сейчас», и та удаляется, стуча похожими на гвозди каблуками по блестящему полу.
– Вы отнюдь не глупы, господин Ло, – говорит он, облизывая губы. – Просто у вас на руках маловато фактов. Приют «Белый Лотос» сгорел четырнадцать лет назад. Семьи Мао и Сун потеряли отцов. И общественность обвиняла вовсе не тех, кто был судим по этому делу, а нашего с вами общего знакомого.
Ло Кай, несмотря на все старания контролировать каждое слово и каждый жест рядом с этим человеком, слишком резко опускает на стол свою чашку. Чай из нее едва не выплескивается через край.
– Цай Яна?
– Именно.
– Но почему?
– Спросите его, – хмыкает Хао Ки и тушит сигарету. – Если вы так близки, уверен, он расскажет вам побольше о том, как он и Сун Цин вырывали друг у друга право нести эту вину на себе всю жизнь, словно это не бремя, а военный трофей. И знаете! – Хао Ки поднимает на Ло Кая взгляд, в котором снова пляшут веселые искры. – Мне было бы на это все наплевать с Токийской телебашни, если бы такое же чувство вины не висело над Фа Цаймином.
Ло Кай вздыхает и кладет ладони на стол, сжимая его края большими пальцами.
– Простите, что отнял у вас время, – ровно произносит он. – Мне не следовало просить об этой встрече.
Хао Ки громко смеется, но его смех резко обрывается, когда он видит, как Ло Кай поднимается с места. От его пальцев, вдруг сомкнувшихся на запястье, кожу обдает неприятным жаром.
– Спорим, я заставлю вас передумать за две секунды? – говорит он, скаля острые зубы в улыбке.
– Я не собираюсь с вами спорить.
– Вы бесподобны, господин Ло. Фа Цаймин пришел бы от вас в детский восторг, – мягко растягивая слова, продолжает Хао Ки, а потом резко дергает Ло Кая за руку, заставляя наклониться к себе. Чтобы не упасть, приходится упереться ладонью в стол. Бутылка сакэ опасно звякает. – Только вот что я вам скажу. Не вздумайте идти к нему с этой темой, – вкрадчиво говорит он почти Ло Каю на ухо. Тот слышит, как еще громче смеются девушки за соседним столом. – Если мы с вами союзники, так давайте играть по одну сторону поля.
– Мы не союзники, – твердо отзывается Ло Кай.
– Больше, чем вы думаете, господин Ло, – чуть отстранившись, чтобы посмотреть ему в глаза, говорит Хао Ки. – Не вы один хотите освободить дорогого вам человека от бремени вины.
– Почему тогда поиски прекращены, если вас этот вопрос тоже так волнует? – спрашивает Ло Кай, все же вырывая руку из тонких и слишком горячих пальцев.
Хао Ки откидывается на спинку своего стула и коротко усмехается. Этот смешок похож на скрипучий вскрик хищной птицы.
– Я сказал, что они прекращены официально.
Он сует руку в карман узких черных джинсов и извлекает из него какую-то карточку, сразу выкладывая ее на стол. Ло Кай опускает взгляд на белый кусочек бумаги, напоминающий визитку, и видит, как тот медленно ползет к нему, подталкиваемый указательным пальцем Хао Ки.
– Я потратил на это много времени. Не подведите меня, господин Ло.
Ло Кай коротко смотрит на его ухмыляющееся лицо и все же берет карточку и переворачивает ее надписью вверх. Это не визитка, на ней лишь фамилия и адрес, написанные от руки. Киото?
– Кстати, – снова прикуривая, произносит Хао Ки, скривив губы набок, чтобы удержать ими сигарету. – Сейчас вам эта информация совершенно не пригодится, но, может, потом сыграет на руку. Финансирование поисков Сун Цин действительно больше не производится. Официально, – выдохнув дым, после паузы добавляет он.
Ло Кай вскидывает бровь, сжав край карточки пальцами.
– К чему вы это?
– Ежемесячно на счет, открытый для сбора денег на ее поиски, приходили платежи. Ни разу за всю нашу практику никто, не связанный родством с кем-то из пропавших, не перечислял средства настолько упорно даже после официального уведомления о прекращении дела.
– Я не понимаю.
– Аноним. Мне стало интересно, и я проверил, хоть это и было непросто. Средства перечисляют с расчетного счета приюта «Белый Лотос». Приют открыли заново после пожара. А знаете, кто сейчас им заведует?
Ло Кай только вздыхает, глядя Хао Ки в глаза.
Тот победно улыбается, как прокурор, приводящий в суде неоспоримое доказательство вины подсудимого.
– Сын Мао Тайхуа – Мао Линь. Не знаю, настолько ли вы близки с Цай Яном, чтобы он рассказал вам и эту часть истории.
