Хозяин, как орел белоголовый,
Нахохлившись, сидит перед огнем.
По радио всю ночь бюро погоды
Предупреждает, что кругом шторма, —
Пускай в портах швартуют пароходы
И запирают накрепко дома.
В разрядах молний слышимость все глуше,
И вдруг из тыщеверстной темноты
Предсмертный крик: «Спасите наши души!»
И градусы примерной широты.
В шкафу висят забытые одежды —
Комбинезоны, спальные мешки…
Он никогда бы не подумал прежде,
Что могут так заржаветь все крючки…
Как трудно их застегивать с отвычки!
Дождь бьет по стеклам мокрою листвой.
В резиновый карман — табак и спички,
Револьвер — в задний, компас — в боковой.
Уже с огнем забегали по дому,
Но, заревев и прыгнув из ворот,
Машина по пути к аэродрому
Давно ушла за первый поворот.
В лесу дубы под молнией, как свечи,
Над головой сгибаются, треща,
И дождь, ломаясь на лету о плечи,
Стекает в черный капюшон плаща.
Под осень, накануне ледостава,
Рыбачий бот, уйдя на промысла,
Найдет кусок его бессмертной славы —
Обломок обгоревшего крыла.
— А знаете, в чем еще прикол?! — оживился я — Амундсену в год смерти было пятьдесят пять лет! И по меркам того времени он действительно считался глубоким стариком. А вот сейчас…
— Все, портал появился, — прервал меня Селим, вставая. Он щелкнул пальцами и Семеновна, так и простоявшая все это время в безмолвном крике, наконец закрыла рот. Конечно же, только для того, что бы вновь набрать полную грудь воздуха.
— Потом, дамочки, все потом! — упредил возобновление криков хозяин, — В портал, все в портал! Вас там большие люди ждут. Быстрее, быстрее!
Перед тем как шагнуть в портал, Семеновна повернулась и ожгла нас взглядом.
— Ну, погодите! — она это сказала так, что мне искренне захотелось забиться под кровать и кричать оттуда «Мама!!!». Впрочем, веселье, нахлынувшее на меня, вновь взяло свое, я обнял Митрича за плечи, и направился к порталу, голося во все горло:
От ветров и водки
Хрипли наши глотки,
Но мы скажем тем, кто упрекнет:
— С наше покочуйте,
С наше поночуйте,
С наше повоюйте хоть бы год[33].
Главное — попасть в линзу портала, главное — не промазать…
Большие люди были невысокого роста, кругленькие и пузатенькие. Их было двое — и они очень походили друг на друга. Оба в хороших черных костюмах, примерно одинакового роста, оба лысоватые. Всех и отличий — что у одного был носик уточкой, а у другого — классический римский шнобель. Позади, впрочем, стоял третий, высокий, худой и костистый, с лошадиным лицом, но он был явно подчиненным и на авансцену не лез.
Самое удивительное — мы почему-то оказались в библиотеке. Да, очень богатой, очень стильного интерьера, но все-таки — библиотеке. По крайней мере, количество бумажных книг вокруг внушало именно эту мысль. Да и лампы с зеленым абажуром на столах для посетителей как бы намекали[34]. Странно. Я думал, что в учебных заведениях для мажоров бумажные книги окончательно ушли в разряд экзотики для любителей «теплого лампового звука[35]».
— Здрасти — зачем-то сказал я пузанчикам, молча и пристально разглядывающим нашу компанию. Никто мне не ответил.
Уточка вдруг принюхался и поинтересовался:
— Вы что — пили, что ли?
На сей раз отмолчались мы. Мы с Митричем уткнулись взором в пол, Андрюшка позеленел еще сильнее, хотя казалось бы — куда больше? Девушки прожигали нас взглядами.
— Прэлестно, прэлестно… — обладатель римского носа грассировал совсем не по-римски. — Они эщё и алкоголики… Не пэребор, Илья Семеныч?
— Напротив, Владимир Иванович, именно то, что надо. Вы, как директор колледжа, должны понимать, что выходки, подобные демаршу Яковлевой и Слынько, должны пресекаться самым суровым образом! Воли вы им много дали, вот что я вам скажу, Владимир Иванович! Разбаловали контингент! Мы, родители, платим вам немалые деньги совсем не за то, чтобы наши дети ходили здесь на головах и вытворяли кто во что горазд, без руля и без ветрил[36]! Классическое образование — это прежде всего порядок и дисциплина, причем очень жесткий порядок и суровая дисциплина! И вы знаете, что другие родители полностью поддерживают меня в этой позиции! Да-с! Знаете, как раньше говорили, отдавая ребенка в учение? «Мясо ваше, кости наши». По смыслу — бить его можете сколько угодно, но кости не ломайте, калечить нельзя! Почему в английских закрытых учебных заведениях все по струнке ходят вне зависимости от титулов, происхождения и денег родителей? Потому что там знают толк в воспитании, потому и создали империю, над которой никогда не заходит солнце! И наши предки, которые одну шестую суши на планете под себя подгребли, тоже, знаете ли, розог при учебе не считали! Вот взять мою Светлану — есть у вас к ней претензии? Нет! А знаете, почему? Потому что я ее с малых лет…
Стоявший позади Лошадиная Морда, пользуясь тем, что толстячки его не видят, закатил глаза, состряпав выражение лица в стиле «Ну вот, началось…».
