в, ефрейтор Бадер, падает на землю с раной в ноге. Так как положение здесь совершенно неясно, а кроме того, расположенная справа от нас пехота больше не гарантирует нашей безопасности, я приказываю сменить позицию. При сильном огне с флангов — причем теперь стреляют уже пулеметы вдоль рельсов — удается вывести с позиции всех минометчиков и оружейников, а также вынести боеприпасы, конечно, не без последующих потерь. Однако наша пехота, кажется, овладевает положением. Постепенно становится спокойнее. Я отвожу своих минометчиков примерно на 800 м назад лесом в усадьбу. Там уже расположились наблюдатели тяжелых орудий пехоты (15-см). Мы заходим в усадьбу. Тот, кто еще на это способен, пытается положить шапку под голову и уснуть. Мы так устали, скоро сможем спать на ходу. Ночь проходит без происшествий. Я обдумываю уже диспозицию на следующее утро.
27 января 1945 г. Мы снова осторожно пробираемся лесом до железнодорожной линии. И убеждаемся, что русские здесь очень сильны. Огневые позиции следует оборудовать глубже в лесу. Через 200 м мы находим маленькую поляну, именно такую, в которой можно расположить пять минометов. Для их установки достаточно выкопать лишь небольшие ямки. Мой наблюдательный пункт оборудован на опушке леса. Там я вновь встречаю обер-фельдфебеля Гроссе, который теперь командует ротой. Так как я не имею, к сожалению, ни радио, ни телефонной связи, то должен подавать голосом (по цепочке) свои сообщения с наблюдательного пункта на огневую позицию. Один из моих командиров отделения, которым командует унтер-офицер Визер, ведет пристрелку из миномета. Каждая из его команд на открытие огня разносится по лесу, и затем ее подхватывает один из связных и сообщает мне. Но иван может услышать наши команды! К сожалению, унтер-офицер Визер был убит осколком мины. Если русские ведут пулеметный огонь по лесу, то рикошет от деревьев бьет нам прямо по ушам. Тогда наблюдение уже становится трудной проблемой. Так как железнодорожная насыпь подходит плотно к опушке леса и круто спускается к улице, образуется закрытый «мертвый угол», который для нас весьма нежелателен. Поэтому я вызываю заградительный огонь непосредственно за дорогу и даже до обочины дороги, поэтому осколки мин часто пролетают буквально около моих ушей. Мы смогли бы блокировать улицу нашим огнем, но что делает иван там, где мы так хорошо подготовились и все простреляли? Он атакует не у нас, а проходит стороной, мимо. Короче, противник выбирает участок самого незначительного сопротивления. Мы не имеем здесь никакой «линии фронта».
28 января 1945 г. Мы снова оставляем позиции, садимся в грузовики и высаживаемся в Граскау. Я организую свой командный пункт в одном из домов. Свободные солдаты топят печь так аккуратно, чтобы мы смогли потом быстро разжечь ее. Здесь нам повезло: курица попалась на дороге, и это должно было завершиться пиром! Мое второе отделение может даже отдыхать в деревне, но первое должно оставаться снаружи на позиции, оборудованной на замерзшем озере. Лед сковал его, и они должны постоянно наблюдать, чтобы русские не перешли по льду и не оказались у них за спиной. Отделение унтер-офицера Шпренгапа отправляется на озеро, в то время как отделение унтер-офицера Рамма может быть довольно тем, что остается в доме. Минометчики умываются, чистят оружие, варят и жарят пищу. Занявшие позицию снаружи минометчики сообщают, что