Пальцы торопливо подхватили смартфон и распахнули окошка чата со мной — с длинной вереницей прочитанных, но неотвеченных сообщений. В груди противно кольнуло. Заметно подергиваясь, пальцы застучали по клавиатуре, с трудом попадая по нужным буквам.
“Мои слова вообще ничего не значат?”
— Он же как войдет, — болтала рядом Саша, — так вообще себя не контролирую, а у него и вовсе мозги перемыкает. Сама же знаешь…
Эмоции, раздиравшие изнутри, будто облекались в слова — точнее, в одно конкретное слово. Как и прежде, я не мог читать мысли, но отчетливо ощущал, как ей хотелось крикнуть “заткнись!” Вместо этого пальцы Майи еще лихорадочнее забарабанили по экрану.
“Ответь хоть что-то!”
В окошке чата высветилось, что оба сообщения прочитаны. Глаза снова начало резать — таким раздражающе ярким казался экран. Сашина не умолкающая болтовня бесила. Заткнись! Заткнись! Заткнись!.. Но с губ не срывалось ни звука. Тревога с каждой секундой стучала все громче, заставляя сердце ускорять ритм. Нервы вибрировали, как таймер, отсчитывая мгновения до взрыва. Даже не читая ее мысли, я прекрасно понимал, от чего это все — она не дождалась моего ответа. Погаснув, экран ушел в черноту — и, как цунами, налетела волна, заглушая Сашин голос, грозясь захлестнуть все вокруг и раскрошить на части. Теперь ей хотелось крикнуть совсем другое слово — но не Саше, а мне — и я его тоже знал. Знал, как меня любят, а еще знал, как за это ненавидят.
Смартфон снова полетел на диван.
— Ну вот что ты психуешь? — спросила рядом Саша. — Ревнуешь, что ли? Это же просто секс!
В голове словно прозвучал взрыв, выпуская все эмоции наружу. А затем волна неожиданно откатилась. Все, что еще миг назад дрожало и дергалось, вдруг стало холодным и пугающе, неестественно спокойным.
— А ты могла бы, — в голосе Майи прозвучал внезапный вызов, — ему изменить?
Саша удивленно заморгала, на пару мгновений выпав от вопроса.
— А ты?
— А я, — чеканя каждое слово, произнесла Майя, — считаю, что раз ему можно, то и мы имеем на это право…
Следом что-то громко щелкнуло, будто мой лифт достиг дна. Все вокруг стало черным — и чернота поглотила меня.
Ep. 17. Свингер-пати (V)
— Такой пьяный… — донеслось откуда-то из мрака, и этот голос, как канат, потянул сознание из забытья.
— По-моему, — голосов становилось все больше, — ему уже хватит…
Следом раздалось бьющее по ушам хихиканье.
— Этому парню больше не наливать!..
Тонкая полоска света ударила под ресницы, и, поморщившись, я распахнул глаза. Ченрное, красное, бордовое — все вокруг сливалось и смешивалось. Комната нещадно шаталась, раскачиваясь из стороны в сторону, как на карусели — хотя я вроде сидел. Голова была как в тумане, готовая отключиться в любой момент. Опасаясь, что снова поплыву, я схватился за единственный твердый предмет, который оказался краем стола. Три обнаженных тела рядом казались миражом. Размытые, словно оставляющие шлейф в пространстве, они подошли — близко, слишком близко, пугающе близко…
Дыхание обожгло щеку — я даже точно не мог понять чье. Не получалось осмыслить происходящее — оно просто происходило. Я даже не участвовал в нем — я в нем увяз, как муха в паутине. Губы — одни, другие, третьи — поочередно касались моих — раз за разом, словно еще больше опьяняя меня этими поцелуями. Гадкие, раздражающие, ненавистные — но как ни странно желанные и даже почему-то необходимые. Как отравленный, я задыхался после каждого. Однако не было сил отпихнуть ни одну — настолько не хватало воздуха, настолько я сам себе не принадлежал. Эти три ведьмы будто высасывали из меня жизнь — поцелуями, прикосновениями, ласками.
— Пойдем… — Виви потянула меня за руку. — Увидишь, от чего отказывался…
Как послушная марионетка, я поднялся с места. Разум словно разделился на два потока: я как и прежде не хотел иметь с ними ничего общего и одновременно до безумия хотел каждую из них. Я даже сам не мог понять, откуда взялось это жгучее, рвущее изнутри желание — его будто закачали мне в мозг вместе с вином. На покачивающихся ногах я, как в трансе, побрел туда, куда меня вели — к огромной расправленной красной кровати. Три обнаженных тела рядом были теплыми опорами, настолько необходимыми, что хотелось идти не от них, как кричали остатки затуманенного рассудка, а к ним, как требовало все остальное.
Новые ощущения — атлас ткани и нежность голой кожи — сливаясь, обволокли со всех сторон — сразу с трех: слева, справа и снизу. Я будто на миг отключился и сразу же включился вновь. Только в этот момент по теплу и упругости упирающейся в меня груди я сообразил, что лежу на обнаженной Волчице. Чьи-то пальцы — точно не ее — подхватили мой член, чьи-то губы — тоже не ее — поцеловали его. А затем натянули поверх резинку и потянули к ее раскрытой влажной промежности.
— А говорил, с сукой не будешь, — оскалилась она. — Или уже нравится?..
