Вот в чем Альфред всегда ошибался. Если ты выглядишь процветающим, то люди и считают тебя процветающим. Слухи о его финансовой нестабильности еще не распространились, но все равно крах неминуем. Если бы только скончался не Альфред, а отец, как ему, несомненно, и следовало!.. Кстати, после мышьяка он, кажется, лишь окреп... Да, если бы его отец скончался, — ну, тогда волноваться было бы не о чем.
И все-таки главное — не выглядеть обеспокоенным. Сохранять видимость процветания. Не то что бедняга Альфред, который всегда выглядел потрепанным и бездеятельным, то есть таким, каким и был в действительности... Одним из тех мелких спекулянтов, которые никогда не гонятся за большими деньгами. Якшался с темными личностями, заключал сомнительные сделки, никогда не позволял себе попасть под следствие, но ходил по самому краю... И куда это его привело? Короткие периоды процветания — а потом возвращение обратно к жалкому, нищему существованию. Альфред не отличался широтой взглядов. В целом нельзя сказать, что он — большая потеря. Гарольд никогда особенно не любил брата, а теперь, когда тот исчез, доля наследства, которую он получит по завещанию старого скопидома, своего деда, значительно возрастет — ведь ее разделят не на пять частей, а на четыре. Намного лучше.
Лицо Гарольда немного прояснилось. Он встал, взял шляпу и пальто и вышел из офиса. Лучше пару дней не особенно напрягаться.
Гарольд еще не чувствовал себя очень сильным. Его автомобиль ждал внизу, и вскоре он уже лавировал в лондонском потоке машин по направлению к дому.
Дарвин, его слуга, открыл дверь.
— Госпожа только что приехала, сэр, — сообщил он.
Какое-то мгновение Гарольд смотрел на него.
Элис! Боже правый, разве она возвращается сегодня? Он совершенно забыл об этом. Хорошо, что Дарвин его предупредил. Было бы неловко, если бы он поднялся наверх и слишком удивился, увидев ее. Наверное, это не имеет большого значения. Ни Элис, ни он не питали больших иллюзий насчет чувств друг к другу. Возможно, Элис его любит, он этого не знает; но в целом она стала для него большим разочарованием. Гарольд не был в нее влюблен, конечно, но она была довольно приятной женщиной, хоть и некрасивой. А ее семья и связи, несомненно, были ему полезны. Возможно, не так полезны, как могли бы, потому что, женившись на Элис, он учитывал положение будущих детей. Хорошие родственники для мальчиков. Но никаких мальчиков не было, и девочек тоже, остались только они с Элис. Старели бок о бок, уже почти ничего не могли сказать друг другу и не получали особого удовольствия от совместного общества.
Жена подолгу жила у родных и обычно зимой уезжала на Ривьеру. Ее это устраивало, а его не волновало.
Теперь Гарольд поднялся наверх, в гостиную, и поздоровался с Элис, стараясь быть любезным:
— Значит, ты вернулась, дорогая... Прости, что не смог тебя встретить, меня задержали в Сити. Я вернулся, как только смог. Как было в Сан-Рафаэле?
Элис рассказала ему, как было в Сан-Рафаэле.
Она была худой женщиной с волосами песочного цвета, красиво изогнутым носом и рассеянными светло-карими глазами. Разговаривала она воспитанным, монотонным и внушающим уныние голосом. Обратный путь прошел хорошо, пролив был довольно бурным, таможенники в Дувре, как обычно, придирались.
— Тебе следовало лететь самолетом, — сказал Гарольд, как говорил всегда. — Это намного проще.
— Наверное, но мне не очень нравится летать. Я никогда не летала. В самолете я нервничаю.
— Это экономит много времени, — заметил Гарольд.
Леди Элис Крэкенторп не ответила. Возможно, проблема ее жизни была в том, чтобы занять время, а не сэкономить его.
Она вежливо осведомилась о здоровье мужа, прибавив:
— Телеграмма Эммы очень меня встревожила. Вы все заболели, как я поняла?
— Да, да, — ответил Гарольд.
— Я недавно прочла в газете о том, что в одном отеле отравилось сразу сорок человек. Всякая заморозка опасна, я думаю. Люди хранят продукты в холодильниках слишком долго.
— Вероятно, — ответил Гарольд.
Следует ли ему упомянуть о мышьяке или нет? Почему-то, глядя на Элис, он почувствовал, что не может этого сделать. В мире Элис, понимал он, нет места для отравления мышьяком. О подобных вещах читаешь в газетах. Это не может произойти с тобою или с твоей семьей. Но это произошло в семье Крэкенторп...
Гарольд поднялся к себе в комнату и прилег на часок-другой перед тем, как переодеться к обеду. За столом, наедине с женой, беседа — бессвязная, вежливая — шла в основном об одном и том же: вспоминали знакомых и друзей в Сан-Рафаэле.
— На столе в холле для тебя лежит посылка, маленькая такая, — сообщила Элис.
— Правда? Я ее не заметил.
— Удивительно, но одна знакомая говорила мне о том, что в каком-то амбаре нашли убитую женщину. Она сказала, что это был Ратерфорд-холл. Наверное, это какой-то другой Ратерфорд-холл.
— Нет, — ответил Гарольд, — не другой. Ее действительно нашли в нашем амбаре.
