– Дайте мне уже попробовать! – кричит Цай Ян.
– Пей свой сакэ! – рявкают они вдвоем.
Жучок, похоже, отлично провел время дома один. Он вытягивается на диване, широко зевая, когда Цай Ян включает свет в гостиной. В их новой квартире действительно есть что посмотреть. Сун Цин окидывает взглядом высокие панорамные окна с заревом городских огней за ними и борется с желанием сразу же попросить показать ей террасу, выходящую на другую сторону дома. Здесь и правда очень красиво.
– А-Сяо, у вас уютно, – присоединившаяся к ним после прогулки Мао Янлин садится на большой диван и затаскивает кота на колени. – Да? Ты тоже так думаешь? – спрашивает она, обхватив его мордочку обеими руками.
– У тебя кот? – спрашивает Цай Яна Мао Линь.
– Да. Это Жучок.
– Крокодил шерстяной, – фыркает Мао Линь.
Все смеются, заставляя его недоуменно нахмуриться. Цай Ян издает довольный возглас.
– Вот! Вот! Хоть один мой единомышленник!
Мао Янлин прижимает Жучка к груди, как ребеночка.
– Не слушай их. Мои братья ничего не понимают. Ты самый красивый котик!
Сун Цин прикрывает глаза ладонью и качает головой.
– И как я с Цай Яном жила в одной квартире столько времени… – произносит она.
– Ты еще будешь скучать и просить, чтобы я вернулся! – Цай Ян качает указательным пальцем и с самодовольным видом идет на кухню, которая здесь объединена с просторной гостиной и находится за широкой стойкой из камня. – Ло Кай, а ты купил вина?
– Да.
– Отлично!
Дети почти сразу уходят в комнату А-Бэя, откуда теперь время от времени доносится их громкий смех. Где-то через час приходит А-Чан. Сун Цин молча бросает взгляд на его встрепанные волосы и довольную улыбку, но уговаривает себя подождать с расспросами до дома.
– Ох, у нас кончились бокалы, – вздыхает Цай Ян. – Пойду поищу, может, у хозяев тут осталась посуда.
– Я схожу, – поднимается с места Ло Кай.
Цай Ян кладет руки на его плечи, заставляя сесть снова.
– Я справлюсь, Ло Кай. Не зря же я столько отработал в барах и магазинах.
А вот за это Сун Цин всегда будет Ло Каю благодарна, кроме ряда других вещей, за которые она уже успела сказать ему «спасибо». После не одного дня уговоров Цай Ян оставил в качестве работы только занятия дизайном, чему когда-то и хотел посвятить свою жизнь. Теперь у него есть возможность развиваться в этом направлении и наработать себе имя. В чем Сун Цин никогда не сомневалась, так это в его таланте.
Цай Ян уходит в соседнюю комнату, и Сун Цин поворачивается к Мао Линю.
– Ты вернулась к медицинской практике? – спрашивает он.
– Да. Мне нужно только сдать на квалификацию, это уже скоро.
Мао Линь морщится.
– Снова сидеть с учебниками?
Сун Цин усмехается и отпивает вино.
– Не представляешь, как мне не хватало книг все это время.
Мао Линь вдыхает, собираясь что-то еще сказать, и резко давится воздухом – из комнаты доносится возглас и звук удара чего-то тяжелого об пол. Сун Цин кажется, что она мгновенно вскакивает со своего места, но нет – Ло Кай делает это еще быстрее.
– Цай Ян! – зовет он, заходя в комнату.
– А-Сяо, ты в порядке? Что случилось? – кидается следом Мао Янлин.
Сун Цин тоже заходит вместе со всеми и облегченно выдыхает – Цай Ян сидит на полу, потирая рукой пятую точку, и смеется. Ло Кай опускается рядом и берет его за плечи.
– Что случилось?
Перед Цай Яном лежит какой-то невысокий, но даже на вид тяжелый деревянный сундучок с красивой резьбой на торцевых стенках.
– Клянусь, оно упало на меня сверху, когда я рылся на полке. Вы не поверите! – продолжая смеяться, произносит Цай Ян и откидывает крышку.
Сун Цин и правда глазам своим не верит. Это как еще одна материализовавшаяся картинка из прошлого. И уж это прошлое она никогда даже не чаяла вернуть.
– Маджонг! – восклицает Мао Янлин. – Откуда он у вас?
– Может, хозяева оставили? – говорит Сун Чан. – Сто лет в него не играл. Цай Ян, ты не ушибся?
Цай Ян отмахивается.
– Нет, что со мной будет?
Ло Кай помогает ему подняться, и теперь они все стоят вокруг сундучка с фишками, разглядывая игру, в которую когда-то резались дни и ночи напролет.
– Сыграем? – первой нарушает молчание Сун Цин и, поймав взгляд Мао Линя, добавляет: – Пока не выиграешь.
И они действительно делают это. Возвращаются в гостиную, устраиваются за столом, наплевав на то, что Сун Чану не хватает бокала – тот уверяет, что ему и из обычной чашки вино вкусное, – и выпадают из жизни на пару часов, занятые игрой. Эта простая деталь приносит столько ностальгии, что они наперебой вспоминают и пересказывают Ло Каю истории из своего детства. Оказывается, если отпустить все плохое, что хранит твоя память, можно понять, как много на самом деле было и хорошего.
Мао Линь выигрывает – спустя два часа. Или почти пятнадцать лет с тех пор, как они играли вот так все вместе в последний раз.