отделение Шпренгала слышит шум боя! Скоро уже и я слышу, как мои минометчики посылают выстрел за выстрелом и мины рвутся с коротким, сухим треском. От леса, покрытого глубоким снегом, доносятся приглушенные разрывы. Чтобы у минометчиков осталось достаточно мин, я отправляюсь к отделению Шпренгала на санях, загруженных боеприпасами. Мы едем заснеженным ельником и слышим только храп лошадей и резкий скрип саней. Мы осторожны, как лесные рыси! Едва я возвращаюсь в деревню, как начинается новая мощная русская атака! Откуда иваны появились у нас? У меня были все шансы во время этой поездки на санях попасть прямо им в руки! Мы пытаемся удерживать положение, но русские появляются уже около первых деревенских домов. Во всех углах щелкают выстрелы, но мои минометчики пока не стреляют. Однако первые выстрелы раздаются и на нашей огневой позиции. Это на расстоянии от 50 до 30 м до нас. Там противник ищет участки нашего наименьшего сопротивления. Мои минометчики ведут теперь огонь, но он быстро прекращается. Я слышу ворчание мотора и вижу, как тягач тащит боевое орудие пехоты. Отдельные вояки бегут назад, к деревне. Но что же делают мои люди? Я больше не подходил к огневой позиции, а приготовился отражать нападение русских с пистолетом-пулеметом в руке. Там я вижу первых моих людей, нагруженных плитой и трубой миномета. Они «по кривой» догоняли артиллеристов пехотных орудий. Появился и другой минометчик, скрывшийся за небольшим холмом. Все были живы, как и оружейники с их ящиками. Я стою с несколькими солдатами за домами и стреляю из пистолета-пулемета по врывающимся охриплым криком «ура!» в деревню русским. Теперь нам становится слишком «жарко», и мы отходим за защитивший нас холмик. Следует держаться вместе. Итак, быстро в укрытие! Туда же мчится вояка в зеленом пальто водителя и зимней форменной одежде; он бежит между домами прямо к нам. Однако мы не знаем его. Он забегает за холм, и только я собираюсь его спросить, кто он, как этот человек представляется сам. Это старший лейтенант Хиннерк из Данцига, который должен принять 8-ю роту. К своему несчастью, он добежал до деревни именно в тот момент, когда русские начали внезапную атаку. Теперь время идет быстро. Артиллеристы из пехоты и мои минометчики уже ушли на позиции. Мы договорились о проведении в дальнейшем совместной артиллерийской атаки с последующей пехотной контратакой. Сначала мы обрушиваем огневой вал на деревню, а затем в действие вступают пушки пехоты, которые стреляют прямо по домам. И успех гарантирован. Нападение предпринимается только немногими оружейниками и несколькими водителями. Иван шокирован! Это «чистой воды» план. Он позволяет атаковать также большую массу людей в соседнем лесу, где артиллерия будет валить деревья, а рикошет от снарядов наносить большой урон русским. Это может обеспечить нам покой хотя бы на некоторое время. При этом можно создать несколько новых позиций при минометчиках, которые в любое время могут открыть огонь. Новый командир роты не совсем понимает, какой эффект могут дать минометы, и в этом случае может на деле убедиться в их пользе. Обдумав свой план, я возвращаюсь на свой командный пункт и с радостью убеждаюсь, что на плите все еще жарится моя курица! Русские даже не имели времени съесть уже фактически готовую курицу! Теперь они вообще пока оставляют нас в покое. Ночью мы отправляемся далее на север.
