— Нет, спасибо, мистер Крекенторп.
— Неужто все так плохо? — Альфред засмеялся своей собственной маленькой шутке, а затем спросил о цели визита. Инспектор Крэддок стал задавать вопросы.
— Что я делал днем и вечером 20 декабря? Да откуда мне знать? Ведь прошло более трех недель.
— Ваш брат Гарольд сумел нам рассказать об этом дне во всех подробностях.
— Брат Гарольд — возможно. Но не брат Альфред. — А потом добавил с оттенком злобы. — Гарольд — счастливчик в нашей семье. Деловой человек, всегда занятый. У него находится время на все, и все делается вовремя. И если бы даже он совершил, — ну убийство, что ли? — то и оно было бы тщательно предусмотрено во времени и деталях.
— У вас есть определенные причины говорить такие вещи?
— О, нет. Просто взбрело вдруг в голову.
— Ну, а теперь расскажите о себе.
Альфред развел руками.
— Вот я и говорю, у меня совсем нет памяти на даты и места. Вот если бы вы спросили о рождественском дне, то я бы вам ответил. Тут есть за что зацепиться. Я точно знаю, где его провел. Мы провели его вместе с отцом в Брэкхемптоне. Он все время ворчал, как дорого ему обходится наш приезд. А если бы мы не приехали, то ворчал бы, что мы не думаем о нем. Вообще-то мы приезжаем ради нашей сестры.
— Так вы поступили и в этом году?
— Да.
— Но, к сожалению, ваш отец был болен, не так ли?
Крэддок умышленно вел разговор не о самом главном, поддавшись чисто профессиональному чувству.
— Он живет, как воробей, клюет понемногу, вечно занятый вопросами экономии, а тут вдруг плотно наелся и напился. Вот и результат.
— Только это?
— Конечно. А разве было что-то еще?
— Мне показалось, что врач был взволнован его болезнью.
— О, этот старый дурак Куимпер, — сказал Альфред с пренебрежением. — Зря слушаете его, инспектор, он большой паникер.
— Правда? А мне он показался человеком рассудительным.
— Он круглый дурак. Отец вовсе не инвалид. У него ничего страшного с сердцем, но он целиком подчиняется Куимперу. Естественно, когда отец действительно заболевает, то устраивает жуткую суету, заставляет Куимпера бегать туда и сюда, без конца забрасывает его вопросами. А в целом все выглядит смехотворно.
Альфред говорил с необычайным раздражением.
Крэддок некоторое время молчал довольно-таки многозначительно. Альфред заерзал, быстро взглянул на инспектора и нетерпеливо спросил:
— Так в чем же дело? Почему вы хотите знать, где я находился в пятницу три или четыре недели тому назад?
— Вы помните, что была пятница?
— Мне показалось, что вы так сказали.
— Может быть, — согласился инспектор Крэддок.
— Во всяком случае, я спрашиваю о пятнице 20 декабря.
— Почему?
— Обычные уточняющие вопросы.
— Чепуха! Вы узнали что-то еще о той женщине?
— Наши сведения пока неполные.
Альфред быстро взглянул на него.
— Я надеюсь, вас не ввела в заблуждение сумасбродная версия Эммы, будто убитая могла оказаться вдовой моего брата Эдмунда. Это полнейшая чепуха.
— А Мартина никогда не обращалась за чем-нибудь к вам?
— Ко мне? Упаси боже! Это выглядело бы смешно.
— Вы думаете, она обратилась бы к вашему брату Гарольду?
— Это более вероятно. Его имя часто встречается в газетах, он обеспеченный человек. Если бы она попыталась обратиться к нему, я бы не удивился. Но Гарольд такой же скряга, как и сам старик. Эмма, конечно, самая добросердечная из всей семьи. И к тому же она считалась любимицей Эдмунда. Но Эмма не легковерна, она очень быстро сообразила, что эта женщина могла оказаться подставной.
— Очень разумно, — сказал Крэддок. — А что, день, когда вы собрались вместе, назначили заранее?
— Мы должны были собраться вскоре после Рождества, в конце недели, 27-го… — Он замолчал.
— Ага, — сказал удовлетворенно Крэддок, — я вижу, некоторые даты все-таки оседают в вашей памяти!
— Так я говорю, что определенного дня никто не назначал.
— Но вы говорили о дне. Как вас понимать?
— Я действительно не могу вспомнить.
— И вы не можете сказать, что делали в пятницу 20 декабря?
— Простите, но все выскочило из головы.
— И у вас нет записной книжки или календаря, куда вы заносите время и дни назначенных встреч?
— Терпеть не могу таких вещей.
— Это была пятница перед Рождеством. Не так уж трудно вспомнить.
— Я играл в гольф, и даже с видимым успехом. — Альфред покачал головой. — Нет, за неделю да этого. Я, наверное, просто слонялся где-нибудь. У меня на это уходит масса времени. Я понял, что дела обычно лучше делаются в барах.
— Может быть, кто-нибудь из ваших друзей смог бы вам помочь?
Теперь Альфред казался более уверенным в себе.
— Я не могу сказать вам, что я делал в тот день, — сказал он. — Но я могу сказать, чего я не делал. Я никого не убивал в Длинном сарае.
— Для чего вы это говорите, мистер Крекенторп?