Митрич хрюкнул.
Уточка осекся и подозрительно посмотрел на Митрича.
Воспользовавшись паузой, стушевавшийся[37] потомок Марка Аврелия[38] торопливо зачастил. Настолько торопливо, что даже грассировать перестал:
— Вы абсолютно правы, Илья Семенович, это прекрасный выбор. И я очень благодарен вам — и не только за все то, что вы делаете на посту председателя Попечительского Совета колледжа, за все наши совместные проекты с «Альтернативным миром», нет, не только! Вот именно за то, что вы даже в таких мелочах считаете себя должным принимать личное участие! Вот если бы все родители были бы такими же активными, вовлеченными и нестандартно мыслящими! Это было прекрасное решение — не запрещать их дурацкое требование бесплатных тренеров, а высмеять его, довести до абсурда! И ваш Александр сделал прекрасный выбор — вы только посмотрите на них, это же… — директора просто передернуло от отвращения. — Я, пожалуй, воздержусь от эпитетов, мы все-таки в детском учебном заведении. И, думаю, мы даже выпишем Александру небольшую премию…
— Саня, сцуко! — одними губами прошептал Митрич, — Он это все специально устроил!
— Не факт! — я помахал у него перед носом указательным пальцем. Реакция «на старые дрожжи» захватила уже практически весь организм, и мне было все труднее себя контролировать. — Никогда не надо думать о людях плохо, пока нет стапыр… стапыр… ста-пра-цент-ных доказательств. Может, он просто бухнуть хотел, а все случайно совпало!
Завершив махи, я повернулся к толстячкам и обнаружил, что все трое (включая Лошадиную Морду) с огромным интересом смотрят на нас с Митричем.
— Достопочтимейшие, вы закончили? — ледяным тоном поинтересовался директор. — Мы можем продолжать? Прекрасно. Ну что, Александр должен был в общих чертах ознакомить вас с вашими функциями в нашем колледже. Но на всякий случай — повторю: вы должны подготовить к участию в итоговом турнире группу из пяти наших учеников.
Стоящий рядом Уточка подтверждающе кивнул.
— Прошу вас отнестись к этой работе ответственно, и приложить все усилия для победы ваших подопечных. Сделать для этого, я бы сказал, все возможное! — тут он все-таки не сдержался, и его тонкие губы скривились в усмешке. — Я могу на вас рассчитывать?
— Бес-с-сбзара — Митрич немного запутался в буквах, а я ему помочь не мог, поэтому лишь подтвержающе икнул.
— Прекрасно! — величественно кивнул директор. — Теперь по деньгам. Я думаю, пять тысяч рублей в неделю будет суммой, вполне адекватной прилагаемым вами усилиями?
— Каждому[39]? — поинтересовался я. Взгляд Светы, молча стоявшей сзади, казалось, скоро прожжет дыру у меня между лопаток. Но нас с Митричем уже понесло.
— Каждому! — подтвердил директор.
— Маловато будет[40]! — вмешался Митрич. — Добавить бы надо, барин. Овес нынче дорог[41].
Директор вопросительно посмотрел на главу Попечительского Совета. Тот поморщился, как будто раскусил лимон.
— Хорошо, семь тысяч в неделю, — перевел директор. — Семь тысяч вас устроят?
— А чо, нормально, — не стал спорить Митрич. — Семь тыщ это не пять.
— Ну вот и договорились! — резюмировал директор. — Ну что, пойдемте знакомиться с вашими воспитанниками?
И, не дожидаясь ответа, двинулся к двери. Уточка с Мордой пошли в кильватере, мы тоже присоединились к шествию.
— А говорил, что торговаться не умеешь! — подколол я Митрича. Реплика прозвучала неожиданно громко, Сергеевна и Семеновна вздрогнули, но ничего не сказали, ограничившись яростными взглядами.
Ох, чувствую, разнесут нас с Митричем сегодня вечером на молекулы. А и наплевать — семь бед, один ответ!
Шли мы долго, я даже успел немного протрезветь. Колледж «Лига молодых львов», как я предполагал, был построен в подражание Хогвартсу — все тот же древний замок, увитый плющом. Все то же безумное количество крытых переходов, винтовых лестниц и даже канатных переправ. Все то же безумное количество холлов, зимних садов, аудиторий и комнат разной степени обжитости, в некоторых из которых явно никогда не ступала нога человека. Ничего своего придумать не могут, честное слово, так и живут плагиатом.
Наконец, мы вошли в какую-то аудиторию, где бесновалась стая молодых приматов. Извините — ожидали преподавателя старшеклассники элитного российского колледжа. На наше появление никто не обратил ни малейшего внимания — все продолжали буйствовать, э-э-э, ожидать как ни в чем не бывало. И тут меня удивил Лошадиная Морда, который заливисто свистнул, причем не используя пальцы. Свист оказался катализатором, запустившим любопытную реакцию — по буйствующей толпе запрыгали крики «Атас!», «Ректор!», «Ректор пришел!». Причем многие старшеклассницы слово «ректор» произносили с явственным любовным томлением. Пузанчик даже приосанился, чего нельзя сказать о представителе родительского комитета. Поборник дисци