– ТЫ МНОГО СМЕЯЛСЯ, СМЕРТНЫЙ! ИДИ ЖЕ, ПОСМЕЁМСЯ ВМЕСТЕ! МЫ ЗНАЕМ! ВСЁ-ВСЁ! ДАЖЕ ПОГОВОРКУ! ХОРОШО СМЕЁТСЯ ТОТ…
– Кто ржёт, как конь, – Генка скрипнул зубами и шагнул в темноту, навстречу железному чудовищу…
Мужики. У них всегда есть какие-то дела, намного важнее, чем чувства. Кто-то читает Достоевского, кто-то сдаёт сессию, а кто-то воюет с монстрами. Не находится у них времени для Маруси. Не к девчоночьей же туфталогии обращаться? Мол, любовь должна пройти через препятствия и испытаться временем. Тьфу ты! Алые паруса, тоже мне! Без сказок, конечно, скучно. Но фиг с ними, когда такое! Взял и толкнул с горы, сидит себе и ждёт, когда инопланетяне дадут ему в руки стреляющую палку. А ей отдувайся тут. Мужики! Небольшая обида на Генку, как обратная сторона восторга и заботы, подхлестнула желание к действиям. А сама-то хороша? Расселась на крылечке, «Беломорину» посмолила и дуешься, как ребёнок… Ей захотелось вновь стать маленькой, неопытной и счастливой. Чтобы ещё ничего не произошло. И отец жив, и мама рядом. Деньги и страдания ещё за гранью понятий. А любовь не раскололась на маленькие части, наспех раздаренные мужикам. И конечно, в розовом мире детства нет места чудовищам, реальным выходцам из мира взрослых.
Сергей Карлович куда-то запропастился, дождина перешёл на низкий уровень мороси, истощая запасы терпения. Девушке надоело мёрзнуть в мокрой одежде. Что самое странное – санаторий оказался закрытым. Она пыталась стучать и дёргать дверь, но ощущение бесполезности занятия не покидало. Более того – походило на напрасный танец перед экскаватором. Возможно, главврач уехал со всеми на автобусе, оставив машину чтобы забрать её потом. Но после не смог, поскольку город постепенно соскользнул в чистилище. Прикинув, что так оно и могло быть, Маруся под дождиком принялась за нехитрые хлопоты, которым машина Сергей Карловича подвергалась тайком не один раз. Поэтому она знала, что в багажнике у него всегда есть шланг. Багажник, как ни странно, был открыт. И салон не заперт. Лучше бы наоборот. Машина закрыта – а в санаторий входи. Надо же – и ключи в зажигании. Да-а, Сергей Карлович, Папа Карло – местное «погоняло», стареете, склерозик наметился.
Жутко, до ломоты меж рёбер захотелось сесть внутрь, в сухое и уехать. Прямо сейчас. И гори всё синим пламенем! Но оставлять мотоцикл!? Это выше сил. И так больше ничего не осталось. Ружьё, деньги, любовь – всё к чёрту! Даже «Сбербанк», где хранился вклад, наверное, сгорел или разграблен. Местные мутанты вряд ли позаботились о тайне вложения. Только «Хонда». Зэка угнал её, но чудом мотоцикл вернулся и спас ей жизнь, уверенно вынес из опасного места, где бешеный экскаватор, возможно, растоптал уже её Гену, её Молчуна, гвардии старшего в запасе и так далее, как вокзал, только наоборот. И был ли он вообще? Человек-призрак. Ходили ли они в тайгу? Миражи. Сон. Ведь не бывает такого: чудовища, оживший вертолёт, жидкий медведь, прыжок со скалы – невозможно поверить, вместить в мозг случившееся нельзя. А лодка? Побасёнка старика. Сказки, блин…
С тем будничным делом, которым она занималась, пережитые приключения никак не вязались. Маруся впихнула шланг в бензобак, приготовила мятое ведро из багажника, втянула в себя воздух… Аккуратный врач всегда исправно заправлялся под завязку. Бензиновый маслянистый поток облил подбородок. Плюясь, Маруся направила шланг в ведро. Струя зажурчала, толкаясь в узком железном пространстве, дождь виновато тонул в жёлтой ёмкости. «Хватит», – решила девушка, упаковала шланг обратно, а ведро отнесла к мотоциклу. Мокрые ладони подвели, или силы уже не те, ведро скользнуло по пальцам, обильно оплескав бензобак снаружи.
