Особняк номер шестнадцать на улице Фабричной казался совершенно необитаемым. Изнутри не раздавалось ни звука. Сквозь плотно зашторенные окна не пробивались лучи солнца. Было около двенадцати, когда огородами, со стороны улицы Полесской, к особняку подкрался какой-то человек и постучал в одно из окон. Скрипнула дверь.
— Сто тридцать семь, — шепнул он.
— Два, — ответил Махоль и открыл дверь.
Человек, вошедший в комнату, был выше среднего роста, худой, по виду ему можно было дать около сорока лет. Его лицо покрывала щетина, он, вероятно, несколько дней не брился. Беспокойные глаза с интересом рассматривали Махоля и обстановку комнаты. На нем был поношенный плащ, на ногах — стоптанные грязные ботинки. Не спрашивая разрешения, он опустился в одно из кресел, свернул самокрутку и закурил.
Махоль некоторое время всматривался в незнакомца, как бы оценивая его взглядом и пытаясь найти те внутренние особенности, которые выдавали бы в нем мастера своего дела. Агент прервал короткое молчание:
— Я пришел бы раньше, но где-то около Кнышина мы нарвались на патруль жандармерии, и нам едва удалось уйти. Окрестностей я не знаю, ориентировался только по карте. Пришлось долго плутать...
— Где остальные? — спросил Махоль.
— В селе Шеляховске. Спят в сарае.
— Не удивились, что уходишь?
— Нет. С какой стати?
— Перестань курить эту отвратительную махорку! Я не переношу ее запаха. Возьми хорошую сигарету. — Махоль протянул ему пачку с сигаретами, а затем набрал номер телефона. — Альфонс?.. Приезжай. Да! Раньше не мог, нарвались на жандармов. Позвони Лотару и забери его.
Агент сидел в кресле и с безразличным выражением лица курил сигарету. Было слышно, как возле особняка остановилась автомашина. В саду раздались шаги. Агент поднялся с кресла. Шмидт и Хаймбах в мундирах гестапо вошли в комнату.
— Хайль Гитлер! — Агент выбросил руку для приветствия, на что оба гестаповца не замедлили ответить, с интересом разглядывая его: ведь ему предстояло осуществить их дьявольский план.
— Вы говорите по-немецки? — спросил его Шмидт.
— Так точно, герр штурмбанфюрер.
— Откуда ты знаешь немецкий?
— Мой отец был немцем, а мать русская. Я родился и вырос в немецкой колонии на Волге.
— Как добрались?
— В следующий раз мне не хотелось бы участвовать в подобной операции.
— Почему? — Шмидт вопросительно взглянул на него.
— Не знаю, как вы там договаривались с комендантом в Богушах, но часовые стреляли довольно метко. — Он показал в плаще дыру от пули. — Одного, между прочим, убили... Потом эта жандармерия около Кнышина! Хорошо, что было темно, иначе бы не добрался сюда.
Гестаповцев несколько покоробила наглость этого человека. Они многозначительно переглянулись, и Шмидт сказал:
— Ты не новичок в нашей работе и знаешь, что такие мелочи иногда случаются. Однако к делу. Ты сотрудничал с нами раньше?
— Да.
— С какого времени? — продолжал расспрашивать Шмидт.
— С тысяча девятьсот тридцать четвертого. До этого работал с кем-то другим.
— Непосредственно в России?
— Да.
— А затем?
— В тысяча девятьсот тридцать девятом я прибыл в Белосток и здесь работал до июня тысяча девятьсот сорок первого года.
— Где?
— В спецуправлении по строительству военных аэродромов и приграничных укреплений.
— Кто с тобой поддерживал связь?
— Политическая секретная служба, отдел шесть А.
— Непосредственно Берлин? — с интересом спросил Шмидт.
— Нет. Управление в Кенигсберге. Восточная Пруссия ближе, и это облегчало связь.
Шмидт имел уже эту информацию, но предпочитал ее проверить.
— Знаешь коммунистов? — снова спросил он.
— Многих.
— Я имею в виду не личные знакомства. Знаешь ли их методы работы, организационные формы, идеологию?
— Это тоже знаю.
— Хорошо?
— Даже слишком.
— В этой игре ты будешь «коммунистическим деятелем» и должен иметь дело только с ними. А знаешь, какой это противник? Небольшая ошибка, недосмотр... — И Шмидт многозначительно приставил палец к виску.
— Так точно, понимаю.
— Я вижу, ты умеешь логически мыслить. Надеюсь, и на деле будет то же самое.
— Постараюсь.
— Как тебя зовут теперь?
— Юзеф Хартный.
— Верно, — кивнул Шмидт и подал ему фальшивый партбилет. Агент со знанием дела осмотрел его.
— Подходит? — спросил Шмидт.
— Профессиональная работа, — ответил Хартный, пряча в карман партбилет.
— В Белостоке тебе надо возобновить старые связи.
— Не знаю, кто остался, но если кто из знакомых здесь есть, то свяжусь с ними.
— Сейчас ты получишь адреса пяти новых «товарищей», — вмешался в разговор Хаймбах.
— Коммунисты? — спросил агент.
— Да, — ответил Махоль, отдел которого подготовил данные об этих людях.
— А те трое, что бежали вместе с тобой, пригодны для подпольной работы? — спросил Шмидт.
— Надо подумать. Одного, видимо, придется убрать.
— Во время побега они ни о чем не догадались?
— Нет. Откуда же? Говорили, что, если б не я, погибли бы в этом лагере.
— Это хорошо.
— Но я еще не знаю цели задания.
— Мы как раз подошли к этому вопросу, — ответил Шмидт. — Здесь, в Белостоке, ты организуешь диверсионно-разведывательную группу. Это будет только начало, скажем, первая часть задания. Мы снабдим тебя пишущей машинкой, радиоприемником, бумагой и даже фальшивыми документами, если они кому-нибудь понадобятся, — размеренно говорил Шмидт. — Используешь тех троих или двоих, как сам решишь. Будешь привлекать к работе и новых людей...
— Ну да, но... — хотел сказать что-то агент.
— Я еще не закончил! — повысил голос Шмидт. — Не хочу тебя поучать, но действовать необходимо осторожно, тщательно соблюдать конспирацию. Ты будешь иметь дело с коммунистами, а это очень опытные и смелые противники.
— Я понимаю.
— Очень хорошо. У людей, которых ты привлечешь в свою группу, не должно возникнуть ни малейшего сомнения относительно подлинного характера твоей деятельности. Вместе с тем ты ничто не должен упускать из поля зрения. Я имею в виду вот что. Проводя операции со своей группой, создавая нелегальную сеть, вовлекая людей, налаживая всевозможные контакты, ты будешь искать только одного человека по кличке Сибиряк...
В тот же день Вырва договорился с Петром встретиться на окраине города. Конспиративную квартиру на Боярах Вырва покинул рано, сразу же по окончании комендантского часа. Смешавшись с толпой людей, спешивших на работу, он быстро направился к месту встречи. Еще издалека заметил, что на углу одной из улиц собравшиеся люди читают какое-то объявление. Вырва встал за спинами читающих. На большом листе бумаги с одноглавым плоскокрылым орлом и свастикой было написано:
«...За последнее время в Белостокском округе увеличилось число диверсионных актов, направленных против Германии...»
Вырва быстро пробежал глазами начало текста, осмотрелся вокруг и стал читать дальше:
«В целях достижения спокойствия в Белостокском округе предприняты следующие предупредительные меры. По подозрению в бандитизме расстреляны все жители села Шауличе. Село сожжено. Расстреляно 50 заложников из города Белосток, 25 заложников из окрестностей Белостока, 50 из населенного пункта Васильков, а также 1000 человек из Ломжинского уезда. Кроме того, во всех уездных городах арестовано и расстреляно по 19 человек заложников из числа врачей, адвокатов, учителей, служащих бывшей городской управы и их семей...»
Дальше Вырва читать не стал и посмотрел на нескольких женщин, которые вытирали слезы и быстро удалялись от этого кровавого объявления. К толпе людей приближался патруль жандармерии. Они шли медленно, вызывающе, сверкая касками и бляхами на груди, с карабинами за спиной.
Вырва сжал в кармане шероховатую рукоятку пистолета и положил палец на спусковой крючок. Спокойно прошел мимо. Оглянувшись, увидел, что жандармы остановились перед объявлением. Люди стали поспешно расходиться.
Вырва шел, не замечая людей, улиц и домов. Прочитанное объявление так взволновало его, что он решил изменить план действий на ближайшие дни.
На конспиративную квартиру Вырва вернулся поздно вечером. В комнате он застал Антона, который терпеливо выстукивал на машинке очередную листовку. Не говоря ни слова, Вырва вытащил из тайника карту, разложил ее на столе и, склонившись над нею, долго всматривался в линии железных и шоссейных дорог. Наконец, взглянув на Антона, спросил:
— До утра сделаешь мину?
— Сделаю.
— Гранаты есть?
— Да.
— Оставь эти листовки и делай мину. Их надо бить не бумагой, а гранатами, пулями!
— Что с тобой сегодня? — Антон внимательно посмотрел на друга.
— Что?.. — И Вырва пересказал содержание объявления белостокского гестапо. Антон спросил:
— Кто еще пойдет с нами?
— Петр, — ответил Вырва.
— Пулемет понадобится?
— Да.
— Наш или немецкий?
— Возьми немецкий и два магазина патронов. — Вырва посмотрел на часы и добавил: — Действуй, а я пойду к аэродрому. Завтра встретимся втроем около Новодворцев, на опушке леса, там, где в последний раз чистили пулемет.
— Знаю.
— До завтра. — Вырва протянул руку, — Не жалей тротила для этих бандитов...
Ночное июльское небо было ясным. В лесу стояла тишина. Трое подпольщиков осторожно пробирались сквозь лесные дебри. Время от времени они останавливались немного передохнуть, складывали на землю тяжелый груз и выкуривали по сигарете.
— Еще далеко? — спросил Антон. — Я здорово устал!
— Два с половиной километра, — ответил Сибиряк, вслушиваясь в размеренный гул проходившего где-то вдалеке поезда. — Идем, а то ночь короткая. Потом отоспимся и отдохнем.
Они двинулись дальше, обошли село Букштель и приблизились к железнодорожной насыпи.
— Подождите здесь, я проверю путь, — сказал Вырва и растаял в ночной мгле. Не прошло и пятнадцати минут, как он вернулся.