— Ну так что — идете? — в нетерпении повторил староста. — У меня обеденный перерыв, дома еда стынет.
— Э-э-э… Нам надо подумать, — наконец выдавил из себя я.
— Думайте, — покладисто согласился староста. — И вообще, давайте так. Вот вам ключ от подвалов, где вход — любой покажет. Если надумаете — идите, воюйте. Нет — через два часа ключ отдадите, когда я вернусь.
Староста встал со своего пальмового трона и, насвистывая «Где баобабы вышли на склон[82]», отправился восвояси.
Я поделился своими сомнениями с народом, и Семеновна махнула на меня рукой:
— Ой, делов-то… Пусть лошадь думает, у нее голова большая.
— Чего? — вдруг заинтересовался Петька
— Я говорю, есть у нас специалисты по уничтожению, пусть они и решают. Тут Митрич в личку стучится, погодите минут пять, я с ним в реале переговорю.
И глаза Семеновны закатились, сигнализируя о том, что персонаж в «эвее».
Глянув на наше воинство, я с удивлением увидел, что глазки у них блестят, и выглядят они очень заинтересованными. Наконец, Петька не выдержал:
— А они муж и жена в реале, да?
Я малость смешался, но тут же выкрутился:
— Тайны личности разглашению не подлежат. Я же не спрашиваю вас о вашей личной жизни, молодой человек.
Петька смутился, зато Ольга захихикала:
— Петькина личная жизнь тайной не является. Нельзя засекретить то, чего не существует в природе.
— Зато у тебя этого выше крыши, — не остался в долгу насупившийся толстяк, и, кривляясь, передразнил, — «Краткое описание личной жизни Оленьки в августе. В трех томах».
Но Ольга, к моему удивлению, не обиделась, а продолжила хихикать:
— О! А Петенька, оказывается, следит за моей личной жизнью! Кто бы мог подумать? Слушай, ну я просто польщена. Ты уж прости, Петя, я не готова дать тебе ответ немедленно, но ты не теряйся. В конце концов, рыцарь ты, или просто погулять вышел? С лавровым венком на голове. Объяви меня своей прекрасной дамой, совершай в мою честь подвиги, прикупи в пару к венку лиру и распевай серенады в мою честь. Глядишь, мое сердце и дрогнет. И я премирую тебя своей личной лентой, которую ты сможешь привязать к своему жезлу. Бантиком.
От ушей Петьки можно было прикуривать. Да что там прикуривать — на них можно было плавить оловянных солдатиков. Он буркнул что-то неразборчивое и ломанулся куда-то в сторону, подальше от нас.
Тарасик сидел с невозмутимым видом. Я помолчал-помолчал, а потом все-таки не выдержал:
— Ну и дура.
— Не поняла, — мгновенно откликнулась Ольга.
— А что тут непонятного? Дура и есть дура. Со всех сторон. Я уж не беру человеческие отношения, но это даже просто не рационально. Петька тебе уже не просто смешной пацан-одноклассник, вы сейчас с ним в одной лодке. Ему тебя еще сто раз лечить и с того света вытаскивать.
— Ой, да перестаньте! — поморщилась Ольга. — Куда он денется? Отлечит, да еще и за счастье считать будет меня спасти.
— А вот не факт, девонька, не факт… — не согласился я. — Я вот, например, совсем не уверен, что в следующий раз Петька спросит, кого ему вытаскивать. Он ведь и сам решение принять может — кого спасать, кого бросать.
— Да даже и если спросит, не факт, что я скажу то же, что и вчера — неожиданно встрял в разговор Тарасик. На нас он при этом не смотрел, по-прежнему пялясь куда-то вдаль.
— Опа, нормальное заявление! — оживилась Ольга. — Наш куркулёк проснулся. А тебе я чем не угодила?
— Да мне на тебя наплевать и забыть, я тебя и твою компанию все эти годы придурками озабоченными считал. — ровным голосом ответил Либерман. — Но мы впятером сейчас в деле. И решения я принимаю и принимать буду исключительно с точки зрения интересов нашего совместного предприятия. А равных акционеров не бывает, это сказки. Вклад у каждого — свой, разный. Кто-то за дело болеет, а кто-то только на свой карман работает, пусть и в ущерб общим интересам. Меня вчера тебя жалко стало, ну и подумал, что по справедливости надо всем по две жизни оставить, раз уж так обстоятельства сложились. А вот сегодня я уже подумал бы — надо ли вытаскивать человека, который из-за своих гормональных заскоков компаньона в дерьмо макает?
— Так что мне его — целовать и облизывать надо было? — Ольга взвилась разъяренной тигрицей. — Что ты вообще знаешь про гормональные заскоки, ты, блин, девственник лопоухий! Вообще, капец, конечно — на потоке две сотни нормальных парней, и только у нас в команде — два главных клоуна курса, на которых ни одна нормальная девчонка ни разу не посмотрела! И они еще меня будут учить, как мне личную жизнь строить. Вааще гон какой-то, застрелиться проще, блин!
Тарас безразлично промолчал, а я все-таки не выдержал.
— Вот только все эти твои ухажеры-дружки и прочие нормальные парни куда-то резко потерялись, когда тебе помощь нужна была. Не списать дать или в клуб вместе сходить, а нормальная, серьезная помощь, когда за решение проблем друга проблемами для себя самого расплачиваешься. Почему-то ни один из них не готов оказался своими выпускными результатами, ради тебя, такой прекрасной, пожертвовать. Только эти два клоуна.