– Чтоб тебя! – Маруся сконцентрировалась. Эх, воронку бы! Сколько раз собиралась купить!
Ведро отнесла обратно в машину. Чужого нам не надо. Готовая, накормленная «Хонда» лоснилась от дождя, просясь в дорогу. «На машине-то быстрее. Туда-обратно. А главное – сухо», – ещё раз подверглась искушению девушка, закрывая багажник. Но последняя фраза – явно из пошловатого рекламного ролика – покоробила, она решительно вытерла руки об джинсы, скорее по привычке, чем от необходимости, и ощутила их неприятную мокроту.
Громыхнуло сверху. Скорее почувствовала, чем заметила она, как затряслись тросы подъёмника и задрожала гора, словно грозилась родить вулкан. Маруся задрала голову, проследив мимоходом зелёный спуск, по которому недавно скатилась. Наверху светло от прожекторов, скрип в мокром, скрежет железа. Слабо прячась, наискосок мелькнула стрелка молнии, вполсилы ударил барабан грома, словно хлопушка за два квартала. Гроза уходила к городу. Но на макушке горы бушевало непонятное противостояние человека и экскаватора. Она могла быть там в данную минуту. Но хотела ли? Генка толкнул, выгнал, отослал, сберёг. Мужики. Хорошо хоть на это ума хватает. Взгляд переместился на окна. Темно. А вот Сергей Карлович явно не в себе. Ключи в машине. Педантичный врач перестал быть таковым. С чего это вдруг? Да и здесь ли он? Она же стучала! Так он тебя и услышал на третьем этаже… Окно с той стороны. Чёрт его знает, что там будет дальше. Экскаватор спустится, и симпатяга Карло в лучшем случае превратиться в лепёшку, а в худшем… Представленный образ главврача с полужидким туловом и белой, сморщенной губкой на лице, из-под которой торчит клин бороды, не показался ей таким уж нереальным. Надо предупредить. Или выяснить: здесь или нет?
Маруся обогнула крыльцо, бегло озирая фасад. Света нет. А окно в комнате отдыха разбито. Что бы это значило? Теперь на мотоцикл, к «сарайчику», переодеться и дёру, ну! «Благородный Дон. Это не великан, это мельница!» – «Всего лишь мельница, мать её!» Как там говорил Молчун? Поставил себя на его место? Это вам не всего лишь, и не Санчо с ранчо. Чтобы сделал зэка когда ливануло? После волков, усталый и явно нездоровый. Вспомни, он с трудом взобрался на сидение? Слюна на подбородке? Забудь страх. Лиса заразила его. Мельница? А ты уверена? Великан! А ты проверила? Сколько он ждал их там, в дыму? Терпеливый, сукин сын! А это тебе как – ползущее одеяло?! «Ну, как я его? Последним патроном!»
Разбитое окно. Терпеливый бандит. Это о чём-то вам говорит? Опять стихи, будь они не ладны…
Он ждал их на пасеке, втёрся в доверие, бросил в огне, когда стало опасно, затем вернулся Дедом Морозом и опять бросил, затем вновь выждал и отобрал «Хонду». Почему бы ему ещё раз не подождать? Здесь. В санатории. Чёрт, главврач, наверняка, корчился в агонии, пока она сливала бензин с его машины. Нет, Маха. Долго будешь сопли жевать? Или, в конце концов, выберешь: всего лишь или всё? Кто научил тебя трусить? Асур Нурлиев? «Не ходи туда!» – бледный очкарик Андрей. Прачечная? Ворвалась, не боялась. «ПО РОГАМ ЗАХОТЭЛА?» Андрей и Молчун. Пытались оградить, уберечь. Мужчины! Не получилось.
