— Эфенди, он меня лягнул! Неблагодарная скотина! Посмотри, есть ли где-нибудь ссадины?
— Вроде не видно, хотя нет — вот уже синяк появился!
— О ужас, как я его буду лечить? Прямо копытом заехал! Если бы попал в грудь, я бы уже умерла! Больше не буду бить это чудовище!
— Вот в этом ты права. Я же тебе говорил не делать этого. А ты не послушалась моего совета.
— Осел — моя собственность. Как он посмел напасть на меня! Он испугал меня. Видишь, как я дрожу?
— Вижу.
— Помоги же мне!
— А что, все на самом деле так плохо?
— Настолько, что мне просто необходимо сесть и отдохнуть. — И она так стремительно опустилась на землю, что я едва успел отодвинуть корзинку.
— Вот, хорошо, теперь я могу перевести дыхание.
Отдохнув, она попросила меня уложить все в корзины и привести в порядок седло, чтобы забраться на осла. Меня эта просьба прямо-таки устрашила, поскольку я понятия не имел, как ее туда взгромоздить. Встав на ноги, она беспомощно огляделась.
— Что ты ищешь? — спросил я ее.
— Такую маленькую лестницу.
— Лестницу? Откуда в чистом поле ей взяться?
— Мне нужна лестница, чтобы подняться.
Я тоже с таким же безысходным видом стал оглядываться.
— Вон там, — показала она, — вон там я вижу пенек. Веди меня туда.
Мне стоило немалых трудов усадить ее в седло с пенька. Несчастный осел прямо-таки просел под ее весом, но ожил, как только почувствовал, что дорога идет домой. Вскоре я уже увидел первые домишки.
— Это Енибашлы?
— Нет, сначала будет Новый Енибашлы. Но это и есть наша деревня.
Мы въехали в деревню и приблизились к довольно большому дому. Моя спутница указала на задний двор, где мы и спешились. Там было выкопано множество ям, в которых помещались сосуды с какой-то цветной жидкостью. Итак, мы находились во владениях красильщика и пекаря Бошака.
Моя амазонка издала пронзительный вопль, который ей пришлось неоднократно повторить. Тут открылась дверца какого-то дощатого сарая, и высунулась физиономия, похожая на птичью. Вся одежда этого человека составляла некое подобие плавок. Но меня поразило другое — то, как он весь был раскрашен: тело сверкало всеми цветами радуги — от темно-синего до ярко-оранжевого. При этом он сохранял такое серьезное выражение лица, будто сие художество являлось чем-то самим собой разумеющимся.
Я слез с лошади и стал ждать дальнейшего развития событий.
— Сигирджик, мою лестницу! — приказала она. Итак, его звали Сигирджик, то есть Скворец. Только весьма цветастый — с оперением, неведомым орнитологам. Он действительно поплелся к черному ходу дома, приволок большую стремянку и приставил ее к ослу. Всадница величественно сошла.
— Чем занимается мой муж? — спросила она.
— Не знаю, — последовал ответ.
— Но должен же он что-то делать!
— Нет.
— Идиот! Где он?
— Понятия не имею.
— В комнате?
— Нет.
— В мастерской?
— Нет.
— А где?
— Не знаю.
— Вообще — дома ли он?
— Нет.
— Уехал?
— Да.
— Так бы сразу и сказал. Уведи осла. Раскрашенный слуга ответствовал с таким важным видом, будто речь шла о рауте английской королевы. Он взял животное под уздцы и отвел его за дом.
— Сначала разгрузи его! — прикрикнула она. Он покорно кивнул и принялся разгружать осла.
— Иди сюда, эфенди! — позвала она меня.
Я привязал коня к железному колу, воткнутому в землю, и последовал за ней. Крепкий запах масла и щелочи ударил в нос. Слева находилось нечто, что я принял за печь для выпечки булок. Справа — вход в комнаты.
Войдя внутрь, я увидел перед собой копию моей Земляники с одной лишь поправкой на возраст. То была дочь. Она была одета по-домашнему легко, как принято у болгар, черты ее лица оказались более миловидные, от своей матери она отличалась скорее восточной красотой.
Перед ней стояло несколько мисок, и она увлажняла кожу молоком, не забывая отпивать его.
— Икбала, что ты делаешь? — спросила мать.
— Я снимаю пенки.
— Но я вижу, что ты пьешь.
— Да, и пью тоже.
— Но пить надо из кружки или тарелки.
— А мне и так вкусно!
Мамашу такой ответ, похоже, удовлетворил, потому как, подойдя к ней, она любовно хлопнула ее по пухлой щечке и проворковала:
— Сладкоежка моя!
Тут «молочница» с удивлением уставилась на меня. Мать пояснила:
— Этот эфенди остановится у нас ненадолго.
— Почему?
— Потому, что он устал.
— Так пусть полежит на травке. Как ты можешь общаться с ним без покрывала да еще заводить ко мне, хотя знаешь, что я тоже без накидки!
— О! Он мой друг и спаситель!
— Ты что, попала в передрягу?
— Еще в какую!
Тут дочка посмотрела на меняболее снисходительно.
— Тогда пусть остается. — И, повернувшись к матери, спросила: — Что-то случилось по дороге?
— Да, несчастный случай.
— Это я и так поняла. А что за случай?
