– Ты…
– Что? Там так много пишут о том, какое это красивое место! Пусть посмотрят, какие еще тут бывают исключительные люди!
Цай Ян прикрывает губы ладонью, заглушая смех.
– Ладно, если ты так стесняешься, я не буду оставлять его здесь и подарю тебе, – говорит он и одним движением вырывает листок с рисунком. Протянув его Ло Каю, Цай Ян добавляет: – Надеюсь, тут у меня нет проблем с исторической достоверностью?
Ло Кай, сузив глаза, смотрит на него, но Цай Яну от этого только веселее. Наверное, у него действительно не лучшее выражение лица. Думать о том, что Цай Ян вот так сидел и рисовал его все это время, странно.
Цай Яна снова начинает трясти, когда они выходят на улицу, потому что собака так никуда и не делась. Он одной рукой натягивает обувь, а другой держится за рубашку Ло Кая, как будто это чем-то поможет. Даже слова о том, что собачка маленькая и не кусается, в чем уверяет их настоятельница храма, не действуют. Видя, как побледнело его лицо, Ло Кай старается быстрее увести его к спуску.
Но Цай Ян застывает, сойдя с крыльца и глядя на храм, в котором был Ло Кай. Он просто стоит, замерев, и смотрит на деревянные перила пустой и молчаливой террасы.
– Цай Ян? – окликает его Ло Кай. – Ты в порядке?
– Я… – начинает Цай Ян и вдруг тихо, коротко смеется. – Я не думал, что найду это место.
– О чем ты?
Цай Ян достает из кармана телефон и какое-то время копается в нем. Потом его пальцы замирают, и он несколько мгновений смотрит в экран, прежде чем протянуть телефон Ло Каю.
Это старая фотография – карточка, снятая на камеру смартфона. На ней двое: молодые мужчина и женщина. Сначала Ло Кай не понимает, что в ней такого, и только потом замечает на заднем плане за правой рукой девушки крыльцо и алтарь. Неужели… Он поднимает взгляд и смотрит на храм, потом снова – на фотографию.
– Это здесь? Я же не сошел с ума? – взволнованно спрашивает Цай Ян.
Ло Кай кивает, опять сверяя изображение на снимке с тем, что видит перед собой. Да, это то же самое место. Его сердце начинает биться быстрее, когда он рассматривает лицо девушки на снимке. Оно кажется ему знакомым. У него всегда была отличная память на лица.
– Это твоя мать? – тихо уточняет он.
– Да. И директор Мао. Он оставил мне эту фотографию, но она попала ко мне, когда он был уже мертв.
– Чем она занималась? – спрашивает Ло Кай, не в силах оторвать взгляд от экрана.
– Мама? Она шила одежду. У нее были очень красивые платья, я до сих пор помню некоторые, хотя память у меня так себе.
«А-Кай! Как тебе? Красивое платье, правда?» – звучит как сквозь расстояние и туман голос мамы в голове. Его мамы.
Так тот мальчик, который ругал его за карамель в ателье, это…
Ло Кай опускает руку с телефоном и смотрит на Цай Яна. Тот сначала улыбается, но потом его улыбка тускнеет и он с беспокойством хмурится.
– Все хорошо?
Находятся силы лишь только чтобы кивнуть. Ло Кай отдает Цай Яну его телефон и снова бросает взгляд на храм.
– Да. Все в порядке.
Цай Ян тоже смотрит в том же направлении.
– Спасибо, Ло Кай. Я не думал, что когда-то найду это место.
Скрытая тенью от навеса террасы Киришима Акира, еще раз взглянув на сад, улыбается и отходит от окна. Курительная палочка в ее руке как раз догорела.
Цай Ян долго матерится в синкансэне по дороге из Киото в Токио – его смену перенесли на завтра, а он в это время планировал заняться комнатой Сун Чана. Он замолкает только под укоризненным взглядом Ло Кая, потому что от эпитетов, которые он подбирает в адрес менеджера, дядя Ло Цимин уже испепелил бы сам себя от возмущения.
Весь остаток пути он молчит, что показалось бы странным, будь у Ло Кая время об этом подумать. Он погружен в мысли о том, что сказала ему Акира. Принесет ли эта информация хоть какую-то пользу? После стихийного бедствия Сун Цин могла оказаться где угодно. Есть ли шанс, что она действительно выжила, спасенная людьми из кочующих племен? Даже если это так, как найти тех, у кого нет никакой связи с внешним миром и кто, в довесок, постоянно перемещается?
После прибытия в Акасаку в Токио раскрывается и причина молчания Цай Яна.
– Ло Кай, – зовет он, когда они медленно идут по оживленной улочке в сторону его дома. Вокруг суетятся люди, из кафе и заведений с уличной едой пахнет жареной рыбой и маслом. – Ты можешь зайти ко мне?
Ло Кай поворачивает голову и смотрит на него.
– Если ты хочешь.
Цай Ян кивает.
– Хочу. Я планировал сделать это завтра, но раз на сегодня работу отменили…
– Что именно?
Цай Ян вздыхает и не сразу, но отвечает:
– Я хочу поговорить с А-Бэем. Сейчас еще не очень поздно, а смысла дальше откладывать это я не вижу.