— Послушайте, дорогой инспектор, вы ведь занимаетесь расследованием убийства. И когда начинаете спрашивать, где я был в такой-то день и час, вы делаете упор на что-то определенное. Я бы хотел знать, почему вы выбрали день 20 декабря и время между обедом и полуночью. Может быть, кто-нибудь видел в тот день, как покойная входила в сарай? Она туда вошла, но никогда уже не вышла обратно. Или что-нибудь в этом роде?
Острый взгляд темных глаз пристально следил за инспектором Крэддоком, но тот не реагировал на вопросы Альфреда.
— Боюсь, что мы не можем сообщить вам ничего определенного, — сказал он вежливо.
— Полиция чересчур скрытничает.
— Не только полиция. Я думаю, мистер Крекенторп, что вы смогли бы вспомнить, что делали в ту самую пятницу. Но у вас, наверное есть свои причины, мешающие вспоминать об этом.
— На это вы меня не поймаете, инспектор. Конечно, очень подозрительно, что я не могу вспомнить, но так и есть на самом деле! Не могу! Хотя, подождите минутку. На той неделе перед Рождеством я ездил в Лидс и жил в гостинице недалеко от Таун-Холл. Никак не могу вспомнить ее названия, но вы легко выясните. Кажется, была как раз пятница.
— Мы проверим, — спокойно, без всяких эмоций сказал инспектор.
Он поднялся.
— Я очень огорчен, мистер Крекенторп, что вы не смогли помочь нам.
— И мне ужасно неприятно! Вот Гедрик имеет алиби, потому что он был на Ивице, Гарольд, у которого расписан каждый час для деловых свиданий и многолюдных обедов, тоже в силах оправдаться. И здесь же я, без какого бы то ни было алиби. Очень печально и глупо. Я уже говорил вам, что не занимаюсь убийствами. И к тому же, зачем мне убивать незнакомую женщину? Даже если она и вдова Эдмунда, то с какой целью нам убивать ее? Напротив, мы все бы радовалась, увидев, как приходится раскошеливаться отцу, выкладывать денежки, чтобы содержать жену Эдмунда и посылать его сына в приличную школу. Отец, конечно, был бы в ярости, но не смог бы из уважения к приличиям отказать им. Не хотите ли выпить перед тем, как идти, инспектор?
— Сэр, послушайте, что я скажу вам.
Инспектор Крэддок посмотрел на взволнованного сержанта.
— Что такое, Уэтералл?
— Я засек, сэр, этого парня. Я все пытался вспомнить, и вдруг меня осенило. Он был замешан в эту историю с консервами вместе с Дикки Роджерсом! Но тогда он ловко выпутался. И еще он был вместе с этими парнями из Сохо. Помните, дело о часах и итальянских золотых соверенах?
Конечно! Теперь Крэддок понял, почему лицо Альфреда казалось ему знакомым. Он стал притчей во языцех, но лишь на время, потому что доказать ничего не удалось. На Альфреде лежали подозрения в причастности к этим неблаговидным делам, но он сумел найти правдоподобные отговорки.
— Теперь становится кое-что ясно, — сказал Крэддок.
— Может быть, он?
— Нет, он не из тех, кто решится на убийство. Но зато очень понятно, почему он не мог доказать своего алиби.
— Да, для него же хуже.
— Не совсем уж глупо настойчиво заявлять, что ничего не помнишь, если не хочешь привлекать внимания к жизни, которую ведешь. Вроде тех интимных встреч на грузовике, переполненном парнями из банды Дикки Роджерса.
— Так вы думаете, что это не он?
— Я не могу сказать ничего определенного о ком-либо из братьев, — сказал инспектор Крэддок. — Надо еще крепко поработать, Уэтералл.
Вернувшись в комнату, Крэддок нахмурился и стал делать заметки в блокноте, лежавшем на столе.
«Убийца — высокий черноволосый человек!
Жертва? —
1) возможно, Мартина — подружка или вдова Эдмунда Крекенторпа;
2) возможно, Анна Стравинская. Выехала в Англию в подходящее для дела время. Исчезла в обусловленное время. Подходящий возраст и наружность, одежда и т. д. Никакого отношения не имеет к Рутерфорд-холлу. Возможно, первая жена Гарольда! (Двоеженство). Возможно, любовница (шантаж). Если связана с Альфредом, то и шантаж. Очевидно, имела сведения, которые могли упрятать его за решетку? Если Гедрик, то могла быть в связи с ним за границей. Париж? Балеарские острова?
Или
Жертва может быть Анной С., выдававшей себя за Мартину.
Или
Жертва — неизвестная женщина, убитая неизвестным убийцей.»
— Вернее всего, самое последнее, — сказал вслух Крэддок.
Он снова и снова печально перебирал факты. Далеко в этом деле не продвинешься, если не знаешь мотивов убийства. А пока все мотивы либо не отвечают требованиям ситуации, либо далеко не привлекательны. Вот если бы речь шла об убийстве старика Крекенторпа! Здесь уж было бы все ясно.
Что-то еще всплывало у него в памяти, и он делал заметки в своем блокноте:
«Спросить доктора К. о болезни на Рождество. Гедрик — алиби.
Расспросить мисс М. о слухах в последнее время».
Глава 16
Когда Крэддок приехал на Мэдисон-роуд, 4, он увидел там мисс Марпл и Люси Айлесбэроу. Вначале он заколебался, сумеет ли осуществить задуманный план, но потом решил, что Люси Айлесбэроу даже сможет стать его союзником.