Цай Ян опускает голову. С них обоих течет, одежда промокла насквозь, но ливень медленно стихает. Уже можно различить цвет реки за спиной Цай Яна, горные изгибы на горизонте.
– Ло Кай, кто я для тебя, что тебе это так важно? – спрашивает Цай Ян.
Ло Кай молчит. Звуки вдруг пропадают, словно их выключили, словно шум дождя – единственное, что удерживало в реальности, и теперь, когда он почти исчез, вокруг разливается свистящий вакуум. Цай Ян, не услышав ответа, поднимает на него глаза.
Кем бы ни был незнакомый Ло Каю человек по фамилии Киришима, в каком из тридцати храмов Арашиямы он бы ни прятался, он его отыщет, даже если придется перевернуть эти горы вверх дном.
Глава 11. Берег
There’s a knock in the silence
I see death at the door
But I know we’ll be alright
'Cause your hands are still warm.
Берег Кацуры усыпан крупными белыми камнями, и сама река рядом с ними выглядит как яркая лента на простом и строгом платье. Главное украшение Арашиямы, кроме гор, возвышающихся на горизонте, ниспадает порогами и напоминает цветом необработанный изумруд. Вода мутная после обрушившегося на Киото ливня, но в ней нет ни грязи, ни ила. На берег опускается такая священная тишина, что Ло Кай слышит дыхание Цай Яна, который идет чуть впереди него и с интересом озирается по сторонам.
Это уже который раз ставит Ло Кая в тупик. Настроение Цай Яна – как токийская погода и попытки ее предсказывать. Состоявшийся между ними разговор будто случился не в этот день, но он был – и был всего минут пятнадцать назад. Цай Ян очень быстро взял под контроль все свои эмоции, и вот он уже улыбается и смеется над войной цапли и ворона, которые не поделили добычу.
Ло Кай не забывает, по какой причине приехал в Киото, но чем больше они углубляются в сторону от заселенной части Арашиямы в дикие леса с тонкими стрелами молодого бамбука, устремленными в высоту, тем меньше Ло Кай оставляет в своей душе надежды. Сможет ли он найти храм, затерянный где-то в этих туманных горных перевалах, если он даже не знает его названия?
Им нужно подняться наверх, но дорога – настолько узкая, что на ней не разъедутся даже два совсем маленьких автомобиля, – только идет вдоль горы, по основанию огороженной плотной сеткой от оползней. Из расщелин бьет вода, и Цай Ян даже делает пару фотографий на свой телефон, матерясь себе под нос, что у него мокрые руки, которые не вытрешь даже о штаны, потому что их тоже хоть выжимай.
– Тебе холодно? – спрашивает его Ло Кай, и Цай Ян оборачивается, чтобы посмотреть на него.
Он качает головой.
– Здесь как в тропиках. Чувствую себя частью воды.
Воздух действительно тяжелый и прозрачный. Кажется порой, что дышишь влагой, которая имеет вкус и запах промокшего леса. Цай Ян улыбается, протирая экран телефона, и, на удивление, Ло Кай верит этой его улыбке. Цай Ян действительно умеет не думать о том, что его тяготит, виртуозно переключая внимание совсем на другие вещи.
Когда Ло Кай уже успевает подумать, что им нужно поворачивать назад, если он хочет, чтобы Цай Ян успел на работу в Токио вовремя, дорога вдруг превращается в каменные ступени, которые серпантином взлетают вверх. У начала лестницы стоит потемневший от дождя деревянный указатель с одним-единственным словом «Храм».
– Храм, – снимая пальцем свисающую с угла знака тяжелую каплю, читает Цай Ян. – Ло Кай, ты с самого начала планировал так завершить эту прогулку?
Да.
– Не совсем, – смиренно отвечает Ло Кай, подходя ближе. Ему больше нравилось, когда Цай Ян шел с ним бок о бок, но после разговора он постоянно уходит вперед, и Ло Кай по каким-то причинам не сокращает это расстояние между ними, каким бы большим ни было это желание. – Хочешь посмотреть?
Цай Ян поднимает взгляд на гору, прикусив нижнюю губу. Он переминается с ноги на ногу и машинально крутит пальцем намокшую прядь волос, которая от влажности начала завиваться.
– Что-то не похоже, что там ждут гостей, – говорит Цай Ян. – Но раз уж я приехал в Киото, нужно зайти хоть в один храм. Почему бы не в этот?
Ло Кай тихо и облегченно выдыхает. Это уже хоть что-то. Ему совершенно не хотелось вести туда Цай Яна силой. В душе снова поселяется надежда, что он на несколько шагов ближе к цели. Хао Ки почти не дал ему никакой информации о таинственном человеке, который должен помочь в деле Сун Цин, так что он даже не знает, о чем будет с ним разговаривать, даже если найдет. Но об этом придется подумать позже.
Цай Ян довольно быстро начинает подниматься по каменной лестнице, и Ло Кай следует за ним. Чем выше в гору уходит серпантин, тем прохладнее и легче становится воздух. В ветвях деревьев щебечут птицы, которых не рассмотреть из-за густой листвы: она только шуршит, проливая капли на землю, когда те задевают ее крыльями.
