– Чудесно выглядите, – сказала Люси.
Эмма полулежала в постели, мягкая розовая шаль на плечах оттеняла слабый румянец ее щек. Темные волосы были заботливо расчесаны и уложены сестрой. На туалетный столик Люси поставила накануне вазу с букетом осенних листьев. В комнате было уютно и не ощущалось даже намека на больничную обстановку.
– Я уже совсем поправилась, пора подниматься, – сказала Эмма. – Доктор Куимпер сказал, что завтра можно.
– К вам и вид вернулся здоровый, – сказала Люси. – Так я проведу к вам леди Стоддарт-Уэст?
– Да, ведите.
Люси опять спустилась вниз.
– Пойдемте, пожалуйста, я провожу вас к мисс Кракенторп.
Она повела гостью наверх, открыла перед нею дверь, потом закрыла. Леди Стоддарт-Уэст с протянутой рукой приблизилась к постели.
– Мисс Кракенторп? Я должна извиниться, что так бесцеремонно вторгаюсь к вам. Мы, кажется, уже встречались на спортивном празднике в школе.
– Да, – сказала Эмма. – Я вас прекрасно помню. Присаживайтесь, прошу вас.
Леди Стоддарт-Уэст опустилась в кресло, специально для того придвинутое к кровати.
– Вам должно быть очень странно мое внезапное появление, – начала она спокойным, негромким голосом, – но на это есть причина. И, по-моему, важная причина. Видите ли, мальчики многое мне рассказали. Вы понимаете, как взбудоражило их убийство, которое здесь произошло. Признаться, мне тогда это не понравилось. Я нервничала и собиралась немедленно забрать Джеймса домой. Но муж мой только посмеялся. Сказал, что это убийство явно никак не связано ни с вашим домом, ни с семьей, а для ребят, судя по его собственным детским воспоминаниям и письмам Джеймса, это безумно захватывающее приключение, и забирать их было бы просто жестоко. Я уступила и согласилась, чтобы они здесь оставались на весь ранее намеченный срок, покуда Джеймс не увезет с собой Александра к нам.
Эмма сказала:
– Вы считаете, нам следовало отослать вашего сына домой раньше?
– Нет-нет, речь вовсе не о том. О-ля-ля, как это трудно! Но я должна сказать вам то, с чем пришла. Видите ли, они ведь многое схватывают, мальчики. По их словам, эта женщина, убитая… у полиции есть мнение, что, может быть, она – та француженка, с которой ваш старший брат – тот, что погиб на войне, – познакомился во Франции. Это правда?
– Это один из вариантов, – сказала Эмма дрогнувшим голосом, – который мы не вправе отвергать. Возможно, что правда.
– И есть некие основания полагать, что это труп той самой Мартины?
– Я вам сказала – это один из вариантов.
– Но почему? Что навело их на мысль о Мартине? Какие-нибудь письма нашли при ней, документы?
– Нет. Ничего этого не было. Но видите ли, я получила от Мартины письмо.
– Вы? От Мартины?
– Да. Она писала, что находится в Англии и хотела бы приехать повидаться со мной. Я пригласила ее к нам, но пришла телеграмма, что она возвращается опять во Францию. Может быть, она действительно уехала во Францию, мы не знаем. Но после этого здесь нашли конверт, адресованный ей. Что, по-видимому, указывает, что она сюда приезжала. Только я, право, не понимаю… – Она замялась, ища нужные слова.
Леди Стоддарт-Уэст живо воспользовалась паузой:
– Не понимаете, какое до этого дело мне? Справедливо. И я бы не понимала на вашем месте. И тем не менее, услышав это, вернее, сбивчивый рассказ о чем-то в этом роде, я должна была приехать и удостовериться, что он соответствует истине, так как тогда…
– Да? – сказала Эмма.
– Так как в этом случае я обязана сказать то, о чем не хотела говорить вам никогда. Дело в том, что Мартина – это я.
Эмма уставилась на гостью, словно до нее не дошел смысл сказанного.
– Вы? Вы – Мартина?
Ее собеседница энергично закивала головой.
– Да. Уверена, что вы изумлены, но это правда. Я познакомилась с вашим братом в первые дни войны. Он, собственно, стоял у нас на квартире. Ну, остальное вам известно. Мы полюбили друг друга. Собирались пожениться, но случилось отступление на Дюнкерк, Эдмунда объявили пропавшим без вести. Позже пришло сообщение, что он убит. О тех днях лучше не говорить. Они были давно и остались в прошлом. Скажу лишь вам, что я очень любила вашего брата… Дальше была суровая действительность военного времени. Францию оккупировали немцы, я примкнула к движению Сопротивления. Была в числе тех, кому было поручено переправлять англичан по французской территории в Англию. Так я встретилась со своим будущим мужем. Он был офицер Военно-воздушных сил, сброшенный с парашютом во Францию для выполнения особого задания. По окончании войны мы поженились. Я не однажды думала, не следует ли мне написать вам или постараться с вами встретиться, но все-таки решила, что нет. Ни к чему ворошить воспоминания о былом. У меня новая жизнь и незачем возвращаться к старой. – Она помолчала. – Но скажу вам, я испытала удивительно отрадное чувство, когда выяснилось, что лучший школьный товарищ Джеймса – племянник Эдмунда. Могу прибавить – хотя для вас это, как я догадываюсь, не новость, – что Александр очень похож на Эдмунда. Я восприняла это как счастливое стечение обстоятельств – то, что Джеймс с Александром так подружились.
