В одном боевом вылете в район севернее Лепшеня на десять штурмовиков напали сразу четырнадцать «мессеров».
Озеров принял решение закончить атаку и по радио дал команду:
— Всем сбор!
Сопроводив последний самолет до входа в пикирование, он отвернул машину вправо и со снижением пошел как бы под строй, под боевой порядок штурмовиков. Остальные «илы» также один за другим стали отворачивать вправо. Получилось вроде роя пчел, сгруппировавшихся вокруг своей матки. Спокойно, в таком несколько беспорядочном боевом порядке штурмовики прошли линию фронта. Воздушные стрелки решительно отбивали атаки «мессеров». Затем ведущий группы вышел вперед, и штурмовики построились в боевой порядок правый пеленг для следования по обратному маршруту.
Благополучно совершив посадку, Озеров доложил командиру полка о выполнении боевого задания.
Собрав летный состав эскадрильи, он сказал:
— Товарищи, давайте разберемся, что произошло у нас в этом вылете. Во время ухода от цели нарушилось огневое взаимодействие, самолеты хаотично расположились вокруг ведущего, притом у самой земли на бреющем полете. Это вроде бы плохо, — анализировал действия летчиков командир группы. — Зато мы отбили все атаки «мессеров». В этом, конечно, нам хорошо помогли истребители прикрытия. Но в то же время наши воздушные стрелки получили возможность вести огонь из пулеметов. И надо отметить: они блестяще выполнили свои обязанности по отражению атак истребителей. За отличное выполнение боевого задания и успешное отражение атак вражеских истребителей всем воздушным стрелкам объявляю благодарность.
Десять сержантов вскочили с лавочек и на едином выдохе ответили:
— Служим Советскому Союзу!
— Молодцы, стрелки, — еще раз похвалил их Озеров, — и впредь так действовать. Продолжим наш разбор. Мне представляется, что полет нашей группы при уходе от цели напоминал полет роя пчел.
Летчики заулыбались, легкий смех прокатился по землянке.
— Ничего смешного я не вижу, — продолжал Озеров. — Наш боевой порядок напоминал полет роя пчел. Может быть, так и назовем наш новый боевой порядок при уходе от цели: строй-рой. Такого слова в авиационной терминологии нет, но это не беда. Все, что работает на победу, — уже хорошо.
Так после оживленных обсуждений в лексикон летчиков вошло название боевого порядка при уходе от цели «строй-рой». В дальнейшем они десятки раз успешно применяли этот боевой порядок.
Воздушный парламентер
Человек в летном комбинезоне просунулся в узкую дверь землянки, отряхнул перчаткой снег с унтов. Это был лейтенант Петр Орлов.
— Погодка нелетная! — ворчливо сказал он. Летчики, сидевшие вокруг стола, сколоченного из необструганных досок, потеснились, чтобы дать место вошедшему.
— Сдается мне, что много будет работы нашим «илам», — сказал он, снимая шлем и не очень-то восторженно отвечая на приветствия друзей. Ворчливый тон его как-то не вязался с его молодым, приятным лицом, высокой и статной фигурой.
Озеров, хорошо знавший этого веселого, неунывающего парня, с любопытством посмотрел на него и спросил:
— Чем недоволен, Петр Иванович?
Орлов заговорил не сразу, хотя отлично понимал, что от него ждут каких-то новостей.
— Говорят, что Гитлер перебрасывает крупные резервы на наш фронт, — глянув на товарищей, сказал он. — Грозит нам устроить «котел».
Разом заговорили все, кто был в этой тесной землянке. Летчики, как заправские стратеги-полководцы, принялись разбирать обстановку на фронте, предлагать свои решения, рассуждать о замыслах врага. А обстановка была сложной. И хотя было ясно, что судьба группировки предрешена, гитлеровцы оказывали отчаянное сопротивление, надеясь на помощь извне.
Аэродром 707 ШАП располагался на берегу Дуная, у деревни Мадоча, южнее Будапешта. До города было рукой подать.
Штурмовики уже летали в район Будапешта и хорошо знали обстановку, так что пошуметь да поспорить им было о чем. Но вдруг в землянку вбежал посыльный из штаба и громко выкрикнул:
— Старший лейтенант Озеров здесь?
— Здесь, — отозвался Евгений.
— Вас вызывает генерал Белицкий.
— Ого, к самому генералу! — проводил Евгения недоуменно Петр Орлов. — Что-то будет!
Озеров вышел из землянки, глянул на небо. Низко-низко, над самой землей, висели седые облака. Казалось, они и не двигались вовсе, повиснув белесыми космами. Идет снег — и довольно густо. О полетах и речи быть не может.
Когда он вошел в землянку командного пункта, командир дивизии генерал-майор авиации Геннадий Иванович Белицкий стоял у стола. Высокий, слегка сутулый, седой человек с чисто выбритым строгим лицом, он быстро посмотрел на Озерова, знаком приказал обождать и снова углубился в изучение карты.