Ло Кай решает ничего не говорить. Все, что было нужно, он уже произнес. Дальнейшее должно быть лишь по воле Цай Яна. Он не хочет и никогда не будет заставлять его. Однако это не мешает ему надеяться на то, что у мальчика тоже будет возможность принять решение самостоятельно. Насколько Ло Кай уже успел изучить характер Сун Бэя, тот не по годам умный и самостоятельный ребенок. Расти он в семье Ло, он был бы примерным и послушным на сто процентов, но именно Цай Ян своим собственным нравом показал ему, что не всегда нужно принимать мнение окружающих, пусть и взрослых, и следовать их наказу. И Ло Кай не сказал бы, что эта искорка бунтарства и желания отстаивать свое чем-то портит этого ребенка. Даже наоборот…
– Ты останешься? – едва слышно уточняет Цай Ян, не дождавшись от него ответа. Он с улыбкой смотрит на Ло Кая и… Разве он когда-нибудь говорил ему «нет»?
– Конечно.
У Цай Яна вся семья дома, включая самого капризного и независимого ее члена: Жучок сидит на коленях у Сун Бэя и с недоверием посматривает на чашку в его руках. Заметив Ло Кая, кот топорщит усы и спрыгивает на пол, сразу подбираясь ближе, чтобы потереться о ноги.
– Ты сейчас опять испортишь Ло Каю брюки, крокодил! Шерстяной! – ругает его Цай Ян, пытаясь отпихнуть Жучка и встать между ним и Ло Каем.
– Господин Цай, как Киото? – поздоровавшись, спрашивает Сун Бэй, ставя чашку на стол.
Ло Кай видит, с какой мягкой и доброй улыбкой он смотрит на Цай Яна, как искренне ждет ответа, каких-то рассказов и шуток, к которым он уже так привык за эти годы. Он не может поверить в то, что мальчик согласится вот так просто взять и уехать. Главное, чтобы это понял сам Цай Ян, которому немыслимо страшно становиться для Сун Бэя той преградой, что мешает ему жить с младшей сестрой. Хотя уже то, что Цай Ян решился на разговор, хороший знак.
Но что, если Сун Бэй все же примет решение уехать в Китай? Цай Ян говорит, что готов его отпустить, но, наблюдая за тем, как он с улыбкой гладит мальчика по волосам, при этом поминая последними словами отмененную работу и киотские ливни, Ло Кай сомневается в этой готовности.
– Господин Ло, вам принести сухую одежду? – спрашивает Сун Чан, обеспокоенно глядя на Ло Кая.
– Спасибо, моя уже высохла, – говорит Ло Кай.
– Пойдем, мне нужно кое-что у тебя спросить, – будничным голосом говорит Цай Ян Сун Бэю и, дождавшись кивка, направляется с ним в коридор, а оттуда – в комнату. Он улыбается, но у него бледные губы и синяки под глазами, которые под светом на кухне стали еще заметнее.
Сун Чан дрожащими руками устраивает свою кружку на стол и поднимает на Ло Кая взгляд.
– Хотите кофе, господин Ло?
Ло Кай соглашается, усаживаясь напротив. Если Цай Яну будет хоть каплю легче от его присутствия здесь, он пробудет столько, сколько нужно. Жучок с урчанием трется о его ногу. Он наклоняется и гладит его ладонью по торчащим ушам.
Сун Чан на удивление ловко управляется на кухне и заваривает кофе. От помощи он очень спокойно и как-то привычно отказывается, как будто делает это каждый день по много раз. На предложение Ло Кая сделать чай, чтобы не нужно было возиться с кофейными фильтрами и прочим, Сун Чан только улыбается и качает головой.
– Я знаю, что вы пьете кофе даже по вечерам, господин Ло, – говорит он.
– Откуда? – спрашивает Ло Кай.
– Ячи-сан рассказала. Бариста из кофейни, куда вы часто ходите со своим братом. Кстати, она в восторге от господина Ло Юншэна. Он тогда не только помог ей убрать осколки, но и устроил ей целый экскурс в вашу работу. Она обмолвилась, что даже забыла вовремя закрыть кофейню. Вы с братом оба очень добрые и хорошие люди, – как ни в чем не бывало произносит Сун Чан, колдуя над кофейником.
Дрожь в руках ему не очень сильно мешает – он умело делает именно такие движения, чтобы подстроиться под то, как крупно подрагивают его пальцы. Ло Кай даже начинает чувствовать неловкость за то, что усомнился в нем, предложив помощь.
– Мой брат куда общительнее, чем я, – отвечает он, желая поддержать беседу.
Сун Чан несколько раз кивает, поднося к столу две исходящие вкусным и густым ароматом чашки. Когда из одной все же проливается немного на стол, он, совершенно не меняясь в лице, стирает капли кухонным полотенцем, висящим на его плече будто специально для таких случаев.
– Полагаю, они с Цай Яном прекрасно ладят.
– Брат очень рад знакомству с ним, – говорит Ло Кай, делая глоток горячего кофе. После сегодняшнего путешествия и дождя это как нельзя кстати. Он лишь с горечью думает о том, что Цай Ян даже не успел выпить или съесть что-нибудь по возвращении домой. Хорошо, что не отказался от чая в синкансэне на обратном пути.
– С ним нельзя иначе, – продолжая мягко улыбаться, Сун Чан тоже отпивает из своей чашки. – Мы с сестрой познакомились с ним в не самый лучший момент его жизни, но даже тогда он умудрился заставить меня чувствовать себя теплее.
Ло Кай смотрит на него, ожидая, продолжит ли он свой рассказ, и Сун Чан кивает снова, будто поняв, что его с интересом слушают.
– В тот день сестра впервые привела Цай Яна в приют «Белый Лотос». Тогда же он узнал о смерти обоих родителей. Мне было пять, и я не знал, как поддержать его, но мне было очень горько. – Сун Чан поджимает губы, опуская взгляд в стол. – Он был весь покусан собаками.