Ее губы растягивала ехидная ухмылка — точно такая же, как когда она трахалась с тем парнем на первом этаже. От воспоминаний внезапно обожгло. Мне почему-то вдруг стало не все равно — с кем она трахается, где и как. Все тело словно пропитала ревность, пылающая, едкая, которая, казалось, вот-вот разъест изнутри. Казалось, я ее люблю. Казалось, она изменила мне и предала мою любовь, разрушив все, что между нами было… Мозга уже не хватало, чтобы отслеживать абсурдность этих чувств — они просто были и забивали собой всего меня. Сука!.. Хотелось немедленно сделать что-нибудь, чтобы она об этом пожалела. Хотелось трахнуть ее так, чтобы раскаялась. Чтобы никогда мне больше не изменяла…
— Начинай уже! — капризно протянула Волчица, обхватывая мои бедра своими. — Хочу е. аться!
Ее промежность, казалось, пожирала мой член, набрасываясь на него раз за разом, ведя меня к неминуемому оргазму. Уже почти не соображая, я чувствовал, что готов был дать ей все, лишь бы она была моей, лишь бы продолжала двигаться, пока я не наполню ее без остатка.
— Вот молодец! — ухмыльнулась Волчица, ощутив горячие пульсации у себя в промежности. — Хорошо, значит, с сукой…
Переживая вспышку за вспышкой, наполняя ее собой, я не мог отвести глаз. Я все еще смутно помнил, какая она сука, однако сейчас — под этой жгучей ревностью — это внезапно тянуло к ней, а не отталкивало. Чем большей сукой она будет, тем больше я буду ее хотеть. Чем сильнее она сделает мне больно, тем неистовее я буду желать ее снова. Это была не любовь — это была ненависть, замешанная на самоунижении и ущербности, такая же мутная, как то вино, вместе с которой в меня ее залили.
— Под ревностью оргазмы самые сладкие… — прошептала мне прямо в ухо Виви.
— Хочу, — припала к другому моему уху Ида, — чтобы ты меня трахнул круче Леры…
— До краев! — довольно констатировала Волчица, выпуская мой член из своей промежности.
Казалось, вид наполненного презика окончательно снес их, распалил, как акул запах крови. Уже втроем они жадно набросились на меня. Под натиском сразу трех разгоряченных тел комната закачалась еще отчаяннее, а перед глазами безудержно поплыло, смазывая все, что происходило. Кусая и царапая, они сдирали с меня, как кожу, одежду. Каждый поцелуй жалил, причиняя боль. Изгибаясь и извиваясь, они напоминали клубок змей, которые хищно переплетались между собой. Грубые, резкие, жестокие и ненасытные, они словно пытались поглотить меня целиком.
Голые бедра, возбужденные груди, руки, губы, волосы, смазка на кончиках пальцев, нырявших из одной в другую — все переплеталось, вводя в транс, усиливая желание троекратно. Чья-то ладонь вместо подушки удерживала затылок, чьи-то ногти с напором скользили по спине, чья-то киска голодно стискивала мой член. Стоны, грубые, жаркие, животные, смешивались с картинками обнаженных тел, работая как любовное зелье. Хотелось не просто трахнуть, хотелось залить их, заполнить до краев, испачкать, испортить, оставить на теле свои метки: засосы, царапины, синяки от слишком крепких объятий — чтобы все знали, что они мои и никто не вправе на них покушаться…
— Хорошо!.. Да!.. Так… Да!.. Еще!.. Еще!!.. — стонала Ида, когда я обнаружил себя входящим ей между бедер.
Происходящее на миг отрезвило. С черного входа девушку я еще ни разу не брал — обычно меня встречали только в парадных. А затем мозг снова поплыл, прекращая участвовать в процессе.
— Давай, трахай ее! — донесся до меня голос Волчицы, одновременно близкий и далекий, будто она была за моей спиной и вместе с тем в другой галактике. — Сделай так, чтобы она кончила! — острые ногти впились в мои бедра. — Хоть что-то же ты можешь!
В этот момент я будто любил их и одновременно ненавидел — как бывает от ревности, когда даже наслаждение не перебивает боль. Я ощущал эту боль. Боль тысячи мужчин, обманутых женщинами до меня, плескалась во мне в разъедающей концентрации, заставляя двигаться, вынуждая делать то, что нужно им, за право снова их трахнуть, снова насладиться чувством, что в этот момент в них я. Потому что в любой другой момент в них мог оказаться кто угодно.
Успокоение, временное облегчение наступало только в секунды оргазмов — мощных, невероятно сладких и невыносимо мучительных одновременно. Пока тело пронзали яркие вспышки, я был счастлив, чувствуя, что они мои, что все в порядке. Однако стоило пульсациям закончиться, как я снова их терял. К счастью, после одной сразу следовала другая.
— До краев!.. — Волчица радостно прокомментировала наполненный презик, когда оттраханная Ида, тяжело дыша, упала грудью на красное покрывало.
Каждый мой новый оргазм вызывал у них буйный восторг — словно сработавшее заклинание. Использованные резинки бросались тут же, прямо на постель, как трофеи поверженного противника. Не давая опомниться, на меня сразу же натягивались новые, и сразу же я оказывался внутри другой, чтобы повторить с ней то же самое.
— И чего расслабился? — резкий толчок прилетел откуда-то сбоку. — Теперь меня!