— Товарищ старший лейтенант, — обратился наконец генерал к Озерову, — сегодня в одиннадцать часов вам надлежит пролететь над Будапештом и разбросать листовки с ультиматумом советского командования о капитуляции гитлеровского гарнизона. При выполнении задания оружия не применять. Ведомый — по вашему усмотрению. Ставлю вас в известность, что в это же время с двух участков фронта от наземных войск в расположение противника направятся для вручения ультиматума офицеры-парламентеры. Готовьтесь к выполнению задачи. Команду на вылет дам лично. — Помолчав, он добавил: — Задача важная, ответственная, почетная. Поручаем ее вам, коммунисту. Решается судьба тысяч людей. Многих тысяч.
Пролететь над Будапештом… Озеров хорошо знал, что это значит. Генерал тоже знал, и Евгению показалось, что взгляд его, несмотря на официальный тон, говорил ему то, чего нельзя сказать по уставу: «Держись, браток! Это надо сделать, сынок. И постарайся вернуться обратно…»
— Товарищ генерал, все ясно. Разрешите готовиться?
В ультиматуме говорилось о том, что войска 3-го Украинского фронта, выйдя к реке Дунай и заняв город Естергом, соединились с действующими в этом районе на другом берегу Дуная войсками 2-го Украинского фронта и завершили полное окружение немецких и венгерских войск, находящихся в районе Будапешта.
Одновременно части Красной Армии развивали наступление в Чехословакии, близилось полное очищение от немецких войск всей Венгрии.
В этой обстановке дальнейшее сопротивление не имело никакого смысла и привело бы к многочисленным жертвам и разрушению столицы Венгрии — Будапешта.
Это был акт величайшей гуманности. Ради спасения города и сохранения жизни сотен тысяч людей советское командование предлагало гитлеровским войскам сложить оружие.
Одновременно гитлеровцы были предупреждены, что в случае отказа сложить оружие на них ложится вся ответственность за уничтожение окруженных войск, разрушения в Будапеште и гибель мирного населения.
Сейчас доподлинно известно, что в штабе 3-го Украинского фронта к 28 декабря 1944 года из показаний пленных и данных разведки было известно, что немецко-фашистские войска готовились к контрнаступлению из района юго-восточнее Комарно. В то же время было установлено, что окруженная группировка противника в Будапеште готовится к нанесению удара из района Буды в северо-западном направлении с целью выйти из окружения.
Эта обстановка требовала от командования 3-го Украинского фронта немедленных действий по уничтожению окруженной в Будапеште группировки с целью высвободить войска, окружившие непосредственно город, и подготовить их для отражения готовящегося наступления противника на внешнем кольце окружения.
Затягивать сроки ликвидации окруженного гарнизона было невыгодно. Но несмотря на это советское командование сочло возможным обратиться с предложением о капитуляции.
— Готовься к вылету, — сказал Озеров Петру Орлову, возвратившись в землянку.
Коротко объяснив Орлову задачу, Евгений вопросительно глянул на товарища. Озеров знал, что Орлов не дрогнет даже в самую трудную минуту. Этот отважный парень умел ценить доверие командира. Он отлично понимал, что участие в таком ответственном полете может быть поручено далеко не каждому летчику.
— Давай уточним обстановку! — просто сказал Орлов, вынимая карту из планшета. — И подумаем, как нам лететь.
Друзья прикинули, что при снегопаде и плохой видимости им легче будет пройти над городом на бреющем полете, над самыми крышами домов, — это затруднит вражеским зенитчикам вести огонь по их самолетам, особенно из зенитных установок, которые стоят на крышах. Но бреющий полет — опаснее: можно удариться о тросы аэростатов заграждения или врезаться в шпиль какого-нибудь костела или большого здания, которых в Будапеште достаточно. Но иного варианта у них просто не было.
— Петя, стрелять нам запрещено, — предупредил командир своего друга.
— Вот тебе раз! И это — боевое задание, — недоумевал Орлов. — А как же зенитные пулеметы? Заградительный огонь? Они тебя бьют, а ты смотри?
— Нельзя, Петя! Мы — воздушные парламентеры. Командир дивизии сказал: «Вы — коммунисты!» Понял, Петя?
Прикинув и рассчитав все как следует, они изложили свои планы командиру дивизии, и он разрешил им — в случае явной угрозы срыва выполнения задачи — применять оружие.
— Но только для обороны — и не больше! — добавил генерал.
Парламентеров-штурмовиков подготовили к вылету. Их бомбовые люки «заряжены» на этот раз далеко не боевым грузом — листовками. Можно бы уже запускать моторы. Но вдруг дали команду: «Отставить!»
Командир полка не решается выпустить их в полет, когда видимость в районе аэродрома всего 300–500 метров. Не видно даже половины взлетно-посадочной полосы, к тому же очень узкой. Об этом командир дивизии доложил командующему 17-й воздушной армией генерал-полковнику авиации Владимиру Александровичу Судец. Командующий подтвердил свой приказ — выполнять задачу, несмотря ни на что.
В начале одиннадцатого у двух самолетов собрались друзья — летчики, техники, механики. Пришли представители политуправления фронта, которые ночью привезли на аэродром листовки с текстом ультиматума, а также товарищи из соседних частей, в том числе летчики-истребители. Легкий снежок заносил капониры, падал на радиостанцию, на невысокие бугры землянок.