Мистер Экклз сделал протестующий жест пухлой ручкой.
— Нет, нет не утруждайте себя ради нас, — возразил он. — Мы и так вам обязаны; уверяю, вы так любезны. Мы просто хотели... ну... вы понимаете... что там сказал бедняга Вильям и все такое?
— Он долго пробыл за границей, — принялась объяснять миссис Экклз, — и я уверена, что его жизнь там была не сахар. Очень уж он тихим стал, когда вернулся домой, все время в депрессии. Заявлял, что мир не стоит того, чтобы в нем жить, что ему не к чему стремиться и нечего ждать. Бедный Вилли, он вечно хандрил.
Пончик ничего не ответила, но посмотрела на них пристально.
— Представляете, стянул револьвер мужа, — продолжила миссис Экклз через секунду-другую. — Ничего не сказал. Потом приезжает сюда на автобусе. Думаю, очень мило с его стороны. Не захотел сделать это в нашем доме.
— Ах, бедняга, — вздохнул мистер Экклз, — но не нам его осуждать.
Опять повисла короткая пауза, после которой мистер Экклз продолжил:
— Он оставил какую-нибудь записку? Что-либо на прощанье, хоть несколько слов? — И он пристально посмотрел на хозяйку дома ясными глазками, довольно похожими на поросячьи.
Миссис Экклз между тем подалась вперед, словно с нетерпением ожидала ответа.
— Нет, — спокойным голосом ответила Пончик. — Он пришел умирать в церковь, желая найти убежище в святом месте.
— Убежище? — переспросила миссис Экклз, и в ее голосе прозвучало непонимание. — Убежище? Кажется, я не вполне...
Ее перебил мистер Экклз:
— В святом месте, дорогая, — нетерпеливо разъяснил он, — вот что имеет в виду супруга священника. Ты же ведь знаешь, самоубийство — грех. Думаю, он хотел помолиться Богу о прощении.
— Перед самой смертью он пытался что-то сказать, — припомнила Пончик. — «Прошу...» — начал он, да так и не смог закончить.
Миссис Экклз приложила к глазам носовой платок и потянула носом.
— О, господи, — проговорила она. — Как это жутко трогательно, правда?
— Ну полно, полно, Памела, — отозвался муж. — Не принимай чересчур близко к сердцу. Тут уж ничем не поможешь. Бедный Вилли. Теперь наконец он обрел покой. Большое вам спасибо, миссис Хармон. Надеюсь, мы не слишком оторвали вас от дел. Мы понимаем, как много их у жены священника.
На прощанье они пожали ей руку. Уже уходя, Экклз неожиданно обернулся к ней и сказал:
— Ах да, вот еще что. Надеюсь его одежда у вас?
— Одежда? — нахмурилась Пончик.
— Ну да, — пришла на помощь мужу миссис Экклз, — нам бы хотелось забрать все его вещи. Мы, знаете, так сентиментальны.
— У него в карманах лежали часы, бумажник и железнодорожный билет, — сообщила Пончик. — Я отдала их сержанту Хейесу.
— Тогда все в порядке, — сказал мистер Экклз. — Надеюсь, он их нам передаст. Все, что нам нужно, должно быть в бумажнике.
— Там находилась только однофунтовая банкнота, — возразила Пончик, — больше ничего.
— Никаких писем? Ничего вроде этого?
Пончик покачала головой.
— Что же, тогда еще раз спасибо, миссис Хармон. А вот насчет пиджака — наверно, полицейский тоже его забрал или как?
Пончик нахмурила брови, напрягая память.
— Нет, — проговорила она. — Кажется, нет... Дайте-ка припомнить. Мы с доктором сняли его, чтобы осмотреть рану. — Она обвела комнату рассеянным взглядом. — Должно быть, я унесла его наверх вместе с тазиком и полотенцами.
— Если не возражаете, миссис Хармон, то мне бы хотелось... Он будет нам дорог... Этот пиджак, видите ли, последняя вещь, которую он носил. Поймите, жена у меня такая сентиментальная по этой части.
— Разумеется, — согласилась Пончик. — Однако не почистить ли мне его сперва? Боюсь, он довольно сильно... как бы... запачкан.
— О нет, нет, нет, это ничего.
Пончик нахмурилась.
— Тогда дайте сообразить, где... Простите, я на минутку. — Она поднялась наверх и вернулась лишь через несколько минут. — Простите, — произнесла она, переводя дыхание. — Женщина, что помогает мне по хозяйству, положила его вместе с другой одеждой, приготовленной для чистки. Я не сразу нашла. Вот он. Сейчас заверну в оберточную бумагу.
Она проделала это, несмотря на протесты, и после нового прощания, сопровождающегося еще одним излиянием слов благодарности, Экклзы отбыли.
Возвращаясь от входной двери, Пончик медленно пересекла прихожую и прошла в кабинет. Преподобный Юлиан Хармон оторвался от сочинения проповеди и поднял на нее потеплевший взгляд. Он уже было совсем испугался, что его так и оставят блуждать в лабиринтах политических отношений между Иудеей и Персией времен царя Кира.
— Что, дорогая? — произнес он с надеждой.
— Юлиан, — обратилась к нему Пончик. — Объясни мне точно, какова связь между понятиями «убежище» и «святое место».
Юлиан Хармон с благодарным видом отложил в сторону листки с проповедью.