Она подалась вперед и накрыла руку Эммы своей ладонью.
– Вы видите, Эмма, дорогая, услышав такое об этом убийстве, о подозрениях, что убитая – та Мартина, с которой был знаком Эдмунд, я не могла не приехать и не сказать вам правду. Кто-то из нас двоих – либо вы либо я – должен поставить в известность полицию. Не знаю, кто эта убитая женщина, но она – не Мартина.
– Я все еще не в состоянии осмыслить, – сказала Эмма, – что вы, вы, – та самая Мартина, о которой мне писал мой родной Эдмунд. – Она вздохнула, покачивая головой, и вдруг озадаченно сдвинула брови. – Но что-то я не понимаю. Так, значит, это вы прислали мне письмо?
Леди Стоддарт-Уэст решительно мотнула головой.
– Нет-нет, конечно, нет, я ничего вам не писала.
– Тогда… – Эмма не договорила.
– Тогда есть кто-то, кто выдавал себя за Мартину, возможно, надеясь выманить у вас деньги? Да, должно быть. Вот только кто?
Эмма произнесла медленно:
– По-видимому, были в то время люди, которые знали о вас с Эдмундом?
Ее гостья повела плечами.
– Были, вероятно. Но я ни с кем не сходилась накоротке, не поддерживала тесных отношений. А с тех пор, как приехала в Англию, вообще не заикалась об этом. Кроме того, зачем было ждать столько времени? Странно, очень странно.
– Я тоже не понимаю, – сказала Эмма. – Посмотрим, что скажет инспектор Краддок. – У нее потеплели глаза. – Я так рада, что наконец-то вижу вас, милая.
– И я рада. Эдмунд так часто говорил о вас! Он был ужасно к вам привязан. У меня, знаете, все счастливо сложилось в моей новой жизни, но все равно есть такое, что не забывается.
Эмма с глубоким вздохом откинулась на подушки.
– Невероятное облегчение, – сказала она. – Покуда мы боялись, что убитая может оказаться Мартиной, нас не покидало ощущение, что это как-то связано с нашей семьей. И вот теперь прямо гора свалилась с плеч! Кем бы ни оказалась эта несчастная, ясно, что к нам она не имеет никакого отношения.
Глава 23
I
Стройная секретарша принесла Гарольду Кракенторпу обычную в этот предвечерний час чашку чая.
– Благодарю, мисс Эллис. Я сегодня уйду пораньше.
– Вам, по-настоящему, вообще не следовало бы еще приходить, мистер Кракенторп, – сказала мисс Эллис. – Вид у вас совсем неважный.
– Со мной все порядке, – отозвался Гарольд Кракенторп, хотя и впрямь чувствовал себя неважно. Еще бы, угодить в такую передрягу. Ну ничего, это все уже позади.
Невероятно, размышлял он безрадостно, что Альфреда скосило, а старик выстоял. Сколько, в конце концов, ему стукнуло – семьдесят три? Семьдесят четыре? И столько лет без конца болеет… Казалось бы, если уж суждено кому-то стать жертвой, то в первую очередь старику. Так нет же. Зачем-то ею должен был стать Альфред. Альфред, который, казалось бы, был крепкий, жилистый малый. Никогда не жаловался на здоровье.
Гарольд вздохнул и откинулся на спинку кресла. Секретарша права. Он пока не вернул себе надлежащую форму, но желание побывать в своей конторе пересилило. Хотелось проверить, как подвигаются дела, оценить положение вещей. Что ж, положение – критическое! Все буквально висит на волоске. Хотя обстановка кругом, – он огляделся, – этот шикарный кабинет, лоск светлого дерева, дорогие современные кресла – говорит о преуспеянии, и отлично, так и надо! Вот в чем Альфред всегда ошибался. Если внешний вид говорит об успехе, люди думают, что ты преуспеваешь. Пока о шаткости его финансового положения слухи еще не поползли. Но все равно, отодвинуть крах надолго невозможно. Ну почему, почему умер Альфред, а не отец! Так нет же, у этого как будто лишь прибавилось здоровья от мышьяка! Эх, унесла бы эта история с собой отца – и конец всем заботам!
И все же главное – не показывать виду, что тебя гнетет забота. Великая вещь, видимость преуспеяния. Не то что у бедняги Альфреда с его неизменно скользким, не внушающим доверия видом, – видом, который выдавал его с головой. Один из тех, кто занят мышиной возней с мелкими махинациями, кто никогда не играет по-крупному. Здесь покрутится с малопочтенной публикой, там обстряпает сомнительное дельце, никогда не переступая черту, за которой тебя карает закон, но всякий раз подходя к ней вплотную. И чего этим достиг? Короткие периоды безбедной жизни – и назад на скользкий и сомнительный путь. Альфреду несвойствен был размах. Так что, если вдуматься, не столь уж велика потеря. Он никогда не питал особенно теплых чувств к Альфреду, не говоря уже о том, что раз Альфреда не стало, то деньги, оставленные выжигой дедом, для каждого из наследников возрастут, став не пятой долей, а четвертой. Очень недурно.
Лицо у Гарольда немного прояснилось. Он встал, взял шляпу, пальто и вышел из конторы. Не мешает расслабиться на денек-другой. Он еще не окончательно окреп. Машина ждала внизу, и вскоре она уже пробиралась по забитому транспортом Лондону в направлении его дома.