29 сентября 1943 г. Когда все подразделения закончат форсирование Днепра, мост необходимо будет взорвать. После чего войска должны занять линию обороны на другом берегу, вновь образовав линию фронта.
30 сентября 1943 г. Новое выступление против партизан. Наш полевой вспомогательный батальон вновь будет прочесывать лес. Он сосредоточился на опушке леса. Я должен ехать в Каменку, чтобы привезти оттуда запасные части для фаустпатронов. При прочесывании леса солдаты наткнулись на лесную деревню. Там затаились партизаны с пулеметом, готовые к атаке! Эта банда была ликвидирована. К сожалению, три наших товарища погибли во время операции. Но 34 партизана мы задержали. При тщательном обыске у них нашли оружие, карты, а также боеприпасы.
1 октября 1943 г. С сегодняшней почтой я получаю печальное сообщение! Мать пишет: «Англо-американцы бомбили город Хаген! 260 убитых, 23 000 бездомных, много тяжелых разрушений в городе!» Я немедленно отправил телеграмму: «Кто из родных погиб при бомбардировке?» Если бы такое случилось, я бы сразу подал рапорт об отпуске. Следующий день прошел довольно обычно. Правда, у меня было очень много дел!
2–6 октября 1943 г. Я должен подготовить боеприпасы. Для этого приходится выполнить много канцелярской работы. Это инструкции по особому применению снарядов и фаустпатронов, которые необходимо распечатать. Наш фельдфебель требует подобной канцелярской работы каждый раз перед наступлением и верит в ее необходимость. Для меня же вся писанина — сплошная скука. Она навевает на меня ни с чем не сравнимую грусть! Однако моим товарищам придется стрелять этими фаустпатронами, и я должен думать о них. Особенно тогда, когда грузятся боеприпасы. В этом случае я обязан находиться всегда около грузовика как бергмастер. Однако я предупреждаю руководителя компании поставщика, что буду принимать большую партию снарядов или же целиком вагоны, так как при слишком частой разгрузке можно попасть под огонь противника и понести большие потери. Однако представитель поставщика, как правило, заявлял: «Вам поручено выполнять работу, которую делают все и от нее не отказываются». И на следующий день мне приходится снова наблюдать за погрузкой!
7 октября 1943 г. Я еду с передовым эшелоном через Кировоград в Новую Прагу как квартирмейстер на новое место расквартирования. Ночью я остаюсь в Корсеневке.
Наконец, мы останавливаемся в деревне Недайвода. В моем доме я встречаю русскую молодую фельдшерицу (санитарку), на который был бросившийся мне в глаза «белый» халат. Я спросил ее, почему так странно называется эта деревня. Она ответила, что, согласно легенде, татаро-монголы Чингисхана захватили эту деревню и попросили воды. Но жители ответили им: «Мы никому не даем воды». Тогда татары полностью разрушили деревню и зло заявили: «Теперь эта деревня станет называться „Не дай воды!“». Раньше она называлась Катариновка. Этот рассказ показался мне очень интересным. Я стал искать квартиру для себя и своего водителя. С юной девушкой это было сделать намного легче. Она знала немецкий язык, которому ее и многих ее соучениц учили в школе! С заряженным пистолетом, этой фельдшерицей и моим шофером мы ходили от дома к дому. Осматривали помещения. На подходящих домах я писал мелом на двери записку с указанием, кто здесь будет располагаться. Полевую кухню мы тоже решили разместить в доме, рядом с которым был колодец. При случае я интересуюсь также жителями домов. В одном из них госпожа на старой швейной машине шила зимнюю одежду. В другом доме мы встретили мужчину, который показался мне подозрительным. Во-первых, он по возрасту был годен к военной службе, а во-вторых, волосы у него были коротко пострижены, как у русских солдат. На мои вопросы он отвечал, что его не призвали в армию по болезни, а постригся он от насекомых. Мы идем дальше от одного дома в другой в поисках квартир. Я подумал про себя: «Глаз дровосека всегда бдителен!» В первую ночь мы спали оба попеременно и наблюдали за обстановкой. Однако все было спокойно.
