Когда он уже собирается уходить, его взгляд цепляется за знакомое имя на скромной табличке неподалеку. Ло Кай сразу вспоминает о погибшем при пожаре в приюте «Белый Лотос» воспитаннике, о котором ему рассказывала Мао Янлин. Они с Цай Яном были хорошими друзьями. Несмотря на то что за похороны ребенка на кладбище некому было заплатить, а родственников никто не знал – мальчик был совершенно один и даже не помнил своего происхождения, – Мао Янлин позаботилась и об этом. В том разговоре с Ло Каем она с печальной улыбкой сказала, что это был первый и последний раз, когда она приняла от семьи своего будущего мужа нечто настолько дорогое.
Ван Чин был добр к Цай Яну. Ло Кай думает о том, что Цай Ян был бы рад навестить его могилу, но не имеет возможности даже прийти к собственным родителям.
С губ срывается тихий вздох. Одновременно с этим за спиной раздается суровый низкий голос:
– Кто вы?
Ло Кай оборачивается. На узкой, выбеленной снегом дорожке среди могил стоит молодой мужчина с пронзительным, как ледяная вода, взглядом. Он одет в строгое темно-синее пальто с поясом и сжимает руки в кожаных черных перчатках в кулаки. В его волосах поблескивает не успевший растаять снег, который здесь периодически сносит легким ветром с деревьев.
– Добрый день, – здоровается Ло Кай, кивнув незнакомцу, но в ответ не получает ничего, кроме уже произнесенного вопроса, на который он не знает, что сказать. Точнее – почему должен что-то говорить.
Мужчина прищуривает глаза и сжимает в тонкую линию губы, приближаясь на несколько шагов.
– Я ни разу вас не видел. Что вы здесь делаете? – спрашивает он.
– По-моему, это очевидно, – позволяет себе колкость Ло Кай.
Взгляд напротив становится еще более недружелюбным и холодным, хотя до этого казалось, что это просто невозможно. В голову закрадываются догадки, но Ло Кай не хочет верить в такие странные совпадения.
– Если вы знали семью Сун, почему не приходили сюда раньше? – продолжает допрос незнакомец.
Ло Кай вздыхает и направляется к выходу с тропы.
– Я здесь по просьбе близких. Прошу меня простить, если помешал вам. Я уже ухожу.
К его удивлению, мужчина преграждает ему путь.
– Близких? Вы знаете брата и сестру Сун?
– Позвольте пройти.
На его локте сжимаются сильные пальцы. Под тонкой кожей перчатки явно видны очертания крупного кольца на указательном.
– Да есть же у вас имя, черт возьми? – спрашивает незнакомец, и сомнения Ло Кая в том, кто это, начинают рассеиваться. Неужели Цай Ян и этот человек перед ним когда-то были близкими друзьями? К тому же в его внешности нет совершенно ничего общего с Мао Янлин с ее мягкими чертами лица и очень спокойной, не бьющей в глаза, как яркий свет, красотой.
– Меня зовут Ло Кай. Я могу попросить представиться и вас? – Ло Кай тянет руку на себя, не прикладывая усилий, в надежде, что этого будет достаточно, чтобы его отпустили.
– Мао Линь, – коротко отзывается мужчина, с явной неохотой разжимая пальцы. – Я должен был догадаться. Вот мы и встретились, господин Ло.
И все-таки это брат Мао Янлин. Когда они на прошлой неделе по уже давно заведенной традиции водили детей в кафе, девушка рассказала Ло Каю о том, почему дороги Цай Яна и Мао Линя разошлись. Упомянула она и то, как брат обидел Сун Цин на суде по делу о пожаре, сказав в сердцах, чтобы она не приближалась к нему и его семье.
– Брат очень жалеет о своих словах, я в этом уверена, – вздыхала Мао Янлин, медленно помешивая ложечкой свой кофе. – Если бы он только мог повернуть время вспять и выслушать А-Сяо, он бы это сделал не раздумывая. А-Линь даже со мной отказывается об этом говорить. На первый взгляд кажется, что они с А-Сяо совершенно разные, но упрямство у них одно на двоих.
Неприязнь Ло Кая возрастает в одно мгновение против его воли, особенно когда Мао Линь кривит бледные губы и с плохо сдерживаемой злостью заявляет:
– Надеюсь, вы не будете настолько бестактны, чтобы заявиться еще и к моему отцу? О чем бы вас ни просил Цай Ян, я не позволю постороннему человеку тревожить своих родных и оскорблять их память.
– Господин Мао, – сдержанно произносит Ло Кай, – прошу вас соблюдать приличия, соответствующие месту, в котором мы находимся.
– Вам ли говорить о приличиях?! – взрывается Мао Линь. С дерева неподалеку взвивается в воздух стайка напуганных птиц. – Цай Ян сам ни разу не пришел к отцу! Если он так хочет почтить его память, пусть явится сюда лично!
– Господин Мао, это могилы семьи Сун. К вашей семье это не имеет никакого отношения, – строго говорит Ло Кай. – Прошу меня простить.
Он обходит Мао Линя, который только фыркает в ответ на его слова. Как и ожидает Ло Кай, тот не успокаивается и все же выкрикивает в спину:
– И не вздумайте больше приходить сюда!
Ло Кай только прикрывает глаза, не замедляя шаг. Теперь у него нет сомнений в том, что этот человек действительно одними своими словами мог причинить боль Цай Яну. Жалеет он об этом или нет, сказанного не воротишь. Он вспоминает рассказ Хао Ки о том, что Мао Линь переводил деньги на счет, открытый для поисков Сун Цин. Сейчас в это даже сложно поверить.