Тяжело вздохнув, как бы извинившись перед старушкой «Хондой», что так долго заставляет себя ждать, Маруся подтянулась на руках и осторожно перелезла через подоконник. Ага. Где-то здесь бильярдный стол. Прямо под окном. Она пошарила, обнаружила мокрое и липкое, наверное, от дождя, сукно и громко спрыгнула, тут же слегка поскользнувшись. По зданию пробежала дрожь, неприятно отозвавшись в теле. Гора ещё раз качнулась, вибрируя. Может, и вправду – вулкан? Если по-Генкиному, вполне вероятно. Экскаватор с Молчуном проваливаются в разверзающееся жерло, окутанные потоком лавы….
Темно, блин. Ступая по скользкому полу, ощупывая руками стол, она добралась до комода. В отличие от Вожорского, она знала, где включается свет. Ярко вспыхнула лампа в саване зелёного абажура. И Маруся зарыдала всхлипами, обнаружив, что рука, сползающая с выключателя, густо перемазана кровью.
61
Будет тихо и странно
Угасание дня.
Будут зори и травы,
Но уже – без меня…
Танька из второго корпуса была помешана на счастье. У неё даже выработалась целая наука о счастье с теорией и практикой. Теория заключалась в том, что она выписывала из книг и услышанные от других определения счастья в тонкую школьную тетрадь. А практика – в безумных чудачествах, испытаниях, авантюрах, в которые она успешно затаскивала подруг и знакомых. Все, кто так или иначе связывался с Танькой, обычно ухохатывались над ней, но Маруся впоследствии обнаружила, что все вспоминают приключения с Танькой как самые счастливые моменты в жизни. Со временем образ Таньки-счастьелюбки обрастал слухами и становился легендарным. Её удочерили, она ушла из интерната. Возможно, стала счастливой. Скорее всего. Потому как не умела быть другой.
Маруся вспомнила, как вместе с Танькой выиграли в лотерею в книжном магазине. Подруга уверено заявила, что у неё рука лёгкая, а у Маруси тяжёлая, поэтому они прекрасно друг друга дополняют. Маруся вытаскивала лотерейки из красочного крутящегося барабана, а Танька ловко их вскрывала, на выигрыш заказывали ещё и ещё, сумма с каждым разом возрастала. Её хватило на приобретение плеера, книгу фантастики и яркий плакат с Арбениной, который Маруся повесила у себя над кроватью. Сколько потом ни пыталась – лотерейные билетики скоропостижно оказывались бесполезными.
Именно о том весёлом случае с выигрышем, когда счастье буквально передавалось из рук в руки, а задорный смех уже нельзя было сдержать, вспомнила она сейчас, в разгромленной комнате пустого дома отдыха.
Лёгкая рука. Тяжёлая.
Возможно ли спровоцировать удачу, случай, стечение обстоятельств? Аксиома: для успеха дела нужны теоретик и практик, что редко сочетается в одном лице. Полёт фантазии Молчуна дополнил практичную Маху. Иначе можно свихнуться. Генка раздумывал и делал промах за промахом, но чётко предвидел результат. А ей приходилось испытывать действия на себе. Комната отдыха напоминала бойню. Куски человеческой плоти, густые лужи крови, алые капли брызг на стенах – первое, что бросалось в глаза. Здесь недавно кого-то искромсали, выпотрошили. Зелёное сукно бильярда пропиталось тёмно-красным. Ярко-красная туфля с выпуклым обрубком, торчащим из неё, виновато уткнулась в плинтус. Из-под кресла выглядывала чёрная макушка сплющенный головы. А на пороге щурилось от яркого света лохматое огромное существо, перепачканное кровью настолько, что невозможно было определить с какой стороны хвост и куда оно смотрит.