— В самом деле, Гарольд! Убитая женщина в амбаре в Ратерфорд-холле — и ты мне ничего об этом не сказал? '
— Ну, у меня еще не было на это времени, правда, — ответил Гарольд, — и потом, все это было очень неприятно. Конечно, находка не имеет к нам никакого отношения. Репортеры осаждали нас... Разумеется, нам пришлось иметь дело с полицейскими и тому подобным.
— Очень неприятно, — сказала Элис. — Выяснили, кто это сделал? — прибавила она почти без интереса.
— Пока нет, — ответил Гарольд.
— Что это за женщина?
— Никто не знает. По-видимому, француженка.
— О, француженка, — сказала Элис; делая скидку на различие классов, ее тон напоминал тон инспектора Бэкона. — Это очень неприятно для всех вас, — согласилась она.
Они покинули столовую и прошли в маленький кабинет, где обычно сидели, когда были одни. Гарольд к этому моменту чувствовал себя очень утомленным. «Лягу спать рано», — подумал он.
В холле он взял со стола маленький сверток, о котором ему говорила жена. Это был маленький, аккуратно и тщательно упакованный в вощеную бумагу пакетик. Гарольд разорвал его, усаживаясь в свое обычное кресло у камина. Внутри лежала маленькая коробочка с таблетками, надпись на которой гласила: «Принимать по две таблетки на ночь». К ней был приклеен маленький ярлычок с печатью аптеки в Брэкхэмптоне и с надписью: «По назначению доктора Куимпера».
Гарольд Крэкенторп нахмурился, открыл коробочку и посмотрел на таблетки. Да, они похожи на те, которые он уже принимал. Но ведь доктор Куимпер точно сказал, что ему больше не нужно их принимать? «Теперь они вам не нужны» — так сказал доктор.
— Что это, дорогой? — спросила Элис. — Ты выглядишь обеспокоенным.
— О, это просто таблетки. Я принимал их на ночь. Но мне казалось, что доктор велел мне больше их не пить...
Его жена безмятежно сказала:
— Вероятно, он сказал: «Не забудьте их принять».
— Возможно, он так и сказал, — с сомнением ответил Гарольд.
Он посмотрел на жену. Она наблюдала за ним. Пару секунд он гадал — а он не часто делал это, — что именно она сейчас думает.
Этот ее мягкий взгляд ничего ему не сказал. Ее глаза напоминали окна пустого дома. Что думает о нем Элис, что она чувствует к нему? Была ли она когда-то влюблена в него? Гарольд полагал, что была. Или она вышла за него замуж потому, что считала, что он преуспевает в Сити, и устала от своего существования в бедности? Ну, в целом она довольно много выиграла от их брака. Получила автомобиль и дом в Лондоне, могла путешествовать за границей, когда ей этого хотелось, и покупать себе дорогую одежду (хотя, видит бог, та никогда не смотрелась выигрышно на Элис). Да, в целом она довольно много получила.
Гарольд спросил себя, считает ли она так. Элис не любила его по-настоящему, разумеется, но ведь и он по-настоящему не любил ее. У них не было ничего общего — ни тем для разговоров, ни воспоминаний. Если бы у них были дети... Но детей не было. Странно, что в семье нет детей, кроме мальчика маленькой Эдди. Маленькая Эдди... Она был глупой девочкой, заключила этот глупый, поспешный брак во время войны... Тогда Гарольд дал ей хороший совет. Он сказал: «Все это очень хорошо, эти блестящие молодые пилоты, слава, мужество и все такое, но он будет ни к чему не пригоден в мирное время, знаешь ли. Вероятно, он едва сможет тебя обеспечивать». А Эдди ответила: «Какое это имеет значение?» Она любит Брайана, и Брайан любит ее, и его, возможно, очень скоро убьют; так почему бы им не получить немного счастья? Что толку смотреть в будущее, когда в любую минуту их всех могут разбомбить? И, в конце концов, сказала Эдди, будущее не имеет большого значения, потому что когда-нибудь они все получат деньги деда...
Гарольд смущенно заерзал в кресле.
В самом деле, завещание его деда было крайне несправедливым! Держит их всех в подвешенном состоянии... Это завещание никому не доставило удовольствия. Оно не обрадовало внуков, а их отца просто привело в бешенство. Старик точно решил никогда не умирать. Вот что заставило его так заботиться о себе. Но ему придется вскоре умереть... Несомненно, он должен вскоре умереть. Иначе... Все тревоги Гарольда снова нахлынули на него; он ощутил тошноту, усталость и головокружение.
Элис по-прежнему за ним наблюдала, заметил он. Эти светлые задумчивые глаза иногда смущали его.
— Думаю, я пойду спать, — сказал Гарольд. — Сегодня был мой первый день в Сити после возвращения...
— Да, — согласилась Элис. — Это хорошая идея. Уверена, что доктор велел тебе первое время не слишком напрягаться.
— Врачи всегда так говорят, — ответил Гарольд.
— И не забудь принять таблетки, дорогой, — напомнила Элис. Она взяла коробочку и подала ему.
Гарольд пожелал ей спокойной ночи и поднялся наверх. Да, ему нужны эти таблетки. Было бы ошибкой перестать принимать их слишком рано.
Он проглотил таблетки и запил их стаканом воды.
Глава 24
— Никто не мог бы провалить дело успешнее меня, — мрачно произнес Дермот Крэддок.