Дед оперся морщинистой щекой о ладонь и покачал головой.
—Мы столько с тобой спорили, а теперь ты все бросаешь.
—Только на время, Поппи,— с тихим смехом сказала она.— Сейчас я с удовольствием буду работать с детьми в лагере и, может быть, преподавать в школе.— Ее ладони инстинктивно сдвинулись к мягко округлившемуся животу.— Кроме того, раз я собралась стать матерью, к этому тоже надо подготовиться. И я хочу, чтобы это произошло здесь.
Там, где был зачат этот малыш, добавила она про себя. Это случилось в июне, когда они приехали в Лейквуд с визитом, в самом лучшем номере гостиницы, на полу перед камином.
Старик встал и подошел к книжным полкам, заполненным медицинскими журналами и книгами по истории.
—Похоже, мы с тобой оба чему-то научились.
—Что ты хочешь сказать?
Ангус обернулся, пряча улыбку в усах.
—Я так боялся выпустить тебя из гнезда, боялся, что ты можешь упасть и больно удариться…— Он покачал головой, и прядь все еще густых седых волос упала на лоб.— А потом до меня вдруг дошло. Если ты останешься здесь, из чувства долга, или из страха, или еще по какой причине, то будешь несчастна. И возненавидишь и меня, и гостиницу, и все, что тебя тут окружает. Разве не так бы было?
—Вполне вероятно,— сказала она. Притворяться не было смысла.
—Более чем вероятно. Но Алек сделал так, что у тебя появился шанс. А до этого о том же заботилась твоя бабушка. Они оба любили тебя настолько, что готовы были отпустить.— Он покачал головой.— Умные люди, твоя бабушка и твой муж.— И с усмешкой добавил: — За это мы их и любим, правда?
Раздался стук в дверь.
—Поппи?— Алек просунул голову внутрь.— Грег просит вас оказать нам честь и торжественно разрезать индейку, если вы не возражаете.
Дед заговорщицки подмигнул Гвин.
—У него просто нет выбора. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так мучил бедную птицу, как этот человек.
После того как Поппи ушел, Алек заключил Гвин в объятия и с наслаждением поцеловал в губы. Хотя прошло четыре года, она всякий раз по-прежнему трепетала при его прикосновениях. Если верить Лави, то это никогда не прекратится.
—За что?— спросила она.
—А с каких это пор мне требуется повод?— удивился Алек, снова обнимая ее.
Гвин вдруг почувствовала глубоко внутри едва ощутимое шевеление.
—Нашему маленькому это тоже понравилось,— сказала она.
Алек положил ладонь на ее живот.
—Рад слышать,— проговорил он, снова целуя ее.
За дверью слышались смех и радостные голоса. Все собирались вокруг обеденного стола. Здесь, рядом с мужчиной, который имел храбрость и терпение позволить ей добиться всего, что она хочет, Гвин чувствовала себя в окружении любви — самой замечательной любви, какая только может быть.
И вообще — как чудесно быть дома!