8 октября 1943 г. С утра неожиданно для нас появляется украинская полиция с целью арестовать здесь командира партизан. Мы с водителем идем в тот дом, где мне вчера показался подозрительным молодой мужчина. Когда мы входим, подозреваемый партизан уже стоит в комнате с руками, связанными за спиной. Полицейские тщательно осматривают всю деревню. Мы находим военные документы, немецкую сумку с хлебом и спрятанный велосипед. Начальник полиции спрашивает подозрительного мужчину: «Оружие есть? Где винтовка?» Парень отвечает: «Нима винтовки». Между тем в сарае находим патронташ вермахта, полностью наполненный боеприпасами, немецкую форму одежды и воинскую сумку! У кого из наших несчастных товарищей это было отнято? Тогда украинский начальник полиции берет кнут и со свистом опускает его на спину парня! При этом он кричит: «Где винтовка, где оружие?» Парень воет: «Нима винтовка! (Нету меня никакой винтовки!)» Один из местных полицейских говорит с подошедшими жителями деревни. Он что-то спрашивает у них и потом подходит ко мне: «Пан, — говорит он, — матка винтовка на земле» («Господин, люди говорят, что винтовка зарыта в земле. Идите»). Я иду с ним в сад, и мы ищем вместе! Находим свежую ямку. Копаем руками. А вот и винтовка! Это немецкий карабин! Едва мы выкапываем ее и поднимаем высоко над землей, как украинский начальник полиции бьет партизана карабином по носу. Полицейские раскапывают целый склад и сразу же с шумом извлекают из него боеприпасы! Порядок! Парень отскакивает в сторону. А вслед за ним и его женщина. Чтобы не уходить далеко от поста полиции, мы продолжаем стоять на высоком мосту, который перекинут через реку. Я кричу: «Смотри за ним! Как бы не сбежал!» Но уже слишком поздно. Парень моментально, не говоря ни слова, перемахнул через перила и кувырком полетел в реку. И это со связанными на спине руками! Проклятие! Это было мужество отчаяния! Когда он показался из воды, полицейский схватил парня и притащил к нам вместе с сумкой для хлеба и бумагами. После жесткого допроса выяснилось, что это советский лейтенант, который «работал» еще с четверыми сообщниками.
Больше, однако, из него ничего не удалось вытянуть. Внезапно он бросается на допрашивающего его унтер-офицера полиции и ударяет изо всех сил головой. Но это был последний порыв дерзкого парня. Офицер бьет его что есть силы дубинкой. Я только подумал: «Ох-ох, здесь украинец и русский вцепились, полные ненависти, друг в друга!» Полицейские еще раз связывают русскому руки и загибают ноги на спине так, что он может только лежать на животе.
Ну, теперь все в порядке! Можно только еще и еще раз повторять: «Этой фигне конец!» Задержанного парня ведут к посту полиции. Я не верю, что там с ним будут обходиться вежливо. Скорее всего, его расстреляют.
10 октября 1943 г. Новая позиция определена. Нашему авангарду приходится очень нелегко! Русские имеют явный перевес, но на основной линии фронта все более или менее спокойно. Мы расположились в Селени.
11–12 октября 1943 г. Я здесь один из всего подразделения. Обоз II еще не прибыл. Но легковая машина 9-й роты уже здесь.
13–14 октября 1943 г. Пока мы одни в деревне. Однако 14 октября все же прибывает обоз II. Я надеюсь теперь отправиться наконец в мой «отпуск по ранению от бомбардировки». Но так как поступает приказ отправить всех ненужных обозников вперед на окопные работы, мы с оружием и шанцевым инструментом отправляемся к офицеру Генерального штаба. Я беру с собой наконец мои отпускные бумаги! Отправляюсь на доклад с одним унтер-офицером из санитарной роты к обозу боевой поддержки 14-го дивизиона. На дивизионном медицинском пункте я нашел санитаров «скорой помощи» Красного Креста, которые отвозили больных и теперь вернулись назад, чтобы отправиться со следующей партией. Они взяли нас с собой. Небо было чистое, синее, лишь с немногими белыми облаками. С фронта доносились громкие звуки разрывов снарядов, время от времени что-то грохотало! Наверно, иваны наступают снова! Мы часто вглядываемся в небо, опасаясь авиации. На этот раз я осматриваю небо до самого горизонта. У меня создается впечатление, как будто бы кто-то бросает в тихий омут камни. Так именно выглядят облака. Раньше такого я еще не видел никогда. Я обращаю на это внимание обер-лейтенанта Конопки, однако тот тоже ничего не может сказать по этому поводу. Как мог возникнуть подобный физический феномен?
15 октября 1943 г. После моего знакомства с обер-лейтенантом я узнал от него о своем назначении в качестве унтер-офицера в каратшевский лес. При подходящем случае я спросил у него о возможности предоставления мне отпуска. Он прибыл сюда, чтобы снова принять 2-й батальон. Конопка рассмеялся и сказал: «Не сегодня, но, возможно, уже завтра. Я пока еще не ваш командир батальона». Из-за постоянной опасности авиационных налетов мы изо всех сил несемся к обозу. На горизонте возник след от трассирующих пуль зениток, которые стреляли по самолетам иванов. Иван уже приближается к головной части моста через Днепр. Там он готовит большое наступление. Я наконец попадаю в 14-й батальон. Здесь я вручаю (наша канцелярия просто недосягаема) свои бумаги с просьбой об отпуске. Вечером еду со старшиной технической службы на легковой машине «Фиат» назад, в Селени. Мой отпуск на родину утвержден!
16 октября 1943 г. Теперь можно заняться подготовкой к отпуску! Событие для меня важное: я получаю новую форменную одежду! По крайней мере, дома буду выглядеть прилично! Затем необходимо позаботиться о солидном запасе яичного ликера! Наконец все готово и я иду к шоссе. Там жду попутной машины. Через полчаса грузовой автомобиль, направляющийся в Кировоград, подбирает меня. Он едет на дивизионный медицинский пункт. В 20.00 мы въезжаем в Кировоград. На вокзале я сажусь в служебный поезд, направляющийся в Знаменку. Там ночую.
17–18 октября 1943 г. С раннего утра направляюсь к командиру, возглавляющему команду отпускников