Ло Кай не сомневался, что Сун Фэй попросит его пойти на каток, как только зима окончательно вступит в свои права. Она говорила, что не любит кататься на крытых аренах, а потому с нетерпением ждала, когда будет достаточно холодно, чтобы катки появились в парках.
За это время Сун Фэй привыкла к нему. По крайней мере, Ло Кай осмеливается так думать, потому что девочка начинает встречать его в вестибюле в условленные дни, уже одетая и готовая к прогулке. Несмотря на то, как много она говорит и рассказывает о себе и своих друзьях из приюта, Сун Фэй по-прежнему не упоминает свою семью. Ло Кай обсуждал это с Мао Янлин, и та успокаивала его, обещая, что всему свое время.
– Вы сами согласились с тем, что она похожа на А-Яна, – говорила она. – Быстро ли он смог вам довериться? Общаться, дружить – да. Но чтобы доверять, таким людям, как они, нужно куда больше времени. Все приложится, господин Ло. Поверьте.
Ло Кай и сам не знает, готов ли к этому разговору. Близится время, когда Сун Фэй должна будет выслушать и его собственную историю. Так что одна ли она что-то недоговаривает в их непринужденной дружбе? Хотя это не делает ее менее приятной – Ло Кай ловит себя на мысли, что ждет встреч с девочкой почти так же, как звонков Цай Яна по вечерам.
– Ло-гэгэ, давай скорее! – вертится Сун Фэй у бортика, поторапливая его.
Ло Кай в последний раз вставал на коньки, когда ходил на каток с матерью. Та очень любила кататься и брала с собой обоих сыновей всегда, когда была такая возможность. Если они проводили время втроем, это чаще всего был именно каток. Отец с ними ни разу не ходил, предпочитая в такие вечера оставаться дома, чтобы почитать или побеседовать с дядей. Мама чувствовала себя веселее и беспечнее без пристальных взглядов старших мужчин. Когда Ло Кай еще не очень хорошо катался, она брала его за обе руки, разворачиваясь к нему лицом, и ехала спиной, вычерчивая лезвиями замысловатые петли на матовом льду. «Смотри на меня, А-Кай, вот так, голову выше! Помни, когда-то все мы и ходить не умели», – смеялась она, сжимая его пальцы в своих теплых ладонях.
Не забыл ли он за эти годы, как вообще стоять на коньках?
– Ло-гэгэ! – картинно запрокинув голову, кричит в вечернее небо, подсвеченное городскими огнями, Сун Фэй.
Ло Кай потуже затягивает узел на коньках и идет к ней. Девочка широко улыбается и сразу берет его за руку, едва он ступает на лед.
– Со мной точно не упадешь! – гордо заявляет она. – Ого, а говорил, не помнишь, как кататься!
Ноги как-то сами вспоминают, как двигаться, а тело – как удерживать равновесие. Мама когда-то тоже удивлялась, как быстро он учится. Сун Фэй еще какое-то время катается с ним, а потом отправляется нарезать круги рядом самостоятельно. На катке не так много людей в будний вечер: по периметру с мягким шуршанием лезвий по льду проносятся молодые пары, держась за руки, смеются дети, догоняя друг друга и регулярно растягиваясь на льду одним смеющимся клубком.
На скулах Сун Фэй быстро расцветает румянец, глаза загораются озорным блеском. Она искренне отдается веселью: открыто смеется вместе со всеми, хватается за Ло Кая, чтобы он покатал ее на зависть другим детям, и даже показывает им язык.
– Тебе же неудобно в этом пальто, оно длинное, – ворчит Сун Фэй, вцепляясь в черный кашемир, чтобы удержать равновесие.
Ло Кай на всякий случай берет ее за локоть.
– Ты же сама попросила его купить, – говорит он.
– Ага, у тебя куртки нет, что ли? – девочка чешет лоб под шапкой. Ло Кай поправляет ее, чтобы прикрывала уши. – Ну хоть не траур, а то потеряла бы тебя в снегу и не нашла.
– Тебя тоже неплохо видно.
Сун Фэй хихикает. Когда стало прохладнее, Мао Янлин обрядила ее в малиновый пуховичок с белой опушкой. Ло Кай без усилия находит ее взглядом среди других детей, хотя, возможно, даже без яркой одежды это было бы несложно. Почему-то Сун Фэй всегда приковывает к себе внимание, где бы ни находилась. Она не знала никого на этом катке, когда они только пришли, но Ло Кай уже слышит, как периодически ребята выкрикивают ее имя.
– Пойдешь к друзьям? – спрашивает он, когда Сун Фэй уже пару минут едет рядом, держа его за пальцы.
Девочка качает головой.
– Неа. Хочу с тобой. Ты правда давно не катался?
– Да, – придерживая ее на повороте арены покрепче, отвечает Ло Кай. Сун Фэй только ускоряется перед препятствиями, вопреки инстинкту самосохранения.
– А с кем ты ходил?
– С мамой и братом.
– А где твоя мама? Ты меня с ней познакомишь? – легким тоном спрашивает она, перехватывая его руку, чтобы ехать вперед спиной.
– Моя мама умерла, – сцепив с ней пальцы понадежнее, чтобы она не опрокинулась и не ударилась, отвечает Ло Кай. – Осторожнее, не упади.
Сун Фэй поднимает на него темные блестящие глаза.