29 января 1945 г.Одна часть роты марширует в Панёшлиттен, другая идет пешком к транспортным средствам, которые отправляют ее дальше на север. Дорога идет через Вартенбург — Бишофсбург в Лаутерн, где мы можем задержать русских. Таким образом, мы сможем создать еще одну линию обороны на севере у Кенигсберга. Теперь мы снова на машинах и быстро двигаемся на север, чтобы достичь крепости Кенигсберг, так как враг может отрезать нам путь через Фриедланд и Удервунген. Проезжаем через Бишовштейн и из Хайльсберга направляемся далее на восток. Там мы замечаем несколько бетонированных дотов, которые, однако, совершенно не приспособлены к обороне. Они относятся, пожалуй, к «Хайльсбергскому треугольнику», той области, где после Первой мировой войны еще строились укрепления в Восточной Пруссии. Путь идет далее к Бартенштайн, где мы получаем из большого военного лагеря телефонный кабель и другие необходимые вещи. В деревнях и городах, которые мы проезжаем, чувствуется паническая готовность населения как можно скорее уйти отсюда. Мы наблюдаем поистине печальную картину. На дорогах, ведущих в Кенигсберг, толпы народа. Люди пытаются всеми силами попасть туда. Много беженцев, которые оставались в своих домах слишком долго, оказались в районе боевых действий. Картина прямо-таки трагическая! Траки танков прокатывались через повозки, которые были нагружены до основания. Много трупов гражданских лиц в уличных канавах и мертвых, раздавленных танками и бронетранспортерами, лошадей. Чемоданы, ящики, домашний скарб, постельные принадлежности и другие пожитки разбросаны по дороге вместе с поломанными повозками. Здесь появился Илья Эренбург, взывающий к мести, убийствам, подстрекавший русских на проявление ярости к беззащитному гражданскому населению, женщинам, детям, старикам, даже к французским военнопленным. Образ действий русских был поистине нечеловеческим.
30 января 1945 г. Наша воля продолжать борьбу только укреплялась теми переживаниями, которые мы испытывали, видя все это бесчинство. Вскоре мы достигли города Прейсиш-Эйлау. Далее едем в Кройцбург и пересекаем автобан (Эльбинг — Кенигсберг) к западу от Коббельбуде. Чтобы попасть в Кенигсберг, мы должны прорвать одно из русских наиболее слабых колец окружения. Это в районе города Яскейм, причем мы не знали, занят ли он русскими и как много их там может быть. Мы ехали всю ночь плотной колонной и наконец прибыли в Коббельбуде. Здесь мы надеялись на короткий отдых: положив шапку под голову, погрузиться в глубокий сон. Но не успели заснуть, как снова прозвучал приказ: «Внимание! Быстро собирайтесь, мы атакуем!»
30 января 1945 г. 7-я рота пехоты, 8-я рота крупнокалиберных пулеметов и минометов 2-го батальона танковой гренадерской дивизии «Великая Германия». Спустя несколько часов я готов к маршу вместе со своими минометчиками. И вот уже урчат моторы, и мы отправляемся. Высокий снег лежит по всей Восточной Пруссии и окрашивает ее в беловато-серые тона. Я сижу в кабине водителя моего грузовика и напряженно всматриваюсь в сумерки наступающего январского утра. Восточная Пруссия — это широкая равнина. Я вижу, как далеко впереди горят деревни, стоящие вдоль дороги с обеих сторон. Небо пронизывают светящиеся трассы пулеметного огня, а также трассирующие пули, оставляющие после себя яркий след в сумерках. Затем вокруг внезапно становится светло, как днем. Это вспыхивает очередной дом, и искры от пожара разлетаются по выцветшему небу, которое уже приобретает красноватый оттенок. Раздается короткий, жесткий выстрел противотанковой пушки. И больше ничего не слышно, так как все звуки поглощает рев моторов наших грузовиков. Мы едем вновь в неизвестном направлении. Наконец перед нами вспыхивает красный цвет стоп-сигнала едущего впереди автомобиля. Мы останавливаемся. Я выскакиваю из машины и иду вперед к командиру роты старшему лейтенанту Хиннерку. Вдоль колонны раздается призыв: «Командиры взводов, к комбату!» Я догоняю взводного пехотных орудий обер-фельдфебеля Гроссе. «Фигня, — говорит он, — увидишь, что мы опять засядем здесь в окопах!» Мы идем вдоль остановившихся грузовиков, в которых закутанные в плащ-палатки с оружием в руках сидят наши солдаты. Холодно… Свинцово-серые облака низко опустились над нами. Сегодня, конечно, снег будет опять идти не переставая. Командир батальона сидит в своей легковой машине, склонившись над картой. Мы представляемся: «Командиры взводов, как приказано, явились». — «Хорошо, Рехфельд, Гроссе, подой