Киото отличается от Токио, как горы – от бушующего океана. Город настолько спокоен и величественен, что напоминает древнего бога, окутанного облаками и туманами. С самого утра гремел гром, и начавшийся еще на подъезде к Киото ливень прекратился только час назад, превратив воздух в прозрачное, но тяжелое, густое марево.
Ло Кай очень удивился, когда Цай Ян сказал ему, что хочет поехать в Киото вместе с ним. На его немой вопросительный взгляд тот только пожал плечами и усмехнулся, опуская глаза.
– Я никогда там не был, Ло Кай.
Почему-то казалось, что причина совершенно не в этом, но переспрашивать Ло Кай не стал. Как и отказывать. Умение отрицать и говорить «нет» рядом с Цай Яном полностью отключается, лишая его возможности даже подумать о том, чтобы это сделать.
Старый исторический район Арашияма, куда они направляются, почти пуст в этот день из-за погоды. Только небольшая кучка одетых в расписные кимоно девушек гуляет по саду близ бамбуковой рощи да туристы из Канады делают фотографии на фоне реки Кацура, размахивая прозрачными зонтами.
Ло Кай не только не стал отказывать Цай Яну в его желании поехать сюда, но и сказал ему правду… почти всю. У него действительно дела в Арашияме, а какие, Цай Ян, к счастью, не уточнял, наверное решив, что это снова вопросы проекта по реставрации.
Адрес кого-то по фамилии Киришима не был даже адресом в полном смысле этого слова. Вернувшись после разговора с Хао Ки в свой номер в отеле, Ло Кай долго сидел за ноутбуком, пытаясь работать, но так и не смог. Вместо этого он одну за другой просматривал фотографии горы Арашияма и реки Кацура, читал статьи, по большей части написанные путешественниками, чтобы понять, куда именно ему предстояло пойти. На карточке от Хао Ки торопливым почерком было написано лишь:
«Киришима. Киото, Арашияма, храм на горе по левой стороне реки Кацура».
Ни названия, ни имени. Ло Кай даже не понимает, женщиной или мужчиной является человек, которого он ищет.
По Кацуре сплавляются одинокие и редкие плоскодонные лодки. Вода в реке мутно-изумрудного цвета из-за недавно прошедшего ливня, и мост Тугэцукё на высоких сваях кажется дорогой в никуда из-за тумана, клубящегося по обоим берегам. Он низкий, жмется к земле, поэтому на горизонте все равно видны пышные, как кексы, горы, покрытые медленно рыжеющими деревьями. Со стороны кажется, будто они облиты насыщенного цвета ржавчиной.
– Ищешь вдохновение? – хмыкает идущий рядом Цай Ян.
Ло Кай поворачивается к нему. Цай Ян отвечает ему коротким взглядом и улыбкой, прежде чем засунуть руки в карманы джинсов и снова опустить голову. Из-за влажности его волосы, которые успели к тому же намокнуть на станции, когда они только приехали из Токио и пересаживались на другой поезд, топорщатся у лба, и Ло Кай бесконечно борется с желанием поправить их.
Цай Ян глубоко вдыхает и медленно выдыхает, ступая по намокшему асфальту.
– Почему ты решил, что я ищу вдохновение? – спрашивает его Ло Кай.
– Не знаю. – Цай Ян пожимает плечами и переводит взгляд на реку под ними. Мост идет вдоль высокого порога, огороженного для безопасности лодок, который мерно шумит бесконечно льющейся водой. На крупном валуне, нахохлившись, сидит белая цапля. – Ты так и не сказал, куда мы идем.
– Просто гуляем, – отвечает Ло Кай. – Еще… рано. Тебе здесь не нравится?
Цай Ян наконец снова смотрит на него. Ло Кай невольно думает о том, насколько ему подходит вот такое омытое туманами место, в котором – ничего, кроме деревянного моста, медленно плывущих по реке сампанов и воды, окруженной цепью гор. Даже взгляд Цай Яна кажется сейчас спокойным, приглушенно-серым, как этот самый туман после грозы.
– Как здесь может не нравиться, Ло Кай? – расплывается в улыбке Цай Ян. – Я уже сто лет никуда не выбирался вот так, без какой-либо цели. И без А-Бэя.
У Сун Бэя сегодня – занятия в школе, у Сун Чана – работа с пациентами. Цай Ян рассказал Ло Каю, чем тот занимается, вызвав еще более глубокое уважение к своему соседу. Каждый в этой семье борется за то, что считает правильным, по-своему.
Цай Яну к вечеру нужно вернуться в Токио, чтобы пойти на работу, а Ло Кай даже не знает, успеет ли найти в Арашияме того, кого ищет. Возможно, пойти вот так на поводу у Хао Ки – нечто абсурдное, но почему-то отказываться от этого решения Ло Кай не хочет. Хотя бы проверить…