— Я не подумала о том, что сегодня один из пятидесяти несчастливых дней в году, иначе осталась бы дома. С полчаса ехала нормально, а потом передо мной разверзлась земля…
— О Аллах! — воскликнула дочка в ужасе.
— Голубой дым клубился вокруг…
— Да ты что!
— …и из этого дыма возник дух, призрак и протянул ко мне сто сорок четыре руки…
— Аллах да сохранит тебя! Сколько же плохих духов на земле!
— Да, дочь моя. Осел испугался не меньше моего и понес. Я хорошая наездница, ты же знаешь. Но и я упала, а осел убежал.
— Какое несчастье.
— А потом появился этот эфенди, нашел осла, поднял меня с земли, и вот мы вернулись. А где отец?
— Поехал в деревню.
— А когда вернется?
— Он покупает миндаль и еще какие-то орехи. Когда Чилека вышла, я спросил Икбалу:
— Ты видела человека по имени Пимоза родом из Лопатиц?
Она удивилась:
— А где мне его видеть?
— Здесь, в вашем доме.
— Ты что-то путаешь.
— Ладно, пусть я ошибаюсь, но тебе от этого лучше не будет.
— А в чем дело, господин?
— Если бы ты знала, кто такой этот Пимоза и чем занимается, то отец твой, без сомнений, отдал бы тебя за Али.
— А как это сделать?
— Должен сказать тебе, что я специально прибыл сюда, чтобы встретиться с тобой. Если бы ты мне понравилась, я бы отправился к Али и доставил его сюда в качестве зятя твоего отца.
— Но это же невозможно!
— О нет, еще как возможно!
— А с чего же ты хочешь начать?
— Этого я пока тебе не могу сказать. Я хочу убедить твоего отца согласиться на этот вариант. Убедить сегодня, поняла?
— И ты полагаешь, он согласится?
— Надеюсь. Но ты ведь мне не веришь, и потому я отбываю.
Я хотел уже подняться, как она загородила мне дорогу.
— Сиди! Господин! Кто ты такой, раз считаешь, что у тебя есть власть над моим отцом?
— Я эфенди из полуденной страны, нахожусь под защитой падишаха и могу заставить твоего отца принять нужное решение. Но у меня уже нет времени. Мне пора ехать.
— Останься, я тебе уже верю.
— Вот это хорошо. Тебе же на пользу. Расскажи-ка мне про этого Пимозу.
— Да, я его знаю, прости, что сразу не призналась в этом.
— Прощаю. Знаю, что ты так сказала, желая выгородить отца.
— Но ты обещаешь мне, что не опозоришь его?
— Да, обещаю.
— Дай мне руку.
— Вот она. Если я что-то обещаю, то держу слово. Говори, кто такой Пимоза.
— Его зовут не Пимоза, это он так себя иногда называет. Настоящее его имя — Москлан, и я должна стать его женой.
— Это я уже знаю. Чем он занимается еще кроме торговли лошадьми?
— Он пашер21 и еще посланник жута.
— Жут направил его к твоему отцу?
— Да.
— За какой надобностью?
— Это мне не ведомо.
— А твой отец пашер?
— Нет.
— Говори правду.
— Он не пашер. Но контрабандисты приезжаютк нему и тогда…
Она замолчала.
— И что тогда?
— Тогда у него появляется много товаров.
— Где? Здесь, в доме?
— Нет, снаружи, со стороны поля.
— Где точнее?
— Не могу сказать, мы поклялись молчать.
— В этом нет нужды, я знаю это место не хуже тебя.
— Не может быть — ты ведь здесь чужак.
— И тем не менее. Это яма там, в кустарнике.
— О Аллах, откуда ты знаешь?
— Вот видишь! И там хранится очень много разного товара.
— Ты видел?
— Да, это одни ковры.
— Но кто выдал тебе это место?
— Никто. Откуда эти ковры?
— Они прибыли на корабле из-за моря, их выгрузили в Макри, и оттуда носильщики доставили их в Гюмюрджину и дальше к нам.
— Кому они предназначены?
— Они будут отправлены в Софию, а оттуда еще дальше, не знаю даже куда.
— Отец задействован в этой контрабанде?
— Нет. Главный предводитель — силаджи22 в Измилане.
— Ах так! У него тоже есть кавехане?23
— Да.
— Он живет на улочке, что ведет к деревне Чатак?
— Эфенди, ты что, знаешь его?
— Я слышал о нем. Тебе знакомо его имя?
— Его звать Дезелим.
— Он бывал у вас?
— И даже очень часто. Он может приехать не сегодня-завтра.
— За коврами?
— Да, ведь их надо везти дальше.
— С ним будут носильщики?
— Несколько. Остальные живут здесь поблизости.
— В Енибашлы?
— Здесь и в соседних деревнях.
— Кто их созовет?
— Отец.
— Сам, лично?
— Нет, он обычно посылает нашего подмастерья, который знает их всех.
— Это тот самый человек, который помогал матери слезать с осла?
— Да. На его лице все краски. Он одновременно очень хитер и мужествен. Тише, кто-то идет.
Снаружи послышалось сопение и кряхтенье. Бух! Бух! — застучали башмаки.
— Это отец. Не нужно, чтобы он знал о нашем разговоре. И в следующее мгновение она исчезла. Я остался один в комнате, если не считать кота, устроившегося в уголке. Мне такое п