— Видишь ли, — начал он, — святым местом в римских и греческих храмах являлась целла, то есть святилище, где помещалась статуя бога. В английском языке с этим словом связано и понятие убежища, ибо латинское слово ara, обозначающее «алтарь», переводится так же, как «убежище, защита». — В его голосе зазвучали ученые нотки, и он продолжил: — В 399 году от Рождества Христова право на получение убежища в христианских храмах было признано окончательно и бесповоротно. В Англии наиболее раннее упоминание о праве на убежище в церкви содержится в кодексе законов короля Этельберта, то есть от Рождества Христова в шестьсот...
И он продолжал говорить в том же духе еще какое-то время, но затем, как это часто случалось, его смутило то, с каким видом жена выслушивает его ученые рассуждения.
— Дорогой, — проговорила она, — ты действительно прелесть.
И, наклонившись, она поцеловала его в кончик носа. Юлиан ощутил себя собачкой, вознагражденной за умело исполненный хитрый трюк.
— Экклзы у нас уже побывали, — сообщила Пончик.
Ее муж нахмурился.
— Экклзы? Я вроде не помню...
— Ты их не знаешь. Это сестра человека из церкви и ее муж.
— О боже, тебе следовало меня позвать.
— В этом не было необходимости, — возразила Пончик. — Они не нуждались в утешении. Так что хотелось бы мне знать... — Она слегка нахмурила брови. — Если я оставлю тебе завтра в духовке запеканку из риса, мяса и овощей, ты продержишься до моего возвращения? Мне придется съездить в Лондон и мчаться на всех парусах.
— Парусах? — Муж посмотрел на нее непонимающе. — Ты имеешь в виду гонки на яхтах или что-нибудь в этом роде?
Пончик рассмеялась.
— Нет, дорогой. Я хотела сказать, что мне нужно незамедлительно съездить на специальную распродажу холщовых тканей в универмаг Барроуз-энд-Портманз. Ну там, понимаешь, всякие простыни, скатерти, полотенца, салфетки. Не знаю, что мы делаем с нашими салфетками, что они так быстро изнашиваются. Кроме того, — добавила она с задумчивым видом, — думаю, мне следует навестить тетушку Джейн.
Мисс Джейн Марпл, та самая милейшая пожилая леди, о которой шла речь, уже десять дней наслаждалась прелестями столичной жизни, уютно устроившись в расположенной на мансарде квартирке своего племянника.
— Как это мило со стороны моего дорогого Раймонда, — проворковала она. — Они с Джоан уехали на десять дней в Америку и настояли, чтобы я поселилась тут и немножко развлеклась. А теперь, голубушка Пончик, расскажи мне скорей о том, что, судя по всему, тебя очень волнует.
Пончик была у мисс Марпл любимой крестницей, и старушке доставило большое удовольствие наблюдать за тем, как та, сдвинув на самый затылок свою лучшую фетровую шляпку, начала рассказ.
Отчет о происшедшем был ясен и краток. Мисс Марпл кивнула, едва Пончик закончила.
— Понятно, — произнесла она. — Ну да, понятно.
— Вот почему мне так захотелось тебя навестить, — извинилась Пончик. — Я, видишь ли, не так умна...
— Но ты умна, дорогая.
— Нет, вовсе нет. Не так умна, как Юлиан.
— Юлиан, конечно, обладает весьма солидным интеллектом, — не стала спорить мисс Марпл.
— Вот именно, — согласилась Пончик. — У Юлиана интеллект, а у меня же, напротив, способность рассуждать здраво.
— У тебя полно здравого смысла, Пончик, и ты очень смышленая.
— Понимаешь, я никак не могу решить, что мне следует делать. Я не могу посоветоваться с Юлианом, потому что... я имею в виду, Юлиан, он такой прямолинейный.
Мисс Марпл, оказывается, прекрасно поняла, что хотела сказать ее крестница, и ответила:
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Мы женщины... ну, в общем, совсем другое дело. Однако вернемся к произошедшему. Ты рассказала, что случилось, Пончик, но мне бы сперва хотелось поточнее узнать, что ты думаешь.
— Тут что-то не так, — ответила та. — Тот умирающий в церкви знал все о том, что в этом святом месте он имеет право на убежище. Он произнес те слова как раз так, как это сделал бы Юлиан. То есть он был начитан и образован. И если бы это было самоубийство, он не притащился бы после в церковь и не стал говорить о святом месте. Он явно подразумевал, что имеет право на убежище, что предполагает наличие как преследования, так и веры в то, что в церкви он в безопасности. Преследователи не могут причинить там зло. Когда-то человека не могла там достать даже рука закона.
Она вопросительно посмотрела на мисс Марпл. Та кивнула. Пончик продолжила:
— А Экклзы, которые к нам приезжали, совсем другие. Грубые и невежественные. И вот еще что. Те часы — часы умершего. На задней крышке были инициалы В.С. А внутри — я их открывала — мельчайшими буковками написано: «Вальтеру от отца» и дата. Вальтер. А Экклзы все время называли его Вильям или Вилли.
Мисс Марпл явно хотела что-то сказать, но Пончик не смогла удержаться и затараторила:
— Конечно же, не всех называют тем именем, под которым они крещены. То есть я хорошо понимаю, что вас могут окрестить Вильямом и называть Порги, или Кэрротс, или как-либо еще. Но сестра не станет называть вас Вильямом или Вилли, если вас зовут Вальтер.