Ольга молчала. Судя по всему, ответить ей было нечего.
— Вот и подумай, девонька, — улыбнулся ей я. — Мне кажется, здесь есть о чем подумать.
И в это время — очень вовремя, надо сказать, очнулась Семеновна. Она оглядела нашу компанию, и что-то мгновенно учуяла своим бабьим чутьем.
— Ну что тут у вас? Не успела Нина Семеновна отойти на минутку — переругались вдрызг? А Петьку куда дели? Петро!!! А ну иди сюда! Что ты там слоняешься с рожей как у кабинета стоматолога?
И лишь когда надутый Петька подошел к нам, докторша продолжила.
— Короче, так. По словам Митрича, деревня эта успела уже нашуметь на весь колледж. Все группы, которые вышли этим порталом, кроме нашей, легли в полном составе. Ор стоит до небес, почти все тренера «очкуют», как он сказал, вести свои группы в локацию и «дрючат» их на спортивных площадках в колледже. Те группы, что успели пойти в локацию и выйти другими порталами, мелко крестятся от счастья, и выходить не торопятся, намереваясь урвать от такого счастья по максимуму. На других выходах, по слухам, все нормально, мобы посильные, и игроки если и сливаюся, то «по естественной криворукости». Опять-таки по слухам, руководство колледжа уже успело здорово «посраться» с разработчиками локации, но «альтовцы» стоят мертво, свой косяк не признают и претензий не принимают — все, дескать, в пределах игровых возможностей.
Наш «сапог», как услышал, что мы отношения со старостой наладили, возбудился как в стриптиз-клубе, и принялся орать, чтобы вы втроем не лезли, а пошли к порталу и договорились о беспрепятственном проходе остальных членов группы. Данж, дескать, надо проходить в полном составе, чтобы сыгранность перед недельным испытанием наработать. А они там все будут стоять на низком старте, и получив от нас «добро», будут прыгать через портал, пока в нужную деревню не попадут. Все равно, мол, «очереди у портала не наблюдается, тихо, как на кладбище». А потом уже всей толпой и пойдем крыс геноцидить.
— Блин, а староста домой ускакал, обедает. Что — будем его от тарелки с супом отрывать? — расстроился Петька.
— Ну вот еще! — буркнул Тарасик. — Старосту потревожить всегда успеем, попробуем сами сперва проблему решить.
— Ну так пошли к порталу, — поднялся я.
— Пошли! — согласилась Семеновна. — Только, Оленька, подойти, пожалуйста, ко мне, посплетничаем по дороге.
Семеновна с Ольгой и впрямь шептались всю дорогу, причем милое личико Ольги сначала было злобным, потом непреклонным, потом озадаченным, потом расстроенным, а потом мы пришли.
— Привет, служивые! — с ходу направился к стражникам Тарасик. — Чомпе по заданию старосты уже убыл?
— Да уж полчаса как убыл, — кивнул один из стражников, чье лицо мне показалось знакомым. — А вы что приперлись? Опять голову принесли?
— Да не, мы по делу, — отозвался Тарасик. — Взяли подряд на зачистку подвалов ваших от крыс (он вытащил из рюкзака и продемонстрировал стражнику старостин ключ), но нас маловато осталось, сейчас к нам подкрепление должно прибыть. Вот и пришли проконтролировать, чтобы вы их случайно на лангет не пустили.
— Какой еще лангет[83]? — оскорбился стражник. — Мы тебе кто — демоны-людоеды, что ли?
Семеновна злобно наступила Тарасу на ногу, и милейше улыбнулась стражнику.
— Да господь с тобой, служивый! Ты его не слушай, он у нас дураковатый. А если дураковатый становится при ключе, сам знаешь, его дураковатость сразу же вдвое увеличивается.
— Это точно! — хохотнул стражник, — Вон хоть нашего интенданта взять. Дурень-дурнем, язык узлом завяжешь, пока объяснишь ему, что тебе со склада требуется. Но зато при ключе. Уж так он этот ключ любит, что, по-моему, и в сортире с ним не расстается. Сидит и любуется.
Стражник заливисто заржал, и, успокоившись, предложил:
— Ладно, садитесь вон там, в теньке. Портал оттуда как на ладони, если вдруг ваши полезут, сразу кричите.
Кивнув, мы отправились в тенек. Тенек — это правильно, время перевалило за полдень и жара становилась совершенно непереносимой. Не спасал даже ветерок — было полное ощущение, что сидишь под струей мощного промышленного фена.
Семеновна быстро отбила Митричу сообщение «Скачите, лошади, скачите![84]» и села в тени, отдуваясь:
— Ну и жара… Как эти маугли здесь живут? Здесь можно яйца в пыли придорожной запекать.
— Вот ты заладила со своими маугли… — отозвался я. — Ты у Киплинга что ли, ничего, кроме «Книги джунглей» не читала?
— А как их еще называть? — отмахнулась Семеновна. — Маугли — они маугли и есть. Можешь считать меня расисткой, если что.
— Да ладно тебе. Киплинг сам индусов еще хлеще называл.
— Например? — искренне заинтересовалась Семеновна.