— Спокойно, бабульки, спокойно! Все будет хорошо, не переживайте, у вас есть я! Просто некоторым людям свойственно делать ошибки, а другим — эти ошибки не замечать. И только самые умные люди, типа меня, знают, куда ткнуть пальцем, чтобы вся стена развалилась. Нет, не скажу. Нет. Да нет, говорю же вам! Не переживайте, солдат ребенка не обидит! Все, все, валите спать, и хромоножку этого с собой прихватите. В половину двенадцатого ночи чтобы все как штык были! В полной выкладке, при оружии и готовые к подвигам! Ждать никого не стану, нам еще к нашему участку топать. Кто опоздает, сам себе вражеский Буратино. Все, пока, я погнал.
Митрич исчез, мы пожали плечами и вышли из игры.
Естественно за чаем обсуждалась главная новость дня:
— Нет, вы как хотите, а я не верю. Не верю и вше! — горячилась Семеновна. — Ну не может Андрюшка нас шдать. Не шдать в смысле шдать, а в смысле — шдать. Тьфу! В общем, обидеться может. Послать может. А вот так вот, хладнокровно продать жа бабки…
— Нин, вот только давай без этого, хорошо? — осаживала ее бригадирша. — Сама знаешь, в жизни все бывает. Родные дети маму с папой за копейки продают, из-за хрущовки убогой подставляют так, что мама не горюй. А тут. Чужой практически человек, да еще и обиженный на нас.
— А вше равно, — упрямилась врачиха. — Я людей чую, научилась уже понимать жа штолько-то лет. Не такое у Андрюшки воспитание[147]. В самом крайнем случае. Баршука сдаст, а про нас трепать не будет. Ну так Баршук нам и не шват, не брат. Мы люди маленькие. Эти миллионеры пушть шами между шобой разбираются.
— Это я ему сказала про планы Барсука. И это я просила про планы эти помалкивать.
Светлана опять включила Снежную королеву, тон ее был настолько ледяным, что я даже поежился, как от холода.
— Да я разве шпорю… — стушевалась и Семеновна. — Прошто… Прошто грушно мне очень. И верить не хочется.
— Это всегда грустно, Нин, — с неожиданной теплотой ответила Светлана. — Ты же в курсе. Мы, бабы, про это вообще знаем лучше всех. Оно всегда бывает неожиданно и всегда грустно, до иголки в сердце. Но ты права в том, что пока все стопроцентно не доказано, лучше верить. При малейшей возможности надо верить в хорошее. Иначе его совсем на Земле не останется.
Семеновна обняла Сергеевну, бабки синхронно заморгали и столь же синхронно полезли за носовыми платками.
— Хоть бы Шапог и впрямь што-то придумал… — уже откровенно заголосила Семеновна. — Не допустил бы мальчонку до греха…
— Ладно, бабоньки… — я поднялся со стула. — Я смотрю, у вас русский народный бабий плач начинается, не буду мешать своим присутствием. Пойду действительно посплю. Да и вы долго не сидите.
— Прости, Мить, — промаргивалась Светлана. — Мы сейчас пойдем. Это мы так… О своем, о женском.
Когда я уходил, вслед неслось синхронное хлюпанье носом…
Без одиннадцать десять мы втроем практически столкнулись у входа в «виртуальную комнату». Митрич же, похоже, еще так и не вылезал из капсулы. Бабки вовсе не заплаканные, наоборот, жутко деловые, мухой юркнули к себе за ширму. Я быстро разделся и загрузился в капсулу. Вход.
ДЕСЯТЬ, ДЕВЯТЬ, ВОСЕМЬ, СЕМЬ, ШЕСТЬ, ПЯТЬ, ЧЕТЫРЕ, ТРИ, ДВА, ОДИН!
Яркая вспышка.
ПРИВЕТСТВУЕМ ВАС В «АЛЬТЕРНАТИВНОМ МИРЕ! ХОРОШЕЙ ИГРЫ, ВАЛЕНТЫНЫЧ!
— Ну, наконец-то. Я думал, вас там Алевтина в плен взяла. — Митрич в полном боевом прикиде сидел на табуретке и смотрел на нас… странно. Он как будто сверлил нас своими буркалами. — Ну и нервы у вас, однако. Я бы не удержался, минимум на полчаса раньше влез. Любопытство бы замучило. А вы… Скучные вы люди.
— Ладно, — охотник встал. — Собирайтесь и уходить будем. Хорошенько собирайтесь, сюда мы больше не вернемся. Все более-менее ценное на аукцион, весь хлам с собой. Сейчас к Анике-вендору зайдем, и всю эту чешую ему скинем. Он, конечно, закрылся уже, но завтра, боюсь, у нас такой возможности уже не будет. И еще не скоро появится.
— Ох, темнила, нарываешься ты… — пробурчала Семеновна, уже влезшая на аукцион через сумку. — Специально ведь это все говоришь, чтобы мы раскудахтались: «А почему мы не вернемся? А что случилось?». А ты будешь молчать и загадочно улыбаться, да? А вот фиг тебе! Из вредности ничего спрашивать не буду!
И она ткнула в сторону Митрича ловко скрученную дулю.
Я тоже изучил своего нового друга достаточно для того, чтобы понимать — он сейчас не скажет, что он там придумал. Он сейчас вообще ничего не скажет. Поэтому с вопросами тоже не лез.
При таком дружном молчании собрались мы довольно быстро, и уже в половину двенадцатого потихоньку вышли из дома. Визит к Анике тоже не занял много времени. С тех пор, как по соседству поселилась многочисленная банда Караташа, работы у деревенского лавочника прибавилось, и трудиться ему приходилось едва ли не круглосуточно. По крайней мере, удивляться ночным визитам игроков он давно перестал. Ограничился введением «ночного тарифа», по которому брал себе дополнительные 10 %. Плати и буди. Любые капризы за ваши деньги!