Почти на самой вершине они видят деревянный пьедестал с массивными балками, идущими над ним внахлест. Крупной перевязью канатов на них закреплен большой колокол, молчаливый и темный. И ни единой живой души вокруг.
Тишину леса вдруг нарушает глубокий, гулкий звук, который прокатывается эхом и словно падает вниз в воды Кацуры, подняв птиц из низин. Ло Кай хмурит брови и смотрит на улыбающегося Цай Яна, который выглядывает из-за колокола.
– Здесь написано, что можно в него звонить. За монетку, – добавляет он и, подбросив на ладони сто йен, отправляет их щелчком пальцев в резной поддон под колоколом, заполненный дождевой водой. – Не смотри на меня так, Ло Кай!
– По старым японским легендам, во многих храмах нельзя звонить в колокола, – говорит Ло Кай, обходя постамент и вставая рядом с Цай Яном.
– Почему?
– Это из сказания о буддийском монахе, который не смог воспротивиться силам зла и защитить свой храм. К нему пришла красивая женщина, попросившая на протяжении ста дней не звонить в колокол, иначе быть беде. Он послушался, но в последний день этого срока к нему постучалась другая дева, не менее прекрасная, и взмолилась лишь об одном ударе в колокол. Когда он согласился и сделал это, она превратилась в дракона и разрушила храм. С тех пор есть молчащие колокола, в которые нельзя позвонить, – объясняет Ло Кай, оглядывая уводящую еще выше узкую лестницу, которая совсем не похожа на ту, по которой они поднимались.
Цай Ян рядом фыркает.
– Не поймешь их. Женщины. Она разрушила целый храм за то, что ее ослушался лишь один человек.
– Это тоже часть морали, – кивает Ло Кай.
– Неправильная мораль. Человек за свои поступки и решения должен отвечать сам.
Ло Кай вздыхает, обходя недовольно скрестившего руки на груди Цай Яна, и начинает подниматься еще выше на самый пик горы.
– К сожалению, в мире все не совсем так.
– Это и глупо, – ворчит Цай Ян, но все же следует за ним.
Когда лестница заканчивается, перед глазами открывается вид на самый простой двор, который можно было бы встретить в любой японской деревушке вокруг дома. Единственное, что отличает это место от маленьких фермерских владений, – два небольших деревянных строения, одно из которых вытянуто в сторону настолько, что краем свешивается с горы, выходя за ее пределы. Над пропастью, поросшей деревьями, его поддерживают массивные бревна с упором в склон. Конструкция со стороны могла бы показаться весьма шаткой, но Ло Кай сразу понимает, что она очень надежна – вес распределен идеально правильно. От второго строения – двухэтажного храма с пустыми уличными террасами – исходит яркий запах курительных палочек.
Сначала Ло Каю кажется, что здесь никого нет, но потом из сада, в котором цветут хризантемы и вьются виноградные лозы, выныривает пожилая женщина в свободной одежде. Она кутается в неяркую накидку и, кланяясь на ходу, семенит к ним.
– Ох, господа, простите, я не знала, что в такую погоду сюда кто-то придет! – говорит она, наконец останавливаясь напротив.
Ло Кай качает головой.
– Ничего. Мы не хотели вам мешать, просто гуляем.
Женщина кивает, указывая им за спины.
– Хотите взглянуть? У нас там красивая смотровая площадка.
Ло Кай не сомневается – с горы Арашияма открывается чудесный вид на погруженный в осенний туман Киото, и это заметно даже отсюда. Настоятельница храма провожает их к длинному порогу, к которому ведут три узкие ступеньки. Цай Ян увлеченно слушает историю этого места и основавшего его монаха, который однажды сплавлялся по Кацуре, но его лодка разбилась о пороги у подножия горы, так что он долгое время провел в этом лесу, а потом построил здесь храм. Ло Кай не может сейчас отвлекаться на это – ему нужно найти Киришиму, но спрашивать об этом у настоятельницы, вовсе не назвавшей своего имени, вот так просто нельзя.
В помещении с широкими окнами и застланным плетеной циновкой полом приятно пахнет деревом и влажностью. На стенах развешаны свитки с историей храма и рисунками гостей, а на длинном столе, почти повторяющем периметр, лежат три толстые книги с россыпью простых шариковых ручек рядом. Заканчивается вытянутая комната выходящей наружу террасой с высоким парапетом, за которым прячется вид на шумящую внизу Кацуру, горы и увитые туманом деревья.
От царящего вокруг спокойствия кажется, что даже сердце в груди бьется медленнее. Цай Ян выходит на террасу, громко выдыхая и облокачиваясь на парапет.
– Ло Кай, смотри, ради этого стоило сюда идти, – зачарованно говорит он.
Ло Каю нравится видеть его таким. Сейчас, когда Цай Ян искренне улыбается, у него блестят глаза, это даже лучше, чем вид на опоенную осенью Арашияму с высоты.
– А здесь у нас гости оставляют послания, – говорит настоятельница, когда они возвращаются в комнату, и раскрывает одну из книг на столе. – Если хотите, тоже можете что-нибудь написать. Что угодно.
Ло Кай кивает, возвращаясь обратно к крыльцу. Цай Ян следует было за ним и даже спускается, чтобы начать обуваться – обувь они оставили за порогом, – но вдруг издает странный короткий звук и вцепляется в руку Ло Кая