Сун Цин не может насмотреться на улыбки своих друзей, таких повзрослевших, изменившихся, но все равно самых близких. Если те восемь лет, что она провела, чувствуя себя заблудившейся во мраке, несмотря на палящее над головой солнце, были платой за все это, оно того стоило.
Когда наступает ее очередь пропускать кон в игре, рассчитанной на четверых, она все же выходит наконец на террасу, о которой так много слышала от Цай Яна. Квартира находится на двадцать четвертом этаже, и у нее дух захватывает от открывающегося вида на Токио. Она не думала, что когда-то этот город станет для нее родным, но, кажется, это случается в эту весеннюю ночь. В момент, когда она меньше всего этого ждет.
На высоте дует прохладный ветер, и Сун Цин с удовольствием подставляет под него лицо. Досюда не долетает шум дорог и звуки города – только свист ветра. Кажется даже, что переливающееся вокруг поле огней издает какой-то легкий гул вместе с мерцанием.
– Я же говорил, эту квартиру можно снимать уже только ради этой террасы, – раздается у нее за спиной голос Цай Яна.
Сун Цин оборачивается, не скрывая улыбки.
– Тут я с тобой соглашусь. Здесь очень красиво.
Цай Ян тоже улыбается и подходит ближе, заглядывая за высокий парапет.
– Надо будет затащить сюда Мао Линя. Он, наверное, до сих пор боится высоты, – говорит он.
Они какое-то время молчат, думая каждый о своем и рассматривая утопающий в огнях город внизу. Никогда не спящий. Никогда не бывший ближе, чем сейчас.
– Я хотел спросить тебя, – произносит Цай Ян, опустив голову. За выбившимися из заколки прядями Сун Цин не видит его лица.
– Что? – спрашивает она, нахмурившись.
– Ты не будешь против, если я… В общем, когда все будет хорошо с работой, на которую у меня теперь есть время благодаря Ло Каю, я хотел бы официально усыновить А-Бэя.
Сун Цин отворачивается, пряча улыбку, хотя Цай Ян на нее не смотрит.
– Он и так, по сути, твой сын. Какая разница, что написано в бумажках?
Цай Ян смеется.
– Да, но я хотел бы съездить с ним в Китай. Знаешь, вернуться туда на время, посмотреть, показать ему. Он почти ничего не помнит, так как был слишком маленьким, когда мы уехали.
– А А-Фэй?
Цай Ян пожимает плечами.
– Ло Кай и так ее официальный опекун. Думаю, со временем либо он, либо я сможем ее удочерить. Фа Цаймин пообещал выяснить все и попробовать помочь.
Сун Цин фыркает и слегка пихает его плечом.
– Конечно, я не против. Только сами разбирайтесь с тем, как вы будете объяснять детям, почему у них вышли разные отцы.
Она поворачивает к нему голову. Цай Ян смотрит на небо, убирая с лица мешающие волосы.
– Пока они такого вопроса не задавали, – с улыбкой отвечает он. – Думаю, эти дети уже привыкли к тому, что у нас странная семья. Вся. Целиком.
Сун Цин слышит осторожные шаги и оборачивается, видя вышедшего на террасу Ло Кая. Он подходит ближе.
– Там уже моя очередь? – спрашивает Сун Цин.
– Да.
Она кивает и решает вернуться в гостиную. У самой двери она оборачивается, чтобы бросить еще один взгляд на город и ночное небо. Вдалеке переливается яркими синими звездами Токийское Небесное Дерево.
Здесь, на высоте, не слышно ничего, кроме ветра и стука собственного сердца.
Все истории когда-нибудь заканчиваются. Некоторые остаются в наших сердцах на всю жизнь, а некоторые будут жить и после нас, передаваемые из уст в уста. Вселенная бесконечна, мир огромен, и мы никогда не сможем постичь все его тайны до конца. Может, где-то есть другие мы. Может, где-то есть другие они. Ведь почему-то, встретив на улице случайный взгляд, нам порой хочется остановиться. Обернуться. Сказать «я так долго тебя искал».
Истории заканчиваются. Некоторые происходят рядом с нами. Некоторые – в других мирах, о которых мы можем только догадываться. Никто не может с уверенностью сказать, что что-то никогда не случалось и является лишь чьей-то выдумкой. Выдумка или реальность – однажды тронувшее наше сердце навсегда останется с нами. Возможно, даже изменит. И мы станем лучше, чем были вчера. Разве это не магия? Нечто, что не поддается объяснению науки.
Вечером я закрываю свой магазинчик, оставляя за его дверями еще не написанные и никем не отправленные письма, еще не высказанные слова, еще не выплаканные слезы. Они будут дожидаться момента, когда кто-то будет готов выразить свои мысли или рассказать свою историю.
Токио встречает меня пестрящими улицами и запахами весны. Самый своенравный, гордый, непокорный город мира, который освещает небеса по ночам своими огнями, соперничая со звездами. Город, в котором хочется потеряться. Идущие навстречу люди не боятся смотреть мне в глаза и не отводят взгляды, когда я улыбаюсь им. Когда ты гуляешь по Токио в одиночестве, так происходит всегда. У каждого, кого я вижу, за плечами своя история. И каждая – прекрасна.
А это – мое письмо. И сегодня я заканчиваю его, надеясь лишь на то, что кому-то станет немного теплее. Помните о том, что для кого-то ваша улыбка – главный свет в этом мире. Помните о том, что написать и отправить письмо можно, даже не зная точного адреса. Это я и делаю. И я знаю, что оно дойдет.