В общем, к полуночи мы уже вытащили из кустов Цитамола и в полном составе шли по какой-то чащобе. Минут через пять Митрич остановился, огляделся, пробурчал под нос: «Да нормально вроде, чо», и велел нам перепривязаться на возрождение в этом овражке. Мы молча подчинились, только Семеновна пробурчала:
— Надеюсь, кирза, ты знаешь, что делаешь. Куда сейчас?
— Дальше на север, вестимо, — охотно пояснил Митрич. — К нашему участку, и побыстрее. Не забывай, Эрик с Андрюшкой на лошадях поскачут, а нам их опередить надо.
— Никак засаду устраивать собрался? — хмыкнула лекарша.
— Как говорили в моем детстве, «не торопи сказку»[148]! — Митрич даже назидательно погрозил подруге пальцем. — Вы все узнаете в нужное время или несколько позже.
Ни в какую засаду мы не сели. Когда мы пересекли границы своего бывшего участка, Митрич красноречиво прижал палец к губам и махнул рукой, призывая идти за ним.
— Так ты что нас, к данжу что ли, ведешь?! — шепотом охнула Семеновна через несколько минут.
Митрич молча кивнул, еще раз прижал палец ко рту и одними губами произнес:
— Ждите, я на разведку. Только тихо мне!
Вернулся он минут через десять, не особенно таясь.
— Говно у Караташа рекруты. Они даже не спят, они вообще из игры вышли! Этих часовых хоть в… — он осекся и махнул рукой. — Пошли уже…
Возле входа в данж и впрямь обнаружилось два безжизненных тела. Вернее, с первого взгляда все казалось нормальным. В слабом синем мерцании мембраны портала две сидящие фигуры, казалось, бдительно несут службу. И только подойдя поближе, можно было разглядеть закатившиеся глаза — первый признак «эвея».
— Ну и какого хрена ты нас сюда притащил? — набычилась Семеновна. — Ты идиот? Ты не видишь, что вход синий, а не малиновый? Так как ты, как и Митя, гайды не читаешь, я тебе объясню — этот цвет означает, что без разрешения хозяина этой земли мы сюда зайти не сможем. Нет! Вообще нет! Или пока нас не было, ты у Караташа пригласительные вымутил? Или тебе твой дружок Андрюшенька их сейчас в клюве принесет?
— Да тихо ты! — шикнул Митрич, вперившийся в карту. — Все, Андрюха с Эриком уже в доме. Скоро начнется!
— Да что начнется-то?
— Помолчи… Эх, хотел бы я увидеть, что там сейчас происходит!
Меж тем в доме не происходило ровно ничего интересного. Караташ, сидящий за громадным столом, молчал и внимательно разглядывал расположившегося на хлипком стульчике Андрюшку. Рассматривал холодным, как у рыбы, взглядом. Андрюшка поначалу дерзко пялился в ответ, но не ему было играть в гляделки с многоопытным в психологической борьбе азербайджанцем. Вскоре «барин» смутился и опустил глаза.
Караташ удовлетворенно откинулся на спинку стула.
— Ты меня о встрече просил. Интересно попросил. Правильно так попросил, чтобы я пришел. Извини, парень, я не верю, что это твои слова. Кто тебя научил? — и олигарх вновь цепко впился взглядом в своего визави.
Андрюшку бросило в пот.
— Это… Я тут вот что хотел…
— КТО?! — с еще большим нажимом повторил Караташ.
Андрей опять сдался и отвел глаза:
— Папа, — еле слышно ответил он.
— Верю, — одними губами улыбнулся азербайджанец, глаза остались все теми же цепкими и колючими. Он встал и вышел из-за стола. Мягкие кожаные сапоги ступали по ковру практически беззвучно.
— Я вот что хотел сказать… — опять начал Андрюшка.
— Погоди… — на сей раз магнат прервал своего собеседника не жестко, а мягко, даже вкрадчиво. Дескать — ну куда ты торопишься, так хорошо сидим, а ты суетишься. — Погоди, паренек. Я примерно понимаю, что мы мне хочешь рассказать. И мне это будет очень интересно услышать. Зачем врать? Было бы неинтересно я бы не пришел сюда ночью. Но пока мне гораздо интереснее узнать про другое — а ЗАЧЕМ ты мне хочешь это рассказать? Зачем? А?
Андрюшка понимал, что от этого разговора во многом зависит вся его дальнейшая судьба, и уже потихоньку начинал паниковать. Беседа шла совсем не так, как он предполагал. Он облизал пересохшие губы:
— Ну, короче, мы… Мы поругались.
— Знаю, — удовлетворенно кивнул олигарх. — И ты хочешь их наказать. Так?
Андрей замотал головой:
— Нет! Не так.
— Вот даже как? — Караташ удивленно вскинул бровь.
Он подошел к Андрюшке вплотную и посмотрел ему в глаза. Несмотря на то, что хозяин был на полголовы ниже гостя, казалось, он смотрит на собеседника сверху вниз.
— Тогда чего ты хочешь? Это самый главный вопрос чего ты хочешь? Я понимаю, с каким товаром ты пришел ко мне, но прежде чем мы начнем серьезный разговор, мне надо понимать — а чего ты хочешь взамен? Мести? Богатства? Власти? Силы? Может, ты в женщину влюбился, тебе нужна она, и ты пришел ко мне за помощью? Я не знаю! Я стою здесь как старый дурак и не понимаю чего от меня нужно гостю. А я не люблю выглядеть дураком.