Время подходило к пяти часам вечера. Внезапный телефонный звонок заставил разведчиков встрепенуться. Кто-то долго и упорно звонил.
— Это он... — шепнул Марцин, сжимая руку Антона.
— Не вызовет ли у него подозрения то, что служанка не отвечает? — забеспокоился капитан.
— Черт его знает! Всего нельзя было предусмотреть! Сейчас увидим.
В сильном напряжении они прождали еще двадцать долгих, как вечность, минут.
— Внимание, едет! — шепнул Марцин.
На дороге, ведущей к поселку, замаячили пригашенные фары какого-то автомобиля. Он медленно приближался по ухабистой дороге к дому и наконец повернул к воротам.
— Он, — прошептал Марцин, подскочил к дверям кухни и прижался к стене.
Раздался скрип отворяемых ворот, и машина въехала во двор. Потом было слышно, как она заезжала в гараж, а затем раздались громкие голоса.
Зазвонил звонок у входных дверей. Минуту стояла тишина... Но вот кто-то толкнул дверь рукой, и она открылась. И тут же послышался женский голос:
— Ах эта Хельга! К телефону не подходит, двери квартиры не заперты. Наверное, опять у соседки сплетничает. Устрою я ей нагоняй...
Жена Шталькера вошла первой, сам он стал запирать дверь на засов.
В этот момент вспыхнул свет. Дула пистолетов уперлись в грудь прибывших. Крик застрял в горле жены гестаповца. Анатоль затащил ее в ванную, связал и заткнул кляпом рот.
Капитан и Марцин разоружили ошеломленного Шталькера, связали ему руки, впихнули его, еле живого от страха, в комнату и усадили в кресло.
— Таких праздничных гостей вы не ожидали, господин Шталькер? — спросил Марцин, поигрывая пистолетом.
Гестаповец испуганно смотрел на людей, одетых в форму эсэсовцев, и не мог выдавить из себя ни слова.
— Нам очень неприятно, что мы вынуждены нарушить спокойствие праздничного вечера, — насмешливо продолжал Марцин. — От вас будет зависеть, где вы его проведете — на земле или... там! Притом вместе с женой. — Разведчик многозначительно поднял палец вверх и добавил: — Мы не эсэсовцы.
— Я ни в чем не виноват, пощадите меня... — пробормотал наконец гестаповец.
— Ты преступник! Вы все, в гестапо, убийцы беззащитных людей! — взорвался Марцин. — Слушай теперь внимательно, что я тебе скажу. Мы не бандиты. Мы сохраним вам жизнь при условии, что ты поможешь нам освободить человека, схваченного на улице Людендорфа...
Искра надежды блеснула в глазах гестаповца, а Марцин продолжал:
— Понимаешь, что я тебе говорю?
— Да, но что я должен сделать?
— Вижу, мы договоримся и ты сегодня отпразднуешь сочельник. У тебя есть право забирать арестованных из тюрьмы?
— Нет. Только шеф, его заместитель Грубер и оберштурмфюрер Бинц, начальник четвертого отделения.
— Шефа сегодня в Элке нет...
Марцин оборвал разговор на полуслове, услышав шум подъезжающей машины. Разведчики погасили свет и замерли в напряжении. Но автомобиль проехал куда-то дальше в поселок. Марцин продолжал прерванный разговор.
— Сегодня к тебе должен кто-нибудь прийти?
— Нет.
— Хорошо. Какие у тебя отношения с Бинцем?
— Он мой шеф и товарищ. Иногда ходим друг к другу в гости. Как раз завтра мы должны были с женой пойти в гости к супругам Бинц, — разговорился Шталькер.
— Прекрасно. Вместо завтра будешь у него сегодня. Сейчас позвонишь к оберштурмфюреру Бинцу и скажешь так: «Ко мне приехал приятель, привез много дичи и рыбы. Я хотел бы часть этого подарка отдать тебе к празднику». После этого мы с тобой поедем на «сочельник» к господину Бинцу. Понял?
— Яволь!
— Хорошо. Ты понятлив. Повтори теперь то, что должен сказать Бинцу!
— Хайль Гитлер, господин оберштурмфюрер! Ко мне приехал приятель и привез...
— Плохо, плохо, болван! Говори спокойным, беззаботным голосом. Повтори еще раз!
Шталькер еще несколько раз повторил фразу. Наконец Марцин счел возможным позволить ему позвонить Бинцу.
— Если во время разговора ты выдашь себя хотя бы одним словом, вы погибли. Помни это! А теперь звони...
Шталькеру развязали руки, подвели его к телефону. Марцин с пистолетом наготове встал рядом с ним и смотрел на его рот. Гестаповец набрал номер телефона Бинца. Минута тишины, а затем послышался щелчок снимаемой трубки. Отозвался мужской голос. Шталькер произнес фашистское приветствие и, как хорошо заученный урок, чуть дрожащим голосом, проговорил в трубку все, что требовали разведчики. При этом он был смертельно бледен. Заверив Бинца, что визит к нему не составит для него никакого труда, он сказал, что сейчас же приедет к нему на машине. Повесив трубку, Шталькер вытер с лица холодный пот.
— Хорошо, — похвалил его Марцин. — Теперь скажи нам, сколько людей охраняет сегодня здание гестапо?
— Там есть дежурный офицер, наружный часовой и три часовых в здании.
— Когда заедем к Бинцу, позвонишь к нему и скажешь, что прибыл с гостинцами. Остальное — наше дело. Еще раз предупреждаю тебя: не выкинь какой-нибудь глупости — это будет гибелью для тебя и жены.
— Клянусь, что не сделаю этого.
— Я вижу, что ты начинаешь умнеть. Нас в городе несколько десятков. Помни об этом! Где ключи от машины?
— У меня в кармане.
Обращаясь к разведчику, охранявшему арестованных женщин, Марцин по-немецки отчетливо, чтобы Шталькер хорошо понял, произнес:
— Если нас не будет дольше двадцати минут или ты услышишь в городе стрельбу — приведешь в исполнение приговор в отношении его жены и уйдешь отсюда...
— Понял! — коротко, ответил Анатоль и многозначительно хлопнул рукой по «шмайсеру».
Разведчики вывели Шталькера во двор и открыли гараж. Марцин занял место за рулем, а Антон с гестаповцем уселись на заднем сиденье. «Опель» выехал на дорогу и остановился у склада пиломатериалов. Из темноты появились два разведчика, молча заняли места в машине, и она понеслась к городу. Капитан шепотом обратился к товарищам:
— Пока все идет хорошо. Сейчас подъедем к дому Бинца. За Шталькером пойдут Марцин и я. Зигмунт остается в машине, а ты, Данила, подождешь минутку и войдешь за нами в квартиру. Будешь опекать его, — указал он на гестаповца, который сидел ни жив ни мертв. — Если какой-нибудь патруль прицепится к тебе, Зигмунт, и потребует документы на машину, объяснишь, что это автомобиль унтерштурмфюрера СС Шталькера.
Машина въехала на опустевшие улицы Элка. В городе было введено затемнение.; Из многих домов слышалось праздничное пение.
Унтерштурмфюрер Шталькер тупо смотрел на четырех разведчиков, одетых в форму СС, и от страха боялся даже громко дышать. Он думал только о судьбе жены, запертой в ванной, и был еще больше ошеломлен, когда увидел, что разведчики безошибочно, не спрашивая его, как проехать, промчались по улицам города и наконец остановились перед домом номер двадцать три по улице Гнейзенау, где жил Бинц. Марцин еще раз предупредил Шталькера:
— Помнишь о договоренности? Я, как правило, не делаю промахов. По крайней мере, когда стреляю в гестаповцев. Ничто тебя не спасет. Каждая проволочка в выполнении нашего задания приближает исполнение приговора в отношении твоей жены.
— Яволь, герр... Сделаю все, как вы приказали.
Марцин, Антон и Шталькер вошли в подъезд дома Бинца и поднялись на второй этаж.
— Звони! — процедил сквозь зубы Марцин.
Шталькер нажал на кнопку звонка. Изнутри доносилось приглушенное пение популярной немецкой рождественской песенки «О Танненбаум, о Танненбаум...» Через минуту кто-то спросил из-за двери:
— Это ты, Шталькер?
— Яволь, герр оберштурмфюрер, это я.
Шталькер предусмотрительно отступил от двери, а за его спиной встал Данила, который уже догнал их. Защелкал замок, дверь приоткрылась, и Марцин с капитаном, со всей силой толкнув ее, ворвались в прихожую.
— Руки вверх, Бинц! Вы арестованы за государственную измену! — крикнул Марцин, направляя на него пистолет.
Гестаповец инстинктивно шарахнулся к вешалке, где висело оружие, но Марцин опередил его. Ударив Бинца кулаком по голове, он навалился на него всем телом и повалил на пол. Антон ворвался в гостиную и навел автомат на сидевшую возле елки семью гестаповца. Данила ввел в прихожую Шталькера и запер дверь на задвижку. Жену Бинца, его родителей и сына впихнули в ванную. Туда же втолкнули и Шталькера. Данила встал на страже. Марцин, связав Бинца, вошел в ванную и заявил перепуганным немцам, что они из гестапо Кенигсберга, что Бинц подозревается в государственной измене и, что сейчас все должно выясниться.
Связанного Бинца принесли в комнату и бросили на диван. Ему побрызгали лицо водой, и гестаповец открыл глаза. Только тогда Марцин сказал:
— Слушай меня внимательно. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
Бинц кивнул головой.
— Ты ведешь следствие по делу разведчика, взятого на улице Людендорфа?
— Да... — пошевелил Бинц побелевшими губами.
— Все правильно. Ты зверски пытал его и должен за это по приговору партизан получить пулю. Перестань трястись. Выполнишь наш приказ, и мы даруем жизнь тебе и твоей семье.
— Господа, в чем дело? Я ничего не понимаю, — пробормотал Бинц.
— Сейчас все объясним. Ты позвонишь дежурному офицеру и прикажешь ему выдать нам арестованного разведчика. А потом можешь продолжать свой праздник.
— Вам его не выдадут, — пробормотал гестаповец.
— Но выдадут Шталькеру. Он поедет с нами к зданию гестапо. Скажешь дежурному офицеру, что прибыли работники гестапо из Кенигсберга и он должен тотчас же выдать им арестованного. Если что-нибудь выкинешь, считай, что сам вынес приговор себе, своей семье, Шталькеру, его жене и многим другим твоим друзьям. Все квартиры гестаповцев в городе в этот момент находятся в наших руках, — припугнул он.
— Но что я скажу своему начальству? — застонал гестаповец.
— Нам очень жаль, что мы не сможем оправдать тебя перед гестапо, — пошутил Марцин. — Не болтай нам таких глупостей! Быстро думай, мы ведь тоже хотим отпраздновать сочельник.
— А какие вы дадите мне гарантии, что после освобождения арестованного вы не убьете нас всех? — Гестаповец старался потянуть время.