Хулио оценивал все это с таким же методичным расчетом, благодаря которому в его квартире имелись ванная комната и три встроенных шкафа. По крайней мере, в эту минуту. И вовсе не казалось нелепостью считать, что в прошлом все было лучше или что в будущем все будет хуже.
– О чем ты думаешь?
– Да ни о чем.
После завтрака он почувствовал настоятельную необходимость осмотреть эти самые встроенные шкафы, чтобы убедиться, что они на самом деле есть. Они существовали взаправду, хотя и ходились в полном беспорядке.
– Нам нужен еще один шкаф, – сказала Лаура. – Еще один шкаф – и тогда мы будем вполне счастливы. В каждом доме не хватает шкафа.
Вскоре раздался звонок в дверь, и вошел посыльный из торгового центра, неся две большие коробки – с телевизором и видеомагнитофоном. Только тогда Хулио сообразил, что позабыл купить для них тумбу или подставку, и пристыжено попросил приткнуть аппаратуру прямо на пол перед диваном. Лаура укорила его за непредусмотрительность, а он ответил, что ведь и ей тоже не пришло в голову позаботиться об этом.
– Что? – переспросил курьер.
– Ничего, это я машинально. Вы их подключите?
– Разумеется.
Когда тот удалился, они присели на диван и стали смотреть, наугад переходя с канала на канал. Однако в тот миг, когда эта дробная, рваная, лоскутная действительность напомнила ему о полупарализованном отце, Хулио остановился на хорошо знакомом фильме и предложил Лауре досмотреть до конца.
– Как жаль, – добавил он, – что наш сын в школе. Славно было бы провести весь день вместе, втроем.
Внезапно в гостиной стало темно, а вскоре толстые дождевые струи вразнобой хлестнули в оконные стекла и по стенам дома.
– Вот и зима, – сказала, пожав плечами, Лаура.
– Да, – ответил он. – Опять зима.
Досмотрев кино, пришли к выводу, что квартира слегка запущена, и решили до полудня заниматься уборкой. Хулио досталась кухня и холодильник, который он разморозил, предварительно все вытащив из него. Потом принял душ и попросил Лауру с ним вместе сходить к отцу.
– Он всегда так рад тебе.
– И там же, в клинике, пообедаем?
– Не возражаю.
На улице он продолжал разговор с женой, но теперь уже не шевелил губами и не жестикулировал. Ветер унялся; сеялся мельчайший дождик, каплями загустевшего лака поблескивая на крышах припаркованных вдоль обочин машин. Остановили такси, и Хулио полез в машину первым, потому что Лауре в узкой юбке неудобно было протискиваться в глубину салона. По пути говорили об отце.
– Я боюсь, его выпишут и нам придется взять его домой – в этом-то состоянии…
– Ты считаешь, он не сможет себя обслуживать?
– Это не я так считаю, это так и есть. Такие больные способны вскипятить молоко, а газ не выключить. Беды не оберешься.
– А если найти для него какой-нибудь пансионат?
– Да я уже думал. Это очень дорого.
– Можно продать его квартиру, едва ли она ему уже понадобится. Или, по крайней мере, нанять кого-нибудь, чтобы присматривал за ним. Нас ведь целый день нет дома.
Хулио поймал в зеркале заднего вида взгляд таксиста. Тот видел, как пассажир шевелит губами.
В вестибюле клиники он попросил жену подняться в палату к отцу, пока он уладит кое-какие формальности в канцелярии, но, едва оставшись один, снова вышел на улицу и позвонил в клинику из телефона-автомата. Его соединили с отцом, который сразу же взял трубку.
– Папа, это я. Лаура уже у тебя?
– Кто?
– Лаура, моя жена, твоя невестка.
– А-а… нет. Нет. Заходила только одна из этих… ну, в белом… которые ухаживают за мной.
Он уже не впервые прибегал к описательным конструкциям, когда забывал нужное слово.
– Сестра.
– Да-да, вот именно. Сестра. Но она уже ушла. А разве твоя жена работает в больнице?
– Нет, в коммерческом училище. Она сказала, что, если выкроит время, забежит навестить тебя. Может быть, она в дороге, а может быть, не смогла прийти. Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю.
– Что ты делаешь?
– Учу английский. Вот послушай: My family is not home because at this time of the year they travel to the south to visit my mother in law, who is a widow.
– И что же это значит?
– Моей семьи сейчас нет дома, потому что она отправилась на юг навестить мою тещу, которая вдова.
– Отлично, папа! Кажется, ты поправляешься. Мы скоро увидимся.
Он повесил трубку и снова вошел в холл клиники, а потом направился в кафетерий. Было время обеда, и на своем обычном месте сидела неотличимая от Лауры Тереза из коммерческого училища. Она читала или делала вид, что читает. Все было как всегда. Хулио присел за ее стол и, поскольку время подгоняло, заговорил без предисловий:
– В прошлый раз я тебе об этом не сказал, но, если бы тебя звали не Терезой, а Лаурой, ты была бы той девушкой, которую я знавал когда-то давным-давно.
– Мы с ней похожи?
– Ты неотличима от ее ранней версии.
– Что это значит – «ранней версии»? Что ты хочешь этим сказать?
– У нее два лица.
И при этих словах он вспомнил о своей новой начальнице, у которой тоже лицо было разделено надвое.
– Два лица? – недоумевала Тереза.
– Да это неважно, не обращай внимания…
Они помолчали несколько секунд, и за это время Хулио, которого его взвинченность одарила особой проницательностью, сумел, как показалось ему, различить, что за неподвижными, как у змеи, веками женщины работает вычислительная машина. Тереза заговорила первой и хоть и с насмешкой, но все же бросила собеседнику конец веревки, и Хулио сумел поймать его:
– Ты не представляешь, как мне жаль, что ничем не могу тебе пригодиться с моим нынешним именем. Так уж вышло, что зовут меня Тереза.
– А вот если бы тебя звали Лаура…
– И что бы тогда было?
– Тогда бы мы в самом деле восстановили мир, где мы – вместе и вдвоем. Не смейся.
– И как же мы восстановили бы этот мир?
– Мы расположили бы все в нем в алфавитном порядке. Начали бы с абажура, абаки, аббревиатуры, аборта. С адюльтера.
– С адюльтера?
– Да.
– Берешь быка за рога?
– Брать быка за рога – это фразеологический оборот, хоть я и не знаю, чем или куда он там оборачивается, означающий, что кто-то сразу приступает к самой сути дела, действует без околичностей и обиняков.
Тереза сделала удивленное лицо, как если бы ей вдруг предъявили некое чудо природы. Хулио меж тем продолжал:
– Есть и другие обороты со словом брать: брать начало, брать на себя смелость, брать на мушку, брать на пушку, брать на арапа, брать от жизни все.
– А если бы меня звали Лаура, ты бы предложил мне брать от жизни все?
– Да.
– Ну, тогда зови меня Лаурой.
– Ну, тогда привет тебе, Лаура.
Оба они были очень заняты – или, по крайней мере, делали вид, что заняты, – однако условились встретиться завтра же и вместе скоротать вечер. Перед тем как распрощаться, она сделала некое уточнение, заключавшее в себе обещание:
– Я не люблю отели – чувствую себя там проституткой.
– А мы пойдем ко мне. Моей семьи сейчас нет дома, потому что она отправилась на юг навестить мою тещу, которая вдова.
Хулио поднялся в палату к отцу и обнаружил, что тот лежит в наушниках и очень сосредоточенно слушает магнитофонный курс английского, который при должном внимании усваивается без усилий.
– Ты уверен, что семейство того господина, у которого вдовая теща, уже отправилось на юг? – спросил я.
– Не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Да мне любопытно, чем он занимается, оставшись в одиночестве. Создается впечатление, что адюльтеры устраивает.
Отец половиной лица выразил недоумение – то ли из-за непонятного слова адюльтер, то ли по поводу неуместного интереса. Действующая сторона тела свидетельствовала о здравости рассудка, хоть та и выражалась своеобразно: в особой пристальности взгляда и в задумчиво поджатых губах – вернее, в правом их углу. Казалось даже, что всю суть своей личности он сосредоточил теперь в половине тела, вверив этой части себя редкостную проницательность.
– Жена твоя так и не пришла, – произнес он.
– Как странно – а мне она сказала, что навестит тебя. Впрочем, в это время года у нее всегда много хлопот в училище.
– А она чем занимается?
Хулио почудился в этих словах оттенок недоверия.
– Координирует курсы лекций и семинары. Вот сегодня у них как раз новое – что-то там насчет брендирования.
– Мне кажется, – сказал отец, круто поменяв тему, – что мне дают только эти самые, которые помогают утихомиривать меня. Ты знаешь, что я имею в виду?
– Транквилизаторы?
– Вот именно. Ты как считаешь?
– Они показаны, если необходимо снизить давление и риск нового тромбоза.
– А что с памятью будет?
– Восстановится.
– А английский, который я знал и забыл?
– Вспомнится.
– Я думаю, что если бы впал в деменцию, то первым делом позабыл бы это слово, разве не так? А оно меж тем постоянно крутится у меня в голове. Деменция, деменция, деменция – и все его синонимы: слабоумие, сумасшествие, безумие, помешательство. И в этом словаре только один антоним – нормальность. Но ведь наверняка есть и другие, а? Как ты считаешь? В противном случае силы отчуждения давно возобладали бы.
В этот миг он показался Хулио франтирером, который засел в боковом окне собственного тела и бьет словами по всему, что движется, показывая всем на свете, что у него еще остались патроны. Он погладил отца по голове с жалостью, кольнувшей самого, и сказал, что тот сегодня хорошо выглядит.
– Мне пора в редакцию. Если смогу, приду сегодня ночевать сюда.
В коридоре Хулио увидел Лауру – она торопливо шла к дверям палаты.
– Куда же ты запропастилась? – спросил он.
– Прости, прости, позвонила в училище узнать, как идут дела, а там – колоссальная накладка: по ошибке два семинара назначили в одной и той же аудитории. Пришлось мчаться туда и улаживать. Вот только сейчас смогла вырваться. Иду проведать отца. Как он?