оду, как животное. Да по сути и был им – израненный, грязный, мокрый, голодный, почти труп.
Вода придала немного сил, ровно настолько, чтобы смог встать на колени и пить, подчерпывая горстями, окуная в ладони лицо. Когда в очередной раз убрал ладошки, то не поверил своим глазам – по реке плыла ЛОДКА! Обыкновенная старая зелёная лодка, но в ней НИКОГО. Но всё равно Иван закричал, вставая на ноги и шагая к ней, постепенно погружаясь в воду. Никто не отозвался. Что-то щёлкнуло в голове – утону! Но вода как-то сама подхватила и понесла. Когда лодка была совсем близко, изо всех сил вцепился в борт, перевалился и шлёпнулся на дно.
– Сколько я так лежал – не помню. Лодка плыла сама по себе, а я даже не мог пошевелиться. Иногда впереди шумели перекаты, но не было сил подняться, да и изменить ничего не мог.
Но непонятным образом лодка огибала все препятствия и плыла дальше. Солнце светило в глаза, но Иван не мог, да и не хотел их закрыть. Странное оцепенение, когда притупились боль и голод, ворвалось в голову осознанием, что он умирает или уже умер. Солнце высушило одежду, а лодка всё плыла. Он видел перед собой только небо, сгущающиеся, наливающиеся свинцовой тяжестью тучи. Показалось как-то, что проплывает под мостом, но не мог понять – показалось или на самом деле миновал мост. И тогда начал думать: что будет дальше? Причалит лодка когда-нибудь к берегу или так и будет плыть по течению? Заметит ли её кто-нибудь?
– Лежу, как дуб-дерево, и с берега лодка должна казаться пустой. Кричать не могу, ссохшийся язык прилип к горлу. Решил подняться. Сел и… лодка исчезла. Только что чувствовал под собой дно – и вот уже барахтаюсь в воде. Кое-как выбрался на берег и пошлёпал по гальке. Отлежался ещё раз, сил прибавилось. Протопал я значительно, покинул берег и поплёлся по лесу.
Никто не преследовал. Он просто шёл, иногда встречая заросшие тропинки, которые помогали от слишком беспочвенных скитаний. И даже если бы заблудился, ориентир на этот раз был – по правую руку река. А вскоре появился и другой. Поднимаясь на гору, увидел линию энергопередачи и побрел к близстоящей вышке. Подъём утомил, внезапно вновь почувствовал себя разбитым, а когда оказался на вершине, у подножия железобетонной махины, напоминающей огромную звезду, увидел город. Маленький макет. Он уместился бы на ладони. Прислонившись к арке подъёмника, послушал гудение электричества…
– Видимо, где-то там я потерял сознание, потому что когда очнулся, то был уже здесь, и врачи колдовали над куском мяса, что я из себя представлял. Как спустился с горы, как меня подобрали – не помню. Вот и всё.
Нависла пауза. Костенко растер ладонью лоб:
– Насчёт лодки я не очень понял. То появится, то исчезает. Чудеса какие-то, а?
– Сам ничего не понимаю, – согласился Бортовский, – возможно какая-нибудь развалюха. Снесло её течением от вырубок, протекала, должно быть, а я не заметил. А потом утонула. Но она мне здорово помогла.
– Ну и бог с ней, – кивнул майор, – прошлое твоё прояснилось. Поговорим о будущем. Как я понял, опыт у тебя есть. Придётся вернуться.
– О чём разговор?!
– Ситуацией владеешь. Найдёте вертолёт: выяснить – в сохранности ли объект № 1. Если так – доставишь в пункт назначения. Если нет… Уничтожить вертолёт. Ну, а если повезло, и кто-то из экипажа или сам Пантелеев жив, независимо – цел объект или нет, доставить сам знаешь куда. В четыре я покажу разработанный маршрут, выдам тебе карту, экипируетесь и – в путь.
– Кто пойдёт? – закуривая, осведомился Иван.
– Всех ты знаешь. Твой спаситель – спортсмен, афганец, паренёк патлатый и толстяк. К тому же, с вами будет проводник. Местная девушка.
– Баба?
– Кое-кому сто очков форы даст.
– Посмотрим.
– А ты не скалься. За пацаном присмотришь, афганца держи в узде, а с толстяком поосторожней.
– Что так?
– Представился корреспондентом НТВ. Документы в порядке. К четырём вся дополнительная информация о нём будет у меня.
– Журналист – так журналист.
– Иван, полегче. Имя Отто Бришфорг тебе о чём-нибудь говорит?
Бортовский вздрогнул, ссутулился:
– Жив?
– Вот-вот. Наши из Германии передали: вновь возобновилась утечка. К Пантелееву Отто давно подбирался. И не упустит случая покрутиться рядом с этой историей. Как мне кажется, лучшим для него будет затесаться в экспедицию, чтобы всё из первых рук, так сказать.
– И больше кандидатов нет?
– Девка и пацан отпадают, спортсмен тоже известен и в контактах с разведкой не замечен, хотя в заграницах бывал частенько. Афганец? Он, по-своему псих, но опять-таки солдат и насквозь виден, на него тоже ничего нет. А кто этот толстяк? Откуда взялся? Остальные-то местные…
– Ясно, – окурок с силой вдавлен в пол, – после выполнения задания – уберу, но вначале всё из него вытяну!
– Не торопись, – Костенко прошёлся по кабинету, заложив руки за спину, – вначале проработаем версию.
– Какую версию?
– Идиот! С тобой в тайгу идут пять человек. Идут спасать людей. Но каждый из них понимает – вертолёт что-то вёз. А больше всех хочет знать – кто? Отто! И ещё Егоров. Афганец его дружок, между прочим. Так что перевозилось на вертолёте?
– Объект № 1.
Костенко окинул взглядом помощника, словно ребёнок перед ним:
– Ваня. Если надо выжить или, наоборот, кого-то убрать – ты человек незаменимый. Но лишний раз подумать тоже не мешает. Что мог везти Пантелеев?
– Об… образцы.
– Какие?
– Откуда я знаю, чего он там наизобретал?
– Не годится. Ты когда-нибудь слышал о банде Соловьёва? Он ошивался здесь в гражданскую.
– А! Понял! Что-то вроде клада Колчака?
– Банду разгромили. Соловьёв ушёл в Хакасию налегке. Где он прятал награбленное – покрыто тайной, разве не так?
– Понятно. На вертолёте было золото.
– Допустим – золото. Это существенная разница!
– Не понял.
– Они будут спрашивать. Ты не знаешь, но слегка намекнёшь про золото.
– Почему золото?
– Жадность. Когда наступит решающий момент, когда вы найдёте вертолёт, они перегрызут друг другу глотки. И твоя задача станет намного проще.
– Какая задача? Ещё одно задание?
– Убрать!!!
– Всех?
– При любых обстоятельствах дела. Всех. Не надо свидетелей. Живые они будут опасны. Даже не представляешь, как опасны…
13
Рубаху имел, да стихи свои,
да угол в чужом и неприбранном доме,
доволен был пищей и выпавшей долей,
вот разве что не хватало любви…
Открывать своим ключом он не стал: а вдруг… как в прошлый раз… Нина открыла, смерила недоверчивым взглядом, по привычке проверяя на трезвость, буркнула: «Проходи». «Уже хозяйкой себя считает» – ёкнуло что-то. Пока Молчун возился в прихожей, Нина вновь уселась у зеркала, закручивая на плойку локоны и заглядывая в одну из школьных тетрадок, стопка которых солидно возвышалась на столике трюмо.
– А что отпуск уже закончился? – бросила через плечо.
– Нет. Вещички кое-какие собрать надо, – Молчун раскрыл гардероб и принялся упаковывать старенький походный рюкзак.
– В тайгу, что ли, собрался? – вопрос вонзился между лопаток.
…В туалете недовольно буркнул сливной бачок. Сейчас откроется дверь и выйдет Он в мятых семейных трусах… Нет. Показалось. Но Он здесь. Он всегда теперь будет присутствовать в этой квартире, будет хохотать, скаля прокуренные зубы, потрясая склоченной шевелюрой и отражаясь в зеркале. Он. Другой мужчина. Если бы Он не появился… Впрочем, и так всё катилось под гору…
– Оглох?! С тобой разговаривают, кажется! – Нина поморщилась, скривила пухленькие губки – плойка прижгла кожу. И за что ей такое наказание? Медведь, форменный медведь! Господи, неужели о такой жизни она мечтала в университете? Пять лет лишений и для чего? Чтобы прокисать в разрушающейся школе, где перевод текста из десяти предложений занимает два урока? Где сопливые оболтусы, у которых ещё и мошонка-то не проклюнулась, подчёркнуто заменяют первую букву в слове «юбер» на «ё»? И это после того, как на шею взвалили дополнительные шесть часов немецкого (угораздило же Смирновскую уйти в декрет!)? И кому, наконец, нужен в этой дыре её спецкурс итальянского? А тут ещё нелюдимый, замкнутый бывший муж приходит и треплет нервы. Мужик, пахнущий перегаром и вонючими сигаретами – за что?
Их совместная жизнь началась невесело: за пять лет три смерти. Вначале скончались его родители, потом её мать. Домик, где та жила, Нина продала сразу же во имя исполнения заветной мечты – машины! Через пару месяцев под окном сверкало новёхонькое «Audi». А что толку? Пока скотина расшевелился и возвёл неказистый, но надо отдать должное – крепкий гараж в кооперативе «Гудок», дважды снимали задние покрышки. Дожди и соседские мальчишки расцарапали и обмусолили краску. Венец всему – когда бестолочь умудрился завалиться на медкомиссии, и его не приняли на учёбу. А без прав – какая езда? Солидная куча денег после продажи гаража и машины какому-то врачу вначале расшевелили её воображение. Она даже согласилась на покупку земельного участка под дачу, прикинув преимущество свежих овощей перед магазинными. Он подыскал подходящий и недорогой огородик с домиком. Но после полуторачасовой тряски в электричке, которая ещё и умудрилась опоздать на четверть часа, коих хватило на то, чтобы до дачного посёлка отчалил автобус, а следующий намечался часа через два, Нина без разговоров села в электричку, отходящую в обратном направлении.
Они обзавелись кое-какой мебелью, но угрюмый мужлан напрочь отказался выбросить старую, якобы во имя памяти о родителях. И в конечном итоге, семейная чета совершила туристическую поездку по шести городам-героям. Нина не жалела потраченных денег. В Питере многие отдали должное её английскому и подзабытому итальянскому, в Бресте произвёл впечатление немецкий, оказавшийся невостребованным в Керчи и Симферополе. Остаток денег поглотила Ялта, куда они отправились после турпоездки. Загар и море – просто волшебство! В Ялте она встретила Рустама, который очень обижался, когда его называли грузином. «Зачэм так говоришь? Отэц абхазэц, дэд абхазэц. Рустам нэ грузин…» Ей нравился его восточный выговор, а обожание подразнивать «грузином» почему-то привело к близости. До встречи с Рустамом Нина считала